Энтони Беркли - Отравление в Уичфорде
— Господи! — вздохнул, не без некоторого восхищения, Алек. — Как же у тебя ловко подвешен язык! Ты действительно веришь во всю эту белиберду?
И Роджер рассмеялся:
— Если честно, Александр, то нет! Это все дешевая и циничная галиматья, которой четырехразрядный писатель начиняет свои книжки в надежде, что неразборчивый читатель повысит его в своих оценках до уровня третьеразрядного. Но ты сам чересчур далеко зашел по пути восхищения двухпенсовой любовной макулатурой, так что я счел необходимым немного подзадорить тебя. Никто лучше меня не знает, что мужчина без своей женщины только полчеловека, и что женщина (настоящая, та, что ему нужна, конечно) может не только сделать из него существо в два раза превосходящее того, кем он является от природы, но может преобразить его жизнь, какую угодно тусклую и неинтересную, в нечто потрясающее и чудесное — даже слишком чудесное иногда для такого убежденного холостяка, как я, чтобы наслаждаться подобным счастьем. Но теперь я уже и сам заговорил как герой дешевого мелодраматического романа.
— Однако, если никто лучше тебя не знает, как велико это счастье, почему же ты все-таки пребываешь в холостяках?
— Потому что, Александр, в моем случае настоящая женщина, — ответил довольно небрежно Роджер, — оказалась, к сожалению, замужем за другим.
Алек хрипло откашлялся. Для него как англичанина было почти невыносимо проявлять чувства в присутствии представителей своего собственного пола, и он не смог найти слова для подходящего ответа, однако, несмотря ни на что, был глубоко тронут. Впервые Роджер намекнул на некую трагедию в своей жизни, а то, что это была для Роджера трагедия, Алек понимал интуитивно. И в свете этого признания очень многое, что прежде было непонятно, для него прояснилось.
— И все-таки в основе моего отношения к женщине есть, так, на самом донышке, какая-то доля истины. Обычная женщина не обременена избытком мозгов и считает себя немного загадочной, но, разумеется, таковой не является. Во всяком случае, в моих словах достаточно истины, чтобы ты понял, почему я собираюсь заняться любовью с миссис Сондерсон. Ты это понял, да?
— Нет, будь я проклят.
— Я так и думал, что ты не поймешь, — ответил радостно Роджер.
— Но ты, по-видимому, твердо на это решился, так что нет смысла мне соглашаться или возражать.
— Значит, ты все-таки кое-что для себя уяснил, — одобрил Алека Роджер, и на этом они покончили с женщинами.
Незадолго до ленча Шейла отыскала Роджера, читавшего у камина в гостиной.
— Кстати, Роджер, вы попросили меня вчера раздобыть фотографию миссис Бентли, но я начисто об этом забыла. Поэтому сегодня я съездила в город и купила ее фотографию. Вот она.
— Спасибо, Шейла, — и Роджер стал разворачивать бумагу, в которую была завернута фотография, — значит, они продаются в магазинах, фото миссис Бентли?
— Господи, да конечно! И везде. Я только удивляюсь, как они не додумались еще напечатать на них внизу "Подарок из Уичфорда".
— Да, сейчас в моде кустарное производство, кровожадные писатели и убийства мужей. Ну хорошо! Значит, это та самая леди, да? Надо внимательно ее разглядеть.
С откровенной дружеской бесцеремонностью, свойственной еще сексуально неразвитым юным существам, Шейла села на ручку кресла, в котором устроился Роджер, облокотилась на его плечо так, что ее фетровая шляпка с маленькими полями то и дело задевала его щеку, и стала вместе с Роджером рассматривать фотографию, лежавшую у него на коленях. Они смотрели на нее молча: лицо привлекательное, круглое, полное в характерном для латинян духе, большие смеющиеся глаза, губы полные, но не чувственные, вздернутый нос, тонко очерченные брови и очень темные, почти черные волосы. Когда она фотографировалась, ей было, наверное, года двадцать два или двадцать три, и она весело улыбалась.
— Чувствуется ее южное происхождение, сказал бы я если судить по внешнему виду. Около Парижа чаще встречается франкский тип, а это чисто латинская кровь, ближе к итальянской.
— Но она может показаться почти итальянкой, правда?
— Не то слово — "почти". Итальянцы и принадлежат к той же самой расе. Латиняне, то есть древние римляне предки современных итальянцев. Итак, Шейла, что вы думаете о ней? Можете вы представить, что эта женщина отравила мужа, или нет?
— Нет, — без малейшего колебания заявила Шейла, никогда. У нее слишком жизнерадостная для этого улыбка.
— Пусть ее улыбка не вводит вас в заблуждение. Постарайтесь представить себе это лицо в спокойном состоянии или, наоборот, в гневе. У нее вздорный нрав, это я могу сказать вам с уверенностью. И у нее от природы страстная натура. Представьте теперь, что она безумно, безудержно влюблена в этого Аллена, но связана с маленьким, пожилым, похожим на крысу мужем и всем своим страстным сердцем желает освободиться от брачных уз! Теперь вы можете представить, что она его убила?
— О да, легко. Но не по той причине, которую назвали вы. Она могла убить его, ослепленная яростью, пырнуть, например, ножом или застрелить, но отравить — никогда!
Роджер повернулся в кресле и взглянул Шейле в лицо.
— Мисс Пьюрфой, — сказал он почти не насмешливо, — известно ли вам, что вы есть молодая, но очень проницательная женщина?
— Да, я не совсем дура, — любезно согласилась мисс Пьюрфой, — если вы это хотели сказать. Но я никогда себя дурой и не считала.
— А сколько вам лет? Восемнадцать?
— Девятнадцать. И скоро будет двадцать.
— Девятнадцать! Это потрясающе! И в вашем мизинце в пять раз больше ума, чем у пяти взятых вместе обыкновенных юношей девятнадцати лет, не говоря уж о том, что вы обладаете этим раздражающим качеством, свойственным женскому полу, известным под названием "женская интуиция".
Шейла прислонилась к спинке кресла и положила ногу на ногу, а то, что узкая юбка из твида поднялась на дюйм или два и открыла на обозрение две топкие щиколотки. она или не заметила, или ей было это совершенно безразлично (и мы склонны подозревать последнее).
— Валяйте дальше, Роджер, — сказала она, чувствуя себя очень комфортно, — я люблю, когда обо мне говорят. Так, значит, в моем мизинце ума больше, чем у пяти парией в голове, да?
— Да, это так. — подтвердил Роджер. — Но это сейчас, однако через год или два вы растеряете весь свой ум.
— О! Почему же вы так думаете?
— У этого процесса есть техническое название — развитие сексуального сознания. Но мы не будем углубляться в данную сферу.
— Но я уже чертовски мною знаю о сексе, — откровенно призналась мисс Пьюрфой.
— Не сомневаюсь, — мягко заметил Роджер, — и когда мне потребуется небольшой инструктаж по данному предмету, я, наверное, обращусь к вам или к кому-нибудь из ваших ровесниц. И все же в эту область, как я уже сказал, мы вторгаться не станем. Мы же говорим с вами об уме. Так вот, вы потеряете его весь, без остатка. Однако пусть это вас не огорчает. Он снова к вам вернется. Возможно, когда вам исполнится тридцать и уж обязательно в сорок лет.
— Очень от этого будет большая прибыль — в таком-то возрасте, пробурчала мисс Пьюрфой.
— Да, не слишком большая, — согласился Роджер, если учесть, что именно тогда, когда он больше всего нужен, у вас его и не будет. И все же утешьтесь, моя дорогая: все представительницы вашего пола должны пройти через эту стадию. Хотя, возможно, огромное большинство и не проходит.
— То есть, на что вы намекаете? Почему это не проходит?
— Да потому, что у подавляющего большинства представительниц вашего пола ума вообще нет. И никогда не было, у бедняжек, и никогда не будет. Что же касается дополнительных замечаний на данную тему — обратитесь к вашему кузену Александру.
— Ну тогда, — сказала мисс Пьюрфой, — если вы перестали умствовать насчет женщин, не хотите ли послушать что-нибудь насчет мужчин?
— Нет, пожалуйста, не надо. Я о них все и сам знаю. Позвольте мне кое-что рассказать вам о мисс Шейле Пьюрфой.
— Позволяю. Шпарьте!
Роджер еще больше развернулся в кресле. Фотография упала на пол.
— Итак, мисс Шейла Пьюрфой сидит на ручке моего кресла в позе, которую у любой другой представительницы ее пола я бы назвал намеренно провоцирующей. И, признаться, если бы я не был существом с выдающейся выдержкой и аскетическим умонастроением, я бы, наверное, соблазнился обвить ее талию рукой.
— Так обвивайте, если хотите, — великодушно разрешила мисс Пьюрфой.
Роджер сжал одну из маленьких смуглых рук.
— Я бы даже соблазнился поцеловать ее!
— Роджер! — воскликнула радостно Шейла. — Вы, кажется, собираетесь пофлиртовать со мной?
Роджер убрал свою руку.
— Ну конечно собирался, — сказал он огорченно, — но вам об этом не стоило говорить. Пойдите, поиграйте в куклы, Шейла. Я же возобновлю наш флирт, когда вы станете большой девочкой.
