Джон Карр - Смерть и Золотой человек
Она махнула рукой, в которой держала сигарету:
— Видите ли, я всегда обожала Флавию Веннер. Жить в ее доме стало мечтой моей жизни. Флавия Веннер любила роскошь. Она всегда поступала как хотела и, если позволите такое выражение, плевала на все. Как…
Винсент Джеймс оцепенел.
Кристабель подозревала, что молодому человеку не нравятся чужие откровения: не нравится все, что имеет запах чужих секретов. Однако он ничего не может с собой поделать.
— Как Элинор, хотели вы сказать?
— Нет, — возразила Кристабель. — Не как Элинор. — Она помолчала. — Послушайте моего совета, мистер Джеймс. Никогда не растите двух взрослых дочерей, одна из которых приемная.
— Спасибо. — Винсент с силой кинул кубик в коробку. — Я запомню.
— Видите ли, вам приходится делить все между ними поровну. Бетти — моя родная дочь. Естественно, к ней я отношусь пристрастно.
— Естественно.
— Однако с ними обеими обращаются одинаково. Мы воспитали их в так называемом современном стиле. Обе поступают как хотят. Дуайт никогда ни во что не вмешивался, никогда ни слова не говорил, даже если от его неодобрения дрожали стены. И поверьте, фраза Дуайта «Мне это не по душе» значит в его устах примерно то же, что у других — апперкот в челюсть. — «Неужели я рассуждаю как классная дама? Элинор бы точно обозвала меня занудой. И все же я говорю правду — истинную правду». — Элинор, — продолжала Кристабель, — умная девочка. Но притом вспыльчивая и несдержанная. Она часто думает, что ей чего-то хочется, хотя на самом деле ей просто скучно. Вы меня понимаете?
— Н-нет, боюсь, не понимаю.
«Боже, ты еще глупее, чем я думала!»
Однако времени на продолжение разговора уже не осталось. В гостиную вошла сама Элинор, таща за собою Буллера Нейсби. Она подвела пленника к камину.
Кристабель откинула голову на высокую спинку кресла, не глядя взяла со стола бокал и отпила глоток. Может, ее разговорчивость объясняется количеством выпитого бренди? В пятьдесят четыре года у Кристабель все еще была девичья фигурка. В каштановых волосах то здесь, то там блестели серебристые пряди, создавая эффект того, что волосы искусно покрашены в дорогом салоне.
— Вот, задержала их на месте преступления и доставила сюда, — заявила Элинор, кивая через плечо на отца. — Они сыграют в «Монополию», в «Стук почтальона» или во что захотите.
Кристабель допила бренди.
— Для игр поздновато, — заявила она. — Половина двенадцатого.
— Да, поздно, — кивнул мистер Нейсби. — Если не возражаете, я вызову машину. Завтра мне рано вставать.
— Элинор, где Бетти и мистер Вуд?
Элинор скроила хитрую и одновременно радостную гримаску.
— Понятия не имею! — со значением подмигнув, ответила она. — Вероятно, обследуют дом, ища следы Флавии Веннер. Или вышли на улицу и играют в снегу, как парочка невинных младенцев.
— Сейчас снега нет, — проворчал любитель точности мистер Нейсби. — Всего несколько снежинок. Слишком холодно для снегопада.
Элинор проигнорировала его замечание.
— А мне кажется, надо во что-нибудь поиграть. Я поделилась с папой и нашим Оливером Кромвелем… — Кристабель про себя отметила, что Буллер Нейсби совсем не похож на пуританина, — своими честолюбивыми планами. Хочу придумать новую игру. Новое развлечение!
— Зачем? — спросила Кристабель.
— Затем, что мне все надоело! — В голосе Элинор послышались визгливые нотки. — Сыта по горло! Я все видела. Все испытала…
— Ты правда так считаешь? — с интересом, но без удивления спросила Кристабель. — Когда-то мне и самой так казалось.
— Ну, или почти все, — поправилась Элинор. — Конечно, я еще никого не убивала…
Кристабель едва не поперхнулась.
— Тут трудность в том, что тебя неизбежно поймают и повесят. Не стоит дело такого риска, даже если у тебя есть мотив.
— И потом, — поддержал жену Дуайт, стоявший очень прямо, — ты забываешь одну важную вещь, связанную с убийством.
— Какую?
— Убивают всегда не тех, — ответил Дуайт.
Элинор стиснула зубы.
— Ты не схватишь приманку, верно? Ну, заранее сказать ничего нельзя. Может быть, в нашем доме творятся черные дела — а вдохновительницей выступает дух Флавии Веннер. Может, в данную минуту молодой исследователь душит Бетти. Может, у самой Бетти или кого-то другого есть страшная тайна, которая не должна выплыть наружу. Я намерена отыскать в нашем захолустье хоть что-нибудь интересное, так что помогите мне! Кстати, об интересном: как насчет рюмочки на ночь?
— Если хочешь. — Кристабель пожала плечами.
— Отличная мысль, — согласился Винсент Джеймс.
Буллер Нейсби довольно громко пробормотал себе под нос: «Жаль, что некоторые родители не порют своих детей». Почти не глядя на Джеймса, Элинор обошла диван, на котором он сидел, и оглядела содержимое приставного столика.
— Кристабель, злодейка! — Она подняла хрустальный графин и помахала им в воздухе. — Все выпила!
— Ты сама, дорогая… — начал было Дуайт.
— Я позвоню. Нет, слуги уже спят. Не важно. Столовая. Буфет. Пошли, Кромвель!
Порывисто схватив упирающегося Нейсби, она поспешила в сторону столовой.
Дуайт Стэнхоуп смотрел им вслед. Джеймс с грохотом бросал кости. Кристабель докурила сигарету и швырнула окурок в камин.
— Кристабель, — внимательно глядя на жену, сказал Дуайт, — можно признаться тебе кое в чем? — Он протянул жене руку. — Ты у меня такая замечательная! Знаешь почему?
— Да, сэр!
— Я серьезно. Не обращайте на нас внимания, мистер Джеймс.
— Что вы, что вы!
— А я буду бренди! — послышался из столовой капризный голос Элинор, в котором угадывалась ярость. — Мне все равно, смешиваю я напитки или нет! Я буду, буду бренди!
— Извините, — сказал Дуайт и пошел за Элинор.
Проводив мужа взглядом, Кристабель поморщилась. Когда она обернулась, то с удивлением увидела на лице Джеймса проницательную полуулыбку.
— Поскольку он не скажет, почему вы такая замечательная, позвольте мне.
— Прошу вас.
— Все потому, что вы не суетитесь.
— Не суечусь?
— Да. Большинство дам вашего возраста только и делают, что суетятся.
— Спасибо.
— Вечно советуют: «Делай то», «Не делай этого», спрашивают: «Видели вы то или это?» или «Вы непременно должны это посмотреть» — имея в виду пустяки, которые ничего не значат. Они всегда в возбужденном состоянии. Сами никогда ничего не делают, но неустанно будоражат других.
На лице Кристабель появилось выражение подавленности.
— А я-то думала, все дело в моей девичьей фигурке, — сказала она чуточку кокетливо, однако прямолинейный мистер Джеймс оставил ее кокетство без внимания.
— Нет-нет, — заверил он ее. — Хотя у вас фигура одна на миллион. Вы напоминаете мне Бетти. Кстати, где Бетти?
— Если верить Элинор, она с вашим другом. — Кристабель прищурилась. — Ведь он ваш друг, да?
— Кто, Ник Вуд? Разумеется!
— Старый друг?
— Мы вместе учились в школе. Он всегда восхищался мной, хотя, по-моему, не следовало. Ник все хотел играть в крикет, только игрок из него был никудышный.
— Осторожно! — послышался резкий окрик из соседней комнаты. — Порежешь пальцы!
Кристабель снова повернулась, чтобы видеть столовую и буфет у левой стены.
Слабый источник света над картиной Эль Греко высвечивал Дуайта, Буллера Нейсби и Элинор, стоявшую между ними. На средней полке буфета помещалась тяжелая серебряная ваза, доверху наполненная фруктами. Элинор расставила на полочке в ряд бокалы и с осторожностью химика разливала по ним бренди. Затем она заявила: если отец не пьет, пожалуйста, дело его; но в таком случае пусть съест яблоко. Отодвинув локтем Буллера Нейсби, она схватила нож для фруктов и начала счищать с яблока кожуру.
То, что случилось потом, из гостиной было видно неотчетливо. Дуайт Стэнхоуп издал резкий возглас. Яблоко со шлейфом пунцовой кожуры полетело в одну сторону. Ножик — в другую. А мистер Нейсби начал ругаться.
— Кто-то толкнул меня под локоть! — закричала Элинор.
— На лезвии кровь, — заметил Дуайт, разглядывая упавший на пол ножик.
— Чушь! — сухо возразил мистер Нейсби. — Просто кусочек яблочной кожуры. Вот, смотрите.
Он нагнулся за ножом. Лезвие было узкое, очень тонкое, длиннее, чем у обычных ножей для фруктов, и очень острое; серебро тускло блеснуло на фоне ковра. Нейсби схватил нож и кинул в вазу с фруктами.
— Подумаешь, — фыркнула Элинор, — сколько суеты вокруг капельки крови! — Она поднесла указательный палец ко рту. — Кстати, я даже не порезалась.
Некоторое время Кристабель молчала.
— О чем вы говорили? — переспросил Винсент Джеймс.
— Ах да! — Она как будто очнулась. — О вашем друге, мистере Вуде.
