Джон Карр - Смерть и Золотой человек
— Простите, пожалуйста, — вдруг выпалила Бетти. — Кажется, я несу абсолютную чепуху и в придачу нагрубила вам.
— Что вы, что вы! Расскажите мне о Флавии Веннер.
— Вам интересно? В самом деле интересно?
— Очень.
Бетти облокотилась о полированную стойку. В свете лампы в ее каштановых волосах плясали золотые огоньки. Она обвела взглядом театральный зал и пошевелила губами, будто не зная, с чего начать.
— Дом принадлежал ей. В середине шестидесятых годов XIX века ей купил его лорд Саксмунден.
— Она была знаменитой актрисой?
Бетти удивленно подняла одну бровь.
— Скорее не знаменитой, а печально известной. Слава ее носила скандальный характер. Сама Флавия Веннер считала себя на голову выше обыкновенных, «вульгарных» актрис; она всегда тяготела к классическому репертуару. Однако к ней в театр приходили не ради того, чтобы посмотреть пьесу; публика глазела на «ту самую Веннер». По традиции ее частные, домашние спектакли пользовались покровительством коронованных особ.
Внезапно Николасу Вуду представилась дикая картина: королева Виктория с трудом, тяжело дыша, входит в крошечный театрик, угрюмо озирается по сторонам и заявляет, что ей нисколько не весело.
Очевидно, Бетти прочитала его мысли — на лице ее мелькнула и тут же погасла тень улыбки.
— Нет, нет! Я имею в виду просто родственников королевской семьи. Но даже и в их случае соблюдались необходимые условности. Знаете, что такое бенуар?
Вуд напряг память.
— Что-то из французского, да? Такая ложа, закрытая для посторонних глаз, с прорезью в стене; люди в трауре могут смотреть спектакли так, чтобы их не видели другие.
Бетти кивнула.
— Идемте посмотрим нашу ложу бенуара!
Она подняла откидную крышку стойки, вышла наружу и повела его за собой. Миновав ряд кресел за деревянными перилами, Бетти направилась к задней стене зала. На взгляд Николаса, тяжелые бархатные портьеры, которыми была завешена стена, ничем не отличались от портьер, закрывавших другие стены. Но когда Бетти потянула одну из них в сторону, за ней обнаружилась небольшая ниша. В нише на небольшом возвышении стояло глубокое мягкое кресло шириной едва ли не с диван. Стены ниши или алькова выглядели звуконепроницаемыми.
— Здесь, — заявила Бетти, — августейшая особа находилась в уединении, невидимая постороннему глазу.
— Но как августейшей особе удавалось смотреть спектакль?
— Попробуйте сами!
Заинтригованный, Николас зашел в альков и сел в кресло. Бетти зашла следом и задернула портьеру.
В алькове было совершенно темно, если не считать узкой длинной щели примерно на уровне глаз, через которую видна была расположенная напротив сцена; впрочем, вид слегка расплывался, как будто скрытый серой вуалью.
— Портьера с секретом, — объяснила Бетти. — Отверстие незаметно снаружи, если только на него не падает яркий свет.
Комната в комнате, альков в алькове! Со своего места Николас отлично видел весь зал — вплоть до мраморного камина за сценой. Наклонившись правее, он разглядел барную стойку и даже разноцветные этикетки на бутылках, привносившие в этот игрушечный театр дух современности.
— Их было несколько, — продолжала Бетти. — В средней, самой большой, отец разместил проектор. Здесь душновато, правда?
Тут Николас Вуд случайно коснулся тыльной стороной ладони платья Бетти.
Прикосновение — даже такое легкое, случайное — способно породить бурю эмоций, вызванных самим фактом поступка. Случайное прикосновение предполагает многое. Оно способно породить мысли, о которых ты прежде даже не подозревал.
В мозгу Николаса Вуда молнией пронеслось воспоминание о том, что он здесь не просто гость; в его планы входило разоблачение — своего рода предательство Дуайта Стэнхоупа и его ценностей.
Но он ничего не мог с собой поделать. Рядом сидела Бетти; она тихо, еле слышно дышала. Темнота, комната в комнате, душные парчовые портьеры алькова и без того будили совершенно неуместные мысли, которые прикосновение лишь подкрепило. В прорези мерцал неяркий свет. Бетти быстро отвернулась, и он видел лишь один ее глаз; выражение глаза было испуганным. Вуд догадался: она чувствует то же, что и он, причем осознание пришло к ней с той же неожиданностью.
— Нам лучше… — начала было она, но тут же замолчала.
Ожидание.
Вот именно: оба они чего-то ждали. «Что ты собираешься сделать?» — «А ты что собираешься сделать?» — «Думаешь ли ты то же, что и я? А может, данная мысль пришла в голову мне одному (одной)?» При данных обстоятельствах, в таком безмолвном разговоре секунда кажется бесконечной.
Николас опустил руку, и она накрыла ее ладонь. Бетти не отстранилась; впрочем, она вообще не шевелилась. Черный рукав его тонкосуконного пиджака лежал на черном тюле рукава ее платья.
Она вздохнула, и он вздрогнул. Но когда он повернулся к ней, новый, неожиданный голос, прозвучавший на весь театр, нарушил хрупкое равновесие.
— Эй! — произнес новый голос. — Кто-то забыл потушить здесь свет!
Глава 2
Следует заметить, что Бетти вздрогнула, как будто обожглась. Но Ник, отдернув руку и выпрямившись, словно боясь вывалиться наружу через отверстие в занавесе, как труп в детективном романе, посмотрел вправо.
— Спокойно, — прошептал он девушке на ухо. — Там всего лишь Винс… нет, ей-богу, это ваш отец!
— Ну ладно, — продолжал мягкий голос Дуайта Стэнхоупа. — Что вы хотели мне сказать?
Дуайту Стэнхоупу было лет пятьдесят пять, однако энергией и живостью он не уступал и тридцатилетнему. Он стоял спиной к ложе бенуара, и было видно, что костюм сидит на нем превосходно. Затем Стэнхоуп подошел к барной стойке, обернулся и облокотился о столешницу.
Владелец «Уолдемира» — высокий, стройный, ни грамма лишнего жира — всегда держался очень прямо. Цвет его волос часто именуют стальным, однако его оттенок больше напоминал немытое овечье руно. Глаза, голос и манеры Стэнхоупа были мягкими, даже деликатными, хотя яркий румянец на щеках выдавал, что у него высокое давление.
— Смотри-ка! — добавил Стэнхоуп, беря со стойки бокал и нюхая его. — Кто-то побывал здесь и пил.
— Пьют все, — отвечал его собеседник, маленький, тощий человечек с почти лысой головой. — Не нравится мне это. Но тем хуже для них.
— Да нет, они будут в порядке.
— Твоя дочь слишком много пьет. Не мне бы говорить…
— Которая именно? — улыбнулся Дуайт Стэнхоуп.
— Элинор, разумеется. Неужели ты решил, что я имею в виду Бетти? Бетти — славная девочка.
Здесь, если они не хотели нарушать правила приличий, Бетти Стэнхоуп и Николасу Вуду следовало выйти из алькова.
На бумаге все просто. Что сложного в том, чтобы выйти и со смехом заявить: «Извините, мы смотрели в зал через щель в занавесе»? Но совесть подсказывает: «Вовсе не для того вы забрались в потаенную нишу. Вина написана у вас на лице. И оттого вы испытываете некоторую нерешительность».
Особенно, подумал Ник, перед лицом мистера Буллера Нейсби.
В маленьком, тощем, порывистом человечке он только сейчас узнал крупного финансиста из Сити, чье состояние было почти таким же, как и у Дуайта Стэнхоупа. Мистер Нейсби, приглашенный к ужину, за столом в основном говорил о своем пищеварении. На ночь он не оставался. Как он объяснил, его загородный дом находится всего в четверти мили от «Уолдемира».
Бетти, которая от сильного смущения отвернулась, все-таки попыталась выбраться из алькова, но ее спутник удержал ее. Дело в том, что… — здесь следует сказать правду, — дело в том, что у него имелись свои резоны послушать разговор хозяина дома и его делового партнера.
Они наблюдали за говорившими как сквозь газовую вуаль.
— Так что за праздничная вечеринка? — спросил мистер Нейсби, взгромождаясь на высокий табурет и скрещивая ноги.
— Мы ее так называем.
— Праздничная вечеринка! — повторил мистер Нейсби. — По-моему, ужасно глупая затея.
Дуайт Стэнхоуп слегка улыбнулся:
— Нисколько. Жена хочет устроить рождественскую вечеринку с маскарадом. Но если есть на свете вещь, которую я не люблю, так это переодевание.
Мистер Нейсби что-то проворчал, словно соглашаясь с хозяином, однако его неприязнь к маскарадам, очевидно, носила не столь явный характер.
— Далее, — продолжал мистер Стэнхоуп, — Рождество предполагает мессу; а я не любитель мессы. Более того, я всегда стараюсь избежать похода в церковь.
— Вот хитрюга! — беззлобно заметил мистер Нейсби.
— Спасибо. И потом, строго говоря, у нас будет даже и не вечеринка. Гостей всего двое — Винсент Джеймс и молодой Вуд. Я хотел позвать еще и капитана, но он все еще на маневрах.
— Винсент Джеймс, — повторил мистер Нейсби. — Вечно он у кого-то в гостях! Если парня не пригласят в выходные к кому-нибудь на обед, он, чего доброго, разобьет себе голову от скуки. Ты хоть понимаешь, молодой Дуайт, что мы с тобой надрываемся ради того, чтобы прокормить тех, кого называют дворянством и знатью? Мы похожи на французских шеф-поваров!
