Агата Кристи - Дама исчезает
Ее снова обуял страх, как раньше в приюте. То было первое предупреждение, но она его неверно истолковала.
Она наблюдала, как медленно к ней приближается стилет… На лице миссис Ланкастер сияла счастливая улыбка. Она действительно верила в то, что выполняет высшую волю.
Таппенс поразило, что старуха не выглядела при этом ненормальной. Еще бы! Она ведь верила, что исполняет свой долг.
Снизу раздался грохот и треск. Эти звуки заставили Таппенс потерять сознание.
— Она приходит в себя, — услышала она чей-то голос. — Выпейте это, миссис Берсфорд!
К ее губам поднесли стакан, но Таппенс яростно отбивалась. В ее сознании возникло отравленное молоко. Правда, она помнила о том, кто об этом говорил. Молоко! Нет, ей дают что-то другое. Иной запах!
Она прекратила сопротивление и сделала глоток.
— Бренди! — сказала Таппенс, узнав, наконец, вкус напитка.
— Верно! Выпейте еще!
Таппенс подчинилась. Откинувшись на подушки, она осмотрелась.
Везде битое стекло, стремянка, верхушка какой-то лестницы, которая виднеется через окно…
Наконец она остановилась на человеке, который держал стакан.
— Эль Греко! — сказала она.
— В чем дело?
— Да так, пустяки…
Вспомнив о том, что произошло, Таппенс спросила:
— А где миссис Ланкастер?
— Она в соседней комнате… Отдыхает…
— Понятно…
На деле Таппенс ничего не понимала. Она спросила Филиппа Старка:
— Это вы меня спасли?
— Да. Но почему вы назвали меня Эль Греко?
— Выражение… Страдание… Я видела такой портрет в Толедо… А может, в Прадо?
— Я вижу, вам стало лучше.
Она постаралась ему объяснить:
— В приюте я ошиблась. Я неверно ее восприняла. Я боялась за нее, а надо было бояться ее… Я ведь пыталась ее защитить, спасти… Вы понимаете, о чем я говорю?
— Никто не сможет понять вас лучше меня.
— Кто она? Ланкастер и Йорк позаимствовано у роз… Но должно быть и другое имя?
Постояв у окна, сэр Филипп резко обернулся и сказал:
— Она была моей женой!
— Но ведь ваша жена умерла! Я видела дощечку в церкви!
— Я говорил всем, что она умерла за границей и повесил дощечку, чтобы мне не задавали никаких вопросов.
— Кто-то говорил, что она вас бросила…
— Так и было.
— Вы ее увезли, когда узнали про детей?
— Вам и это известно?
— Она мне сама сказала, но в это трудно поверить.
— С виду она была совершенно нормальной, но полиция начала кое-что подозревать. Пришлось принять срочные меры.
— Я вас понимаю…
— Она была тогда так красива!
Его голос дрогнул, когда он продолжил:
— Вы видите, как она хороша на портрете. Водяная лилия! Она всегда была своенравной и непокорной. Ее мать — последняя из Боррендеров. Последняя представительница старинного рода, которая сбежала из дома, связалась со всяким сбродом. Ее дочь стала танцовщицей, успешно выступала, но потом и она стала помощницей преступников. Все это щекотало ей нервы. Став моей женой, она со всем этим покончила. Ей хотелось жить тихо, иметь детей. Я был богат и счастлив, но жизнь не сложилась. Детей у нас не было. Жена стала считать, что это расплата за старые грехи… Возможно, она была со странностями от рождения, но я ее любил и ничего не замечал. Я не хотел, чтобы ее заперли в психиатрической лечебнице, и пытался спасти… Мы охраняли ее много лет…
— Мы?
— Мне помогала моя дорогая Нелли. Она все планировала и организовывала, стараясь изолировать больную от детей. Для этого лучше всего подходили дома для престарелых.
Все это нам посоветовал мистер Экклс. Он опытный адвокат, хоть берет дорого.
— Шантаж! — не удержалась Таппенс.
— Я никогда не воспринимал его в этом свете. Мне нужны были его советы!
— Кто нарисовал лодку на картине?
— Я. Это ей очень понравилось, потому что напоминало об успехе на сцене. Она любила эту картину Восковена, но однажды написала на ней черной краской имя убитого ребенка. Тогда и пришлось добавить лодку, чтобы это скрыть.
Дверь в стене приоткрылась. Появилась миссис Перри.
— Она в порядке? — спросила женщина сэра Филиппа.
— Да! — ответила за него Таппенс.
— Ваш муж ожидает вас внизу в машине… Думаю, вам хочется поскорее отсюда выбраться.
Посмотрев на дверь, ведущую в соседнюю комнату, миссис Перри спросила:
— Она там?
— Да. Она предложила миссис Берсфорд стакан молока, но та отказалась…
— Тогда она выпила его сама?
Помолчав, он ответил:
— Да…
— Доктор Мортимер приедет попозже, — сказала миссис Перри.
Она помогла Таппенс подняться.
— У меня ничего не болит, я просто была в шоке, — объяснила Таппенс.
Перед уходом она подошла к сэру Филиппу.
— Я могу для вас что-нибудь сделать?
— Только одно… На кладбище вас ударила тогда Нелли Блай.
— Я это знаю…
— Она испугалась, что вы узнаете нашу тайну. Я виноват во всем: заставил ее жить в вечном напряжении.
— Она вас очень любит. Я не стану теперь искать миссис Джонсон…
— Большое вам спасибо!
Миссис Перри молча ожидала ее у двери.
Таппенс осмотрела еще раз комнату и выглянула наружу, стараясь запечатлеть в своей памяти канал и далекие холмы. Она понимала, что никогда больше не захочет сюда приехать. Действительно, этот дом не использовали по назначению…
— Кто вас сюда прислал? — спросила Таппенс.
— Эмми Восковен.
— Я так и думала…
Она спустилась с лестницы, сопровождаемая миссис Перри. Вспомнились слова Эмми: «Это дом для влюбленных». Действительно, так и было. Но теперь она мертва, а он еще жив…
Наконец Таппенс очутилась в саду, где ее поджидал Томми.
Когда она уселась с ним рядом в машине, Томми попросил:
— Не делай этого больше, Таппенс! Никогда не делай!
— Не буду. Я уже слишком стара. Бедняжка Нелли Блай!
— Почему?
— Она безумно любит сэра Филиппа Старка и все эти годы преданно ему служила. И все напрасно…
— Ты ошибаешься! Ей это доставляет наслаждение. Есть женщины, которые обожают быть жертвами.
— Какой ты жестокий!
— Куда поедем?
— Домой! Только домой! И там остаться!
— Приятно слышать мудрые речи. Ты назвала меня жестоким… Так знай, если Альберт снова подаст нам на стол подгоревших цыплят, я его убью!