Роберт Голдсборо - Смерть в редакции
— Полагаю, вы не намеревались продать ему свой пакт акций?
— Вы правы, хотя моя доля в общем капитале — мелочь. Думаю, что ему на мои акции плевать. То же относится и к Эллиоту Дину, — продолжил Бишоп, пожевав мундштук трубки. В помещении возник дух инспектора Кремера. — На пару у нас немногим более семи процентов.
— Действительно, не много, — кивнул, соглашаясь, Вульф. — Скажите, мистер Дин так же рьяно, как и вы, выступает против перехода газеты под контроль мистера Макларена?
— Да, черт возьми! Когда дело доходит до защита интересов Хэрриет, Эллиот превращается в настоящего тигра. Ради нее он готов босиком пройти по раскаленным угольям.
— Молодые члены семьи, очевидно, не столь безупречно верны клятве вассальной преданности главе клана, — сухо заметил Вульф.
— Совершенно верно, — согласился Бишоп. — Зная, что с вами можно быть совершенно откровенным, скажу: я не дал бы и жетона подземки за всю троицу чохом. Впрочем, уточню, я не так хорошо знаю Донну, как обоих мужчин. Она кажется женщиной умной и в меру честной… Что же касается этих шутов… Я готов предпочесть Макларена во главе «Газетт» любому из этой парочки.
— У меня создалось впечатление, что миссис Хаверхилл придерживалась точно такого же мнения. Особенно в отношении своего пасынка.
— Абсолютно точно. Если бы Макларен не был таким беспринципным мерзавцем, Хэрриет могла бы продать газету без всякой борьбы.
— Вы восхищались ею, не так ли?
Бишоп печально улыбнулся.
— Она была рождена для газеты и воплотила в жизнь все то, о чем мечтал Уилкинс. Более всего ее заботила редакционная порядочность. Я не хочу этим сказать, что она упускала возможность сделать лишний доллар — газета приносила прибыль. Но большую часть дохода Хэрриет вновь инвестировала в дело. Могу проиллюстрировать для вас ее представление о газетном деле. Тридцать лет я занимался новостями — вначале репортером, затем выпускающим редактором, заведующим редакцией городских событий, редактором-управляющим и, наконец, одиннадцать лет — главным редактором. Хэрриет все это время была издателем. И вот в один прекрасный день она приходит в мой кабинет и заявляет: «Карл, я хочу, чтобы вы стали издателем». Я признаюсь ей, что ни черта не смыслю в этом деле, а она отвечает: издатель должен быть из редакционной команды, чтобы газета никогда не теряла из вида свою первейшую обязанность.
Отмахнувшись от моего предложения вновь наполнить его бокал, Бишоп продолжил:
— Знаете ли вы, что я единственный издатель крупной ежедневной газеты в США, попавший на этот пост не из бизнеса или рекламного агентства? Я не собираюсь рассуждать о том, насколько хорошо справляюсь со своей работой. Пусть это делают другие. Скажу одно, я всегда помнил о том, что мы прежде всего информационный орган и лишь после этого средство рекламы. Замечу при этом, что я научился быть дипломатом с наиболее крупными рекламодателями, как бы противно это временами ни было.
— Согласились бы вы остаться издателем при мистере Макларене?
— Исключено, — ответил Бишоп с гримасой отвращения. — Но об этом можно рассуждать только чисто гипотетически, так как он сам не захотел бы видеть меня в этой роли. Покупая газету, он всегда приводит к руководству ею свою команду.
— Как же в таком случае вы намерены поступить? Совсем удалиться от дел?
— Мне шестьдесят три и мое финансовое положение вполне прилично. У меня пока хорошее здоровье, и я люблю работать, но вы правы, я пошлю все к дьяволу. Дети выросли, мы с женой купили домик на Багамах, где хотели бы проводить больше времени.
Вульф вылил в свой стакан вторую бутылку пива и спросил:
— Когда было обнаружено тело миссис Хаверхилл, вы находились в редакции, не так ли?
— Да. Я знал, что она встречается с Маклареном, и хотел узнать, чем закончится их встреча. Мой кабинет недалеко от ее — на том же этаже. Она обещала мне сообщить, когда Макларен уйдет. Я узнал о том, что случилось несчастье, от Сэла Милотти — капитана нашей службы безопасности. Один из его людей, Эдди Раймер, совершая обычный обход нашего этажа, обнаружил тело и тут же связался со своим начальником по радиотелефону. Когда я прибежал в ее апартаменты, там были лишь Сэл и Эдди.
— Но в здании находились и остальные? Я имею в виду приемных детей и племянника.
— Донна, Дэвид и его жена Кэролайн были в конференц-зале на двенадцатом этаже. Скотт пребывал в одиночестве неподалеку от них в своем офисе.
— Почему там оказалась Кэролайн Хаверхилл?
— Наверное, мне следовало сказать о ней раньше, — сказал Бишоп. — Эта женщина — настоящая динамо-машина. Честно говоря, я никогда не понимал, что она нашла в Дэвиде, если не принимать во внимание деньги, разумеется. Хотя мне кажется, что она сама происходит из состоятельной семьи. Я бы прекрасно ужился с ней, если бы она стала хозяйкой «Газетт». Мне кажется, что она не только умна, но и знает, как следует принимать решения. Самый большой ее недостаток — тот шут, за которого она вышла замуж. Однако это не так важно. Вы спросили, почему она там оказалась. Отвечаю: она обычно присутствует, когда принимаются важные решения, касающиеся «Газетт».
— Ее приглашают?
— Да, — кивнул Бишоп, — Дэвид предпочитает видеть ее рядом с собой, когда обстановка накаляется. Он понимает, что она соображает гораздо лучше его.
— Как она уживается с Донной?
— Нормально, насколько я знаю. Мне кажется, Донна рада присутствию Кэролайн, поскольку та благотворно влияет на своего болвана мужа.
— А как к ней относится кузен?
— Скотт? О, полагаю, он ее недолюбливает. Ему не нравятся все имеющие отношение к Дэвиду просто так, за компанию.
Некоторое время Вульф изучал крышку своего стола. Затем, подняв внимательный взгляд на Бишопа, он произнес:
— Мне хотелось, бы чтобы Кэролайн Хаверхилл пришла сюда завтра вместе с мужем и его сестрой. Не злоупотребляю ли я вашей добротой, обращаясь с подобной просьбой?
— Совсем нет. Когда мы говорили по телефону, я сам был готов это предложить. Постараюсь устроить все еще сегодня. По правде, Дэвид будет только рад.
— Вернемся к событиям в редакции «Газетт», — сказал Вульф. — Когда тело было обнаружено, мистер Макларен все еще находился там?
— Не уверен — думаю, что он уже ушел. Правда, мне известно, что, поговорив с Хэрриет, он искал Элиота.
— Ну и как, нашел?
— Да. Дин занимается частной юридической практикой, но, как адвокат Хэрриет, он также имеет офис и в здании редакции. По-видимому, Макларен встретился с ним, после того как ушел от Хэрриет.
— Полагаю, вы знакомы с условиями завещания миссис Хаверхилл?
— Знаком. Одно время она хотела поделить свои акции между приемными детьми и племянником — детям по сорок процентов, племяннику — двадцать. Но затем Хэрриет решила завещать весь свой пакет специальному трастовому фонду. Вам это известно?
— Да. Она вкратце упоминала о фонде во время визита.
Бишоп, внимательно изучив кусочки льда в стакане, произнес:
— Дело в том, что она в конце концов пришла к выводу: ни один из детей не способен возглавить компанию. Вместо того чтобы передать им дело после смерти, она создала фонд, управлять которым поручено мне, Элиоту и одному банкиру.
— Мистеру Фитцпатрику, — вставил Вульф.
— Верно. Все документы — Господи, сколько же их потребовалось! — были составлены пару месяцев тому назад. Работенка — мечта юриста.
— Как на это отреагировала молодая поросль Хаверхиллов?
Бишоп все же решил, что вторая порция виски ему не повредит, и я отправился к сервировочному столику с его стаканом в руке.
— Из того, что я слышал частично от Хэрриет и частично из иных источников, им это дело не понравилось — особенно Дэвиду, который, узнав о решении Хэрриет, не просыхал два дня. Скотт тоже ворчал. Насчет Донны ничего не могу сказать — она стояла в стороне от событий.
— Не хотела ли миссис Хаверхилл таким образом застраховаться от перехода газеты в чужие руки? Акции любого из приемных детей вкупе с ее активами составляют более пятидесяти процентов и, таким образом, гарантируют контроль над компанией.
— Я, естественно, об этом думал — даже пару раз был готов спросить у Хэрриет, — сказал Бишоп. — У меня на этот счет имеются две теории. Во-первых, в то время, когда создавалась юридическая база фонда, не было даже намека на то, что Макларен намеревается прибрать «Газетт» к рукам. По слухам, его в то время интересовало одно чикагское издание. Несмотря на похвальбу иметь газету во всех крупнейших городах англоязычных стран, Макларен публично заявлял, что рынок информации в Нью-Йорке для него слишком раздроблен, чтобы быть прибыльным. Во-вторых, если идея перехода газеты в чужие руки все же приходила ей в голову, то она, я полагаю, надеялась разыграть семейную карту и убедить одного из молодых членов семьи — скорее всего Донну — продать свои акции фонду.