Дэвид Маркум - Новые записки Шерлока Холмса (сборник)
Теперь мне хотелось получить ответы на свои вопросы. В конце концов, у нас еще было несколько часов.
– Вероятно, – начал Холмс, – мне следует до нашего приезда кое-что вам рассказать о своей семье. – Я кивнул, и он продолжил: – Когда осенью тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года вы узнали, что у меня есть старший брат Майкрофт, это вас, видимо, удивило.
– Не то слово, – согласился я.
До сих пор помню тот вечер во всех подробностях. Мы с Холмсом тогда частенько сиживали у камина, изредка прерывая молчание беседой. Знаменитый детектив как раз принялся объяснять мне свою точку зрения, согласно которой черты лица и привычки передаются по наследству. И в качестве доказательства заявил, что его старший брат Майкрофт обладает куда более серьезными дедуктивными навыками, нежели он сам. На тот момент я был знаком с прославленным детективом уже семь лет, но впервые услышал о его брате. Видя мое изумление, Холмс решил познакомить нас с Майкрофтом и привел меня в клуб «Диоген» – место, где собирались, наверное, самые нелюдимые жители Лондона. В результате в тот же вечер мы оказались замешаны в довольно странном деле мистера Мэласа, греческого переводчика.
– Я тогда считал, что у вас, как и у меня, в Англии совсем нет родственников, – пояснил я теперь.
– Я держал существование Майкрофта в секрете по ряду причин. И естественно, нежелание делиться информацией без надобности – далеко не последняя из них. Дело не в том, что я не доверяю вам, старина. Просто до той поры не находилось случая упомянуть брата.
Как вы знаете, Майкрофт состоит на службе у британского правительства. Помню, в прошлом году, как раз когда мы разбирали дело о краже чертежей подводной лодки, я говорил, что подчас Майкрофт и есть само британское правительство[5]. Повторюсь, о недоверии здесь не может быть и речи. Просто раньше было совершенно неуместно сообщать о посте Майкрофта.
В шестьдесят восьмом году мой старший брат окончил Оксфорд и, благодаря другу семьи, получил пост в правительстве. Он переехал в Лондон и снял комнаты на Монтегю-стрит неподалеку от Британского музея. Дом принадлежал нашему дальнему родственнику. Кстати, именно в этих комнатах я и сам проживал, когда несколько лет спустя приехал в Лондон.
Безусловно, невероятные навыки Майкрофта в обработке информации и улавливании взаимосвязей, которые упускали остальные, не остались незамеченными. К нему стали обращаться за консультациями из всех департаментов правительства. Благодаря своим способностям к дедукции он мог прояснить самые загадочные поступки и мотивы поведения иностранных государств и их лидеров. В ту пору Майкрофт был не таким степенным, как сейчас. Несколько раз его отправляли за границу по заданиям столь секретным, что даже мне он не мог ничего о них рассказать.
Я тогда был еще молод и обитал то в родительском доме в Йоркшире, то по месту обучения в самых разных уголках Англии. Отец Зайгер, мать Виолетта, старший брат Шерринфорд и его растущая семья – вот все мои родные.
Мой отец – второй ребенок в семье сельского эсквайра, офицер. Получив инвалидность вследствие травмы на военной службе в Индии, он отправился домой. Его старший брат, эсквайр, в ту пору проживал в Йоркшире. Но когда отец как раз был на пути домой, его старший брат умер. Находясь в Портсмуте, мой отец узнал, что стал наследником поместья.
Вернувшись домой и став эсквайром, он вскоре познакомился с моей будущей матерью, Виолеттой Шерринфорд, дочерью сэра Эдварда Шерринфорда, нашего соседа, и женился на ней. Мой брат Шерринфорд родился примерно год спустя, в сорок пятом, Майкрофт – в сорок седьмом, а я – в пятьдесят четвертом.
Отец был довольно крупным мужчиной со звучным голосом и густой черной бородой. Волевой и самоуверенный, он совершенно ясно представлял себе будущее каждого из сыновей. Шерринфорду, старшему, полагалось получить образование и принять на себя дела поместья. На него возлагалась честь продолжить род эсквайров, которые уже много лет владели землями в Йоркшире. Майкрофт должен был отправиться в университет, а затем получить пост в правительстве. Каждый из моих старших братьев в точности выполнил волю родителей.
Что касается меня, то отец решил, что я должен стать инженером. С такой мыслью летом тысяча восемьсот семьдесят второго года он нанял мне преподавателя по математике. Я уже упоминал, что им оказался профессор Джеймс Мориарти.
Мы с профессором совершенно не ладили, но тогда я и понятия не имел, насколько далеко зайдут наши разногласия. Когда позднее я узнал о формировании в Англии широкомасштабной криминальной сети, то поверить не мог, что мой бывший преподаватель математики стал лидером преступной организации, которой и положил начало. Ну а тем летом, пока я не отправился в университет, дома царило крайнее напряжение: я отчаянно воевал с Мориарти, пытаясь доказать абсолютную бесполезность изучения математических теорем, и неустанно спрашивал у отца, обязательно ли мне становиться инженером.
Единственное, что мне доставляло удовольствие в тот период, – это возможность поиграть с племянником Вильямом, родившимся в прошлом году. Славный парнишка, прямо как его отец Шерринфорд. И, кстати, даже тогда было заметно, что наш с Майкрофтом старший брат отличается недюжинным умом: он никогда не шел на конфликт, а ведь нужно учитывать, что он рос под надзором моего отца, имевшего буйный нрав.
Думаю, своим прекрасным характером Вильям обязан и своей матери Роберте, в девичестве Макайвор, которая вышла за Шерринфорда замуж в шестьдесят восьмом году. Она фактически заменила мне родную мать, у которой в то время значительно ухудшилось здоровье.
Осенью семьдесят второго я покинул Йоркшир и направился в Оксфорд. Домой я вернулся только в начале следующего года, когда у Шерринфорда родился второй сын Банкрофт. В целом я старался по возможности поддерживать связь с семьей. Однако иногда я принимал приглашения друзей, которых завел во время обучения, навестить их. Именно в ходе одной из таких поездок с Виктором Тревором в Норфолк летом семьдесят четвертого года я окончательно понял, что не желаю быть инженером. Я хотел положить начало профессии детектива-консультанта.
Я припомнил обстоятельства, о которых говорил Холмс. Узнал я об этом в начале 1888 года, вскоре после того, как скончалась моя первая жена. Я тогда вернулся на Бейкер-стрит, и, чтобы как-то отвлечь меня от скорбных переживаний, знаменитый сыщик принялся рассказывать о своем прошлом и о расследованиях, которыми он занимался раньше. Чуть позднее я описал одно из дел под названием «Глория Скотт».
– Как понимаете, отец был не в восторге от моего решения, – продолжил Холмс. – Он тут же написал мне письмо, в котором заявил, что и дальше будет оказывать мне материальную поддержку, но теперь и видеть меня не хочет. Это позволило мне бросить инженерное дело, отправиться в Лондон, поселиться на Монтегю-стрит и немедленно поступить в Кембридж на осенний семестр. Мне казалось, что научно-исследовательская деятельность больше подойдет для стези, которую я выбрал.
В течение нескольких лет я мотался между аудиториями Кембриджа и комнатами на Монтегю-стрит. Впрочем, на улицах Лондона я мог получать массу практических уроков. В ту пору я брался за любые дела, чтобы попытаться применить полученные знания в будущей специальности.
В течение последующих лет я все реже посещал занятия, а работал все больше. У меня уже сформировалась довольно обширная практика, и я начал верить, что это занятие сможет стать настоящей профессией. Мне даже удалось установить шаткое перемирие с отцом – теперь я мог навещать родных когда хотел, но, к сожалению, мне не так часто удавалось вырваться. Как вам известно, б́ольшую часть восьмидесятого года я путешествовал вместе с актерской труппой, ставившей пьесы Шекспира, по разным уголкам США, и потому не мог общаться с родными в течение нескольких месяцев.
Как раз в этот период у Шерринфорда и Роберты родился третий сын. По случайному совпадению, Уотсон, он родился двадцать седьмого июля восьмидесятого года, именно в тот день, когда вы участвовали в битве при Майавенде. Вернувшись в Англию в августе, я ненадолго отправился в Йоркшир – тогда я и увидел младшего племянника впервые.
Должен признаться, что из всех трех сыновей Шерринфорда с ним у нас сложились самые близкие отношения. Его назвали Зайгером в честь дедушки. Внешне мальчик очень похож на меня. Хотя все мои братья и племянники имеют изрядные способности к дедукции – я уже упоминал, что эта черта является для нас наследственной, – Зайгер, кажется, преуспел в этом больше остальных. Любопытно, но старший из моих племянников Вильям сильно похож на отца: он добр, умен и идеально подходит для жизни в сельской местности. А вот средний сын Шерринфорда Банкрофт напоминает своего дядю Майкрофта: они оба отличаются склонностью к анализу, которая лицам, вовлеченным в государственные дела, может сослужить хорошую службу.
