Жорж Сименон - Мегрэ у министра
Через некоторое время он сообщил:
— Малыш, бьюсь об заклад, что твоя фотография появится сегодня в газетах.
Стараясь не покраснеть, Лапуэнт поднял голову, и в глазах его отразилось недоверие к словам комиссара. В глубине души все они, за исключением Мегрэ, который уже привык к этому, радовались, когда в газетах появлялись их фотографии. Но всякий раз делали вид, что недовольны: «Теперь попробуй походи хвостом или зайди куда-нибудь — сразу узнают!»
Остальные тоже стали слушать. Раз Мегрэ пришел поговорить с Лапуэнтом в общую комнату, значит, то, что он хочет ему сказать, касается всех.
— Захвати с собой стенографический блокнот и отправляйся в Палату. Там ты без труда найдешь депутата Маскулена, и я буду очень удивлен, если ты застанешь его не в окружении довольно многочисленной компании. Он сделает заявление, а ты его слово в слово запишешь. Когда вернешься, перепечатай и оставь на моем столе.
Из кармана Мегрэ торчали вечерние газеты: в них на первых страницах были фотографии Пуана и его. Он не успел еще их просмотреть, но ему было заранее известно, что напечатано под жирными заголовками.
— Это все? — спросил Лапуэнт, направляясь к стенному шкафу за пальто и шляпой.
— Пока все.
Мегрэ сидел, продолжая задумчиво курить.
— Попробуйте-ка, ребята, вспомнить бывших полицейских с улицы Соссэ, которых оттуда выгнали или которые были вынуждены сами подать в отставку.
— Недавно? — спросил Люка.
— Неважно, когда. Допустим, за последние десять лет.
Торранс бросил:
— Можно составить целый список!
— Называй имена.
— Бодлен. Тот, который сейчас служит детективом в страховой компании.
Мегрэ попытался восстановить в памяти Бодлена — высокого бледного парня, которому пришлось уйти из полиции не из-за нечестности или нечистоплотности, а потому, что он тратил почти всю энергию и изобретательность не на исполнение служебных обязанностей, а на симуляцию всевозможных болезней.
— Кто еще?
— Фальконе.
Этому уже было за пятьдесят, и его попросили подать в отставку досрочно, так как он начал пить, и на него нельзя было положиться.
— Еще?
— Малыш Валенкур.
— Рост маленький.
Вопреки тому, что им казалось вначале, они смогли вспомнить всего несколько имен, и каждый раз, представив себе этого человека, Мегрэ качал головой
— Все не то. Он должен быть почти такой же комплекции, как я.
— Фише.
Раздался дружный взрыв смеха: этот Фише весил по меньшей мере сто двадцать килограммов.
— Благодарю! — буркнул Мегрэ. Посидев еще немного с инспекторами, Мегрэ наконец поднялся и вздохнул.
— Люка! Позвони-ка на улицу Соссэ и попроси к телефону Катру.
Теперь, когда его интересовали лишь те инспектора, которые больше не работают в Сюртэ, у Мегрэ не было чувства, что он толкает друга выдать служебные секреты. Катру, проработавший двадцать лет на улице Соссэ, конечно, мог ответить на этот вопрос куда точнее и полнее, чем инспектор Уголовной полиции.
Все почувствовали, что у комиссара появилась идея, пока еще, правда, смутная и не до конца осознанная. По тому, как он стал вдруг угрюм, по тому, как смотрел на людей, не видя их, все понимали, что сейчас он уже знает, в каком направлении надо вести поиск.
Мегрэ тщетно пытался вспомнить имя, которое все время вертелось на кончике языка. Люка приятельски болтал по телефону, видимо, с каким-то хорошим знакомым.
— Катру нет на месте, патрон.
— Надеюсь, ты не хочешь мне сказать, что он уехал в командировку в другой конец Франции?
— Нет. Он болен.
— В больнице?
— Дома.
— Ты спросил его адрес?
— Я думал, вы его знаете.
Они с Катру действительно были старыми друзьями. Правда, в гости друг к другу не ходили. Мегрэ вспомнил, что однажды подвез Катру к его дому — где-то на бульваре Батиньоль — в конце, по левую сторону. И еще вспомнил, что справа от дома был ресторан.
— В газетах есть фотография Пикмаля?
— На вторых страницах.
— Никто не звонил по этому поводу?
— Пока нет.
Мегрэ прошел к себе в кабинет, не присаживаясь, распечатал несколько писем, отнес Торрансу бумаги, которые касались его, и, наконец, спустился во двор и задумался: что взять — полицейскую машину или такси. Решил взять такси. Хотя в его визите к Катру нет ничего особенного, благоразумней будет, если машина с набережной Орфевр не будет маячить у его дверей.
Начал Мегрэ с того, что спутал дом: теперь там было два ресторана в пятидесяти метрах друг от друга. Он справился у консьержки:
— Господин Катру?
— Второй этаж, направо. Лифт на ремонте. Мегрэ позвонил. Он не узнал мадам Катру, которая открыла дверь, но она узнала его сразу.
— Входите, господин Мегрэ.
— Ваш муж лежит?
— Нет, сидит в кресле. У него грипп. Обычно он подхватывает его в начале зимы, а на этот раз заболел в конце.
На стенах висели портреты двоих детей — мальчика и девочки — во всех возрастах. Они уже обзавелись семьями, и фотографии их малышей продолжали коллекцию.
— Мегрэ? — раздался радостный возглас Катру еще прежде, чем комиссар вошел к нему в комнату.
Это была не гостиная, а просто большая комната, где, видимо, проходит большая часть жизни семьи. Катру, закутанный в теплый домашний халат, сидел у окна; на коленях у него и рядом на стуле лежали газеты; тут же стоял круглый столик, а на нем — чашка с отваром из трав. Больной держал сигарету.
— Тебе разрешают курить?
— Перестань! Хватит мне и жены! Я время от времени затягиваюсь, просто чтобы почувствовать вкус табака. — Голос у него был хриплый, глаза лихорадочно блестели. — Снимай пальто. Здесь страшно жарко. Жена считает, что я должен потеть. Садись.
— Вы что-нибудь выпьете, господин Мегрэ? — предложила жена Катру.
Она выглядела почти старухой, и комиссара это очень удивило. Он и Катру были, можно сказать, ровесниками. Мегрэ казалось, что pro жена выглядит намного моложе.
— Ну, конечно, Изабель. Не спрашивай, а принеси лучше кувшинчик кальвадоса.
Наступило неловкое молчание. Катру, похоже, понимал, что его коллега из Уголовной полиции пришел не для того, чтобы справиться о здоровье, и, видимо, ждал куда более щекотливых вопросов, чем те, которые собирался задать Мегрэ.
— Не бойся, старина. Я не собираюсь ставить тебя, в затруднительное положение.
Катру бросил взгляд на первую страницу газеты, как бы спрашивая: «Из-за этого, да?»
Мегрэ взял рюмку кальвадоса.
— А мне? — возмутился Катру.
— Тебе нельзя, — ответила жена.
— Доктор ничего об этом не говорил.
— Я и без него знаю.
— Ну, капельку, только чтобы почувствовать вкус. Она налила ему на донышко и вышла — так же поступила бы и мадам Мегрэ.
— Есть у меня одна мысль, — признался Мегрэ. — Только что я и мои инспектора пытались вспомнить всех полицейских, которые раньше работали у вас и были уволены.
Катру все еще смотрел на газету, пытаясь увязать то, что сказал Мегрэ, с прочитанным.
— А за что уволены?
— Неважно за что. Ты понимаешь, что я имею в виду. У нас тоже такое случается, но реже: нас меньше, чем вас.
Катру лукаво улыбнулся.
— Ты так думаешь?
— А, может быть, еще и потому, что мы занимаемся более ограниченным кругом дел. Короче, у нас меньше соблазнов. Ну вот, мы ломали голову, но вспомнили всего несколько фамилий.
— Какие?
— Бодлен, Фальконе, Валенкур, Фише…
— И все?
— Да. Я решил справиться у тебя. Меня интересуют те, что пошли по скользкой дорожке.
— Вроде Лаба?
Странно, что Катру произнес именно эту фамилию. Уж не хотел ли он как бы невзначай подсказать Мегрэ?
— Я уже думал о нем. Он, вероятно, замешан в этом деле, но это не тот человек, которого я ищу.
— Ты имеешь в виду какую-то определенную фамилию?
— И фамилию и лицо. У меня есть его приметы. С самого начала они мне кого-то напоминали… А потом…
— Приметы? С ними дело пойдет куда быстрее, чем перечислять тебе всех. Тем более что я тоже не помню всех фамилий.
— Прежде всего его сразу принимают за полицейского.
— Это может относиться ко многим.
— Средних лет. Довольно полный. Немного худее меня.
Катру посмотрел на Мегрэ, как бы оценивая его сложение.
— Возможно, я ошибаюсь, но думаю, что он работает либо на себя, либо на кого-то.
— Частное сыскное агентство?
— Возможно. Но бюро и вывески у него может и не быть, и объявление в газетах он может и не давать.
— Таких довольно много, в том числе и бывших начальников отделов, людей в высшей степени порядочных, которые, выйдя на пенсию, открыли частные агентства. Например, Луи Канонь. И Кадэ, который был моим шефом.
— Такие есть и у нас. Я говорю о людях другого сорта.
— Какие-нибудь особые приметы у тебя есть?
— Он курит сигары.
Мегрэ понял, что Катру вспомнил фамилию. Он помрачнел. Заметно было, что в нем борются противоречивые чувства.
