Лин Гамильтон - Китайский алхимик

— Я хочу попросить об услуге, — начала Дори.

— Давай.

— Это скорее даже предложение, хотя я была бы очень благодарна, если бы ты согласилась на него. Вообще-то у меня две просьбы. Не пообедаешь со мной у меня дома? Я должна тебе кое-что показать, а сегодня у меня разыгрался артрит. Как бы мне ни хотелось принести эту вещь к тебе в магазин, это было бы затруднительно. Час дня тебя устроит?

— Я приду.

Когда я приехала в начале второго, прислуга ставила на стол тарелку с сэндвичами и фруктами. Дори, сидя в кресле, трость рядом, тепло поздоровалась со мной. Впервые я встретила Дори, когда занималась поисками китайских бронзовых изделий для одного из клиентов «Макклинток и Суэйн». В то время она была куратором отдела азиатского искусства в Коттингемском музее, куда ее переманил из одной из самых престижных канадских галерей майор Коттингем, когда только что основал музей для своей личной коллекции. Через пять лет отдел азиатского искусства не просто расширился, но и завоевал международное признание исключительно благодаря Дори. Все, что мне известно о китайском искусстве и предметах старины, я узнала от Дори Мэттьюз.

Люди, знавшие Дори лишь как выдающегося знатока китайской истории и искусства, бывали очень удивлены, когда встречались с ней лично, не ожидая увидеть перед собой китаянку. Имя Дори она получила от матери-англичанки, а фамилию Мэттьюз — от мужа, промышленника Джорджа Норфолка Мэттьюза. Дороти Чжан, или, точнее, Чжан Дороти, появившаяся на свет в 1944 году в Пекине, приехала с матерью в Англию в 1949-м, когда в Китае пришли к власти коммунисты, и в конце концов обосновалась в Канаде. Она рассказывала мне, как мучительно для них было покидать Китай. В царившем в те годы хаосе, когда столько людей стремилось уехать из страны, прежде чем коммунисты во главе с Мао Цзэдуном придут к власти, они с матерью потеряли отца. Больше Дороти его не видела. Ее убедили, что отец выжил, но предпочел остаться в Китайской Народной Республике. Какое-то время Дороти верила, что он занимал крупный пост в коммунистическом правительстве Мао, будучи его верным сподвижником, особенно во время «Длинного марша» 1934 года. Это было одно из самых известных стратегических отступлений в истории — марш в пять тысяч миль, который длился больше года, но позволил Мао прорвать линию Гоминьдана и со временем изгнать саму партию и ее лидера, Чан Кайши, из Китая на Тайвань, называвшийся тогда Формоза. Дори думала, что в Китае у нее могут быть и другие родственники, сводный брат или сестра, хотя она никогда не пыталась их найти. Мать Дори повторно вышла замуж, но был ли этот брак законен или нет, ни я, ни, возможно, даже сама Дори точно не знали. Думаю, она просто сказала, что ее брак с китайцем недействителен.

Когда мы оказались в комнате одни и я принялась уписывать ланч, Дори, не притронувшаяся к еде, заговорила.

— Уверена, ты знаешь, что не совсем этично со стороны куратора лично пополнять коллекцию в той области, в которой он работает. Мой муж несколько лет занимался коллекционированием, и я давала ему советы, когда могла, но только если предмет не принадлежал к области азиатского искусства. Однако теперь, когда я не связана больше ограничениями, я могу при желании заняться этим бизнесом. Ты со мной согласна?

— Конечно, почему бы и нет?

— Хорошо. Я переживала, что ты скажешь по этому поводу.

— Почему? Полагаю, ты не собираешься контрабандой вывозить ценности из страны или совершать покупки па черном рынке.

Дори помолчала.

— Знаешь, как разбогател мой отчим? — наконец спросила она.

Я решила, что хватит набивать рот чудесными домашними сэндвичами Дори, так приятно отличающимися от гостиничной еды, и начать слушать внимательно, поскольку эта беседа, казалось, меняет привычное русло и в ней скоро появятся подводные течения, возможно, довольно тревожные.

— Разве ты не говорила мне, что он импортировал после войны фарфор из оккупированной Японии? Или это был Гонконг?

— Из обеих стран. Так он зарабатывал на жизнь. А разбогател он благодаря ввозу редчайших китайских предметов старины, под которыми я подразумеваю старинные императорские сокровища, а иногда даже и кое-что более древнее; многие из них были контрабандой вывезены из Китая в Гонконг, где он грузил их на суда. В своих делах он использовал связи моей матери, некоего высокопоставленного чиновника из окружения Мао, который, как я пришла к выводу, был моим отцом. Если это так, то мой отец не испытывал угрызений совести, когда набивал карман, продавая то, до чего мог добраться, — а в его положении довольно до многого, — а отчим преспокойно вывозил это из страны и зарабатывал большие деньги.

— Знаю, что есть причины, по которым тебя это волнует, — осторожно начала я. — Правда, не уверена, что ты имела в виду под «контрабандой». Это вовсе не обязательно, когда речь идет о предметах из Китая, как тебе самой прекрасно известно. Было время, когда множество ценностей и старинных вещей были объявлены коммунистической партией остатками загнивающего империализма, и никого не волновало, если их вывозили из страны или даже уничтожали.

— Возможно, это приемлемо с точки зрения закона, но не морали, — возразила Дори. — Будет ли моя просьба в рамках закона? Конечно. В рамках морали? Полагаю, это зависит от того, что я решу делать с предметом, который ты достанешь для меня, если ты, конечно, на это согласишься. Я обещала тебе кое-что показать. Будь любезна, подойди к шкафчику из орехового дерева. Внизу слева лежит сверток. Принеси его сюда, чтобы мы могли посмотреть вместе.

В свертке оказалась изысканная прямоугольная серебряная шкатулка с закругленной откидной крышкой, по форме напоминающая ларец. На крышке была выгравирована птица, а с четырех сторон — женщины в саду.

— Можно открыть? — спросила я. Кажется, я говорила шепотом.

Дори кивнула. Внутри, по стенкам и дну, шкатулка была испещрена китайскими иероглифами. Я не могла их прочесть, но подумала, что это сумеет сделать Дори, и бережно закрыла шкатулку.

— Очень красивая. И очень старинная.

Я ждала, когда заговорит Дори.

— Династия Тан. Ты, конечно, знаешь эту эпоху.

— Не подсказывай. Я вспомню. Одну минутку, династия Тан — с 618 года по 907-й. Столица Чанань, на том месте, где сейчас Сиань. Ей предшествовала династия Суй, а после нее шла Эпоха пяти династий, а затем Сун, Юань, Мин и Цин. Я права?

Дори улыбнулась.

— Когда-то я думала, что ты никогда не запомнишь! Знаю, ты считала меня упрямой старухой, потому что я заставляла тебя учить все династии, но ведь если ты не знаешь династии, ты не знаешь китайскую историю и, естественно, не знаешь предметов китайской старины.

— Ничего подобного. Я никогда не считала тебя упрямой старухой, и мне приятно думать, что я твоя самая лучшая ученица, — ответила я, и Дори засмеялась, чего в последнее время я за ней почти не наблюдала.

— Наверное, так и есть.

Я еще раз посмотрела на шкатулку.

— Изысканная работа. Никогда не видела ничего, что хотя бы отдаленно напоминало такое. Но что именно ты от меня хочешь, Дори?

Вместо того чтобы ответить мне прямо, она медленно и мучительно потянулась к журнальной стойке у кресла и положила передо мной каталог ежегодного аукциона восточного искусства, проводимого в «Моулзуорт и Кокс» в Нью-Йорке. Желтым стикером была отмечена страница с изображением такой же серебряной шкатулки.

— Ты ее продаешь, — произнесла я. — Нет, минутку.

Я взглянула на стоявшую передо мной шкатулку. Она была примерно шесть дюймов в длину, четыре дюйма в ширину и примерно шесть или семь дюймов до вершины куполообразной крышки.

— Та, что выставлена на торги, очень похожа, но мне кажется, она чуть меньше.

— Ты очень наблюдательна, — ответила Дори. — И ты совершенно права. Они почти одинаковы, хотя, полагаю, внутри написан разный текст, рисунки на внешней стороне отличаются, и моя шкатулка чуть больше. Думаю, это шкатулки, которые вставляют одна в другую, как русские матрешки. Есть еще третья серебряная шкатулка больше моей и, возможно, четвертая из дерева, самая большая, по крайней мере, так говорил мой отчим, но, конечно же, дерево вряд ли сохранилось. Чего нельзя сказать о серебре при соответствующих условиях.

— Ты хочешь, чтобы я на следующей неделе отправилась в Нью-Йорк и купила для тебя эту шкатулку.

Моя фантазия разыгралась. Конечно, я остановлюсь в отеле, но это будет совсем другой отель. Мне не придется всякий раз, выходя на улицу, оглядываться назад в поисках бандитов, а в номере я не буду постоянно спотыкаться о ноги Роба.

— Ты согласна это сделать? Конечно, я оплачу твои расходы, а также заплачу дополнительно за потраченное время, а если шкатулка окажется у нас, ты получишь вознаграждение.

— Согласна. Узнаю, сможет ли Алекс несколько дней помогать Клайву в магазине. Мне бы хотелось приехать пораньше и предварительно исследовать вещицу, чтобы убедиться, что она подлинная.