Агата Кристи - Убийство в Восточном экспрессе
— Он дремал?
— Не могу сказать. Не исключено, что и дремал.
Пуаро кивнул. Руки его механически складывали бумаги на столе в аккуратные стопочки. Он снова взял в руки визитную карточку.
— Будьте любезны, поставьте здесь свои инициалы, попросил он.
Хардман расписался.
— Я полагаю, здесь, в поезде, никто не может подтвердить ваши показания и засвидетельствовать вашу личность, мистер Хардман?
— В поезде? Пожалуй, что нет. Вот разве молодой Маккуин. Я этого парня хорошо помню — часто встречал в кабинете его отца в Нью-Йорке, но вряд ли он меня выделил из множества других сыщиков и запомнил в лицо. Нет, мистер Пуаро, придется вам подождать и, когда мы пробьемся сквозь заносы, телеграфировать в Нью-Йорк. Но вы не беспокойтесь, я вам не вру. До скорого, господа. Приятно было с вами познакомиться, мистер Пуаро.
Пуаро протянул Хардману портсигар:
— Впрочем, вы, возможно, предпочитаете трубку?
— Нет, трубка — это не про нас.
Он взял сигарету и быстро вышел. Мужчины переглянулись.
— Вы думаете, он и в самом деле сыщик? — спросил доктор Константин.
— Безусловно. Он типичный сыщик, я их много повидал на своем веку. Потом такую историю ничего не стоит проверить.
— Очень интересные показания, — сказал мсье Бук.
— Еще бы!
— Мужчина невысокого роста, темноволосый, с писклявым голосом, — задумчиво повторил мсье Бук.
— Описание, которое ни к кому в поезде не приложимо, сказал Пуаро.
Глава десятая
Показания итальянца
— А теперь, — сказал Пуаро, хитро улыбаясь, — порадуем мсье Бука и призовем итальянца.
Антонио Фоскарелли влетел в вагон-ресторан мягкой и неслышной, как у кошки, поступью. Лицо его сияло. У него было характерное лицо итальянца — смуглое, веселое.
По-французски он говорил правильно и бегло, с очень небольшим акцентом.
— Вас зовут Антонио Фоскарелли?
— Да, мсье.
— Вы, как я вижу, приняли американское подданство?
— Да, мсье. Так лучше для моих дел, — ухмыльнулся итальянец.
— Вы агент по продаже фордовских автомобилей?
— Да, видите ли… — И тут последовала пространная речь, к концу которой присутствующие знали в мельчайших деталях все про деловые методы Фоскарелли, его поездки, доходы, его мнение об Америке и о большинстве стран Европы. Из итальянца не надо было вытягивать информацию — она лилась мощным потоком. Его простодушное лицо сияло от удовольствия, когда он наконец остановился и красноречивым жестом вытер лоб платком.
— Теперь вы видите, — сказал он. — Я ворочаю большими делами. У меня все устроено на современный лад. Уж кто-кто, а я в торговле знаю толк.
— Значит, в последние десять лет вы часто бывали в Соединенных Штатах?
— Да, мсье. Как сегодня помню тот день, когда я впервые сел на корабль, — я ехал за тридевять земель, в Америку. Моя мама и сестренка…
Пуаро прервал поток воспоминаний:
— Во время вашего пребывания в США вы не встречались с покойным?
— Никогда. Но таких, как он, я хорошо знаю. Да, да, очень хорошо, — и он выразительно щелкнул пальцами. — С виду они сама солидность, одеты с иголочки, но все это одна видимость. Мой опыт говорит, что убитый был настоящий преступник. Хотите — верьте, хотите — нет, а это так.
— Вы не ошиблись, — сухо сказал Пуаро. — Под именем Рэтчетта скрывался Кассетти, знаменитый похититель детей.
— А что я вам говорил? В нашем деле надо уметь с одного взгляда понимать, с кем имеешь дело. Без этого нельзя. Да, только в Америке правильно поставлена торговля.
— Вы помните дело Армстронгов?
— Не совсем. Хотя фамилия мне знакома. Кажется, речь шла о девочке, совсем маленькой, так ведь?
— Да, трагическая история.
Итальянец, в отличие от всех, не разделял подобного взгляда.
— Что вы, такие вещи бывают сплошь и рядом, — сказал он философски. — В стране великой цивилизации, такой, как Америка…
Пуаро оборвал его:
— Вы встречались с членами семьи Армстронгов?
— Да нет, не думаю. Хотя, кто его знает. Приведу вам некоторые цифры. Только в прошлом году я продал…
— Мсье, прошу вас, ближе к делу.
Итальянец умоляюще воздел руки:
— Тысячу раз простите!
— А теперь расскажите мне по возможности точнее, что вы делали вчера вечером после ужина.
— С удовольствием. Я как можно дольше просидел здесь, в ресторане. Тут все-таки веселее. Говорил с американцем, соседом по столу. Он продает ленты для машинок. Потом возвратился в купе. Там пусто. Жалкий Джон Будь, мой сосед, прислуживал своему хозяину. Наконец он возвратился, как всегда, мрачный. Разговор не поддерживал, буркал только «да» и «нет». Неприятная нация — англичане, такие необщительные. Сидит в углу, прямой, будто палку проглотил, и читает книгу. Потом приходит проводник, разбирает наши постели.
— Места четыре и пять, — пробормотал Пуаро.
— Совершенно верно, последнее купе. Моя полка верхняя. Я забрался наверх, читал, курил. У этого заморыша англичанина, по-моему, болели зубы. Он достал пузырек с каким-то вонючим лекарством. Лежал на полке, охал. Скоро я заснул, а когда просыпался, всякий раз слышал, как англичанин стонал.
— Вы не знаете, он не выходил ночью из купе?
— Нет. Я бы услышал. Когда дверь открывается, из коридора падает снег. Думаешь, что это таможенный досмотр на границе, и машинально просыпаешься.
— Он говорил с вами о хозяине? Ругал его?
— Я уже вам сказал: он со мной ни о чем не говорил. Угрюмый тип. Молчит, будто в рот воды набрал.
— Что вы курите; трубку, сигареты, сигары?
— Только сигареты.
Итальянец взял предложенную Пуаро сигарету.
— Вы бывали в Чикаго? — спросил мсье Бук.
— Бывал, прекрасный город, но я лучше знаю Нью-Йорк, Вашингтон и Детройт. А вы бывали в Америке? Нет? Обязательно поезжайте, такая…
Пуаро протянул Фоскарелли листок бумаги:
— Распишитесь, пожалуйста, и напишите ваш постоянный адрес.
Итальянец поставил подпись, украсив ее множеством роскошных росчерков. Потом, все так же заразительно улыбаясь, встал.
— Это все? Я больше вам не нужен? Всего хорошего, господа. Хорошо бы поскорее выбраться из заносов. У меня деловое свидание в Милане… — Он грустно покачал головой. — Не иначе, как упущу сделку, — сказал он уже на выходе.
Пуаро глянул на своего друга.
— Фоскарелли долго жил в Америке, — сказал мсье Бук, вдобавок он итальянец, а итальянцы вечно хватаются за нож. К тому же, все они вруны. Я не люблю итальянцев.
— Lа se voit, — сказал Пуаро улыбаясь. — Что ж, возможно, вы и правы, мой друг, но должен вам напомнить, что у нас нет никаких улик против этого человека.
— А где же ваша психология? Разве итальянцы не хватаются за нож?
— Безусловно, хватаются, — согласился Пуаро. — Особенно в разгар ссоры. Но мы имеем дело с преступлением совсем другого рода. Я думаю, оно было заранее обдумано и тщательно разработано. Тут виден дальний прицел. И прежде всего это как бы поточнее выразиться? — преступление, не характерное для латинянина. Оно свидетельствует о холодном, изобретательном, расчетливом уме, более типичном, как мне кажется, для англосакса.
Он взял со стола два последних паспорта.
— А теперь, — сказал он, — вызовем мисс Мэри Дебснхэм.
Глава одиннадцатая
Показания мисс Дебенхэм
Мери Дебенхэм вошла в ресторан, и Пуаро снова убедился, что в свое время не ошибся в ее оценке.
На девушке был черный костюм и лиловато-серая блузка. Тщательно уложенная — волосок к волоску — прическа. И движения у нее были такие же продуманные, как прическа.
Она села напротив Пуаро и мсье Бука и вопросительно посмотрела на них.
— Вас зовут Мэри Хермиона Дебенхэм и вам двадцать шесть лет? — начал допрос Пуаро.
— Да.
— Вы англичанка?
— Да.
— Будьте любезны, мадемуазель, написать на этом листке ваш постоянный адрес.
Она написала несколько слов аккуратным, разборчивым почерком.
— А теперь, мадемуазель, что вы расскажете нам о событиях прошлой ночи?
— Боюсь, мне нечего вам рассказать. Я легла и сразу заснула.
— Вас очень огорчает, мадемуазель, что в поезде было совершено преступление?
Девушка явно не ожидала такого вопроса. Зрачки ее едва заметно расширились:
— Я вас не понимаю.
— А ведь это очень простой вопрос, мадемуазель. Я могу повторить: вы огорчены тем, что в нашем поезде было совершено преступление?
— Я как-то не думала об этом. Нет, не могу сказать, чтобы меня это огорчило.
— Значит, для вас в преступлении нет ничего из ряда вон выходящего?
— Конечно, такое происшествие весьма неприятно, невозмутимо сказала Мэри Дебенхэм.
— Вы типичная англичанка, мадемуазель. Вам чужды волнения.
Она улыбнулась:
— Боюсь, что не смогу закатить истерику, чтобы доказать вам, какая я чувствительная. К тому же люди умирают ежедневно.
— Умирают, да. Но убийства случаются несколько реже.
