Адриан Конан Дойл - Случай с золотыми часами
— Один момент, — вмешался Холмс. — Нарушал ли сквайр когда-нибудь этот установившийся порядок? Да, если он погружался в чтение Библии, то мог просидеть допоздна. Но случалось это весьма редко, мистер Холмс, и, я думаю, такие отступления от правил можно не принимать во внимание.
— Продолжайте, пожалуйста, все ясно.
— Я должен отметить, к сожалению, что сквайр никогда не был в хороших отношениях со своей племянницей. Его строгость иногда доходила до жестокости. Помню случай, когда два года назад он избил девушку ремнем и несколько дней держал ее взаперти на хлебе и воде только лишь из-за того, что она поехала в Бристоль послушать комическую оперу. Я до сих пор помню, как она плакала, и слезы текли по ее розовым щекам. «Старый дьявол! — всхлипывала она. — Старый дьявол!..» Вы, конечно, простите невоздержанность ее языка…
— Насколько я понимаю, будущее состояние молодой леди зависело всецело от этого наследства?
— Вовсе нет. Ее жених, мистер Эйнсуорт, подающий надежды молодой человек, уже пробил себе путь в деловом мире. Сам Трелони был одним из его клиентов. — Мне кажется, что я обнаружил в ваших словах опасение за судьбу племянника, — сказал Холмс. — Вероятно, доктор Гриффин был в дружеских отношениях с Трелони, если тот завещал ему наследство?
Священник неловко заерзал на кресле.
— Да, в самых дружеских отношениях, — ответил он поспешно. — Действительно, доктор как-то спас Трелони от смерти. Вместе с тем, должен признаться, мой племянник всегда был вспыльчивым, необузданным человеком. Его невоздержанное поведение в конце концов привело к тому, что местные жители стали с предубеждением относиться к нему. Если полиция окончательно утвердится в мнении, что сквайр умер насильственной смертью, Гриффину будет угрожать немедленный арест… Эппли сделал паузу и оглянулся. Раздался чей-то повелительный стук. Тут же дверь распахнулась, и мы увидели миссис Хадсон, выглядывающую из-за спины низенького худощавого мужчины с крысиным лицом. Он был в клетчатом костюме и котелке. Когда взгляд его холодных голубых глаз упал на викария, он остановился у порога с возгласом удивления.
— Вы обладаете замечательной способностью, Лестрейд, появляться в самый неожиданный и драматический момент, — лениво заметил Холмс.
— И это ставит некоторых в затруднительное положение, — ответил детектив, положив свою шляпу рядом с газовой печкой. — Ну-с, присутствие в вашем доме этого почтенного джентльмена, бесспорно, свидетельствует о том, что в настоящее время вы заняты уютным маленьким домом в Сомерсете. Факты весьма определенны и ведут в одну сторону, как указательные столбы. Не так ли, мистер Холмс?
— К несчастью, указательные столбы можно легко повернуть в любую сторону, — ответил Холмс. — В прошлом мне неоднократно приходилось доказывать вам эту истину, Лестрейд.
Сыщик из Скотленд-Ярда вспыхнул от злости:
— Всякое бывает. Но сейчас у меня нет никаких сомнений. Перед нами налицо и мотив преступления, и возможность его совершения. Мы знаем, кто преступник, и нам остается выяснить лишь, каким образом было совершено убийство.
— Я утверждаю, что мой несчастный племянник!.. — вскричал священник в отчаянии.
— А я ведь не назвал имен!
— Но с того момента, как вам стало известно, что он был личным врачом сквайра, вы не скрывали, что считаете моего племянника убийцей. Всем ясно, что только Гриффину выгодно было это злополучное завещание.
— Вы забыли еще упомянуть о его личной репутации, — мрачно добавил Лестрейд.
— Он необуздан, да; романтичен, вспыльчив, если вам угодно. Но быть хладнокровным убийцей — никогда! Ведь я его знаю с пеленок…
— Ну, поживем — увидим… Мистер Холмс, а я очень хотел бы поговорить с вами.
Во время этой словесной перепалки между нашим клиентом и Лестрейдом Холмс смотрел на потолок с отсутствующим, рассеянным выражением лица. Я замечал это у него только в тех случаях, когда он чувствовал, что уже держит в руках какую-то трудно уловимую нить улик, все еще скрытую в лабиринте множества фактов и подозрений.
Внезапно Холмс поднялся и обратился к мистеру Эппли:
— Вы собираетесь возвратиться в Сомерсет днем?
— Да, поездом в два тридцать из Паддингтона. — Священник вскочил, и его лицо окрасилось легким румянцем. — Неужели я могу рассчитывать, мистер Холмс?
— Да, мы с мистером Уотсоном поедем с вами. Пожалуйста, попросите миссис Хадсон вызвать кэб.
Наш посетитель бросился вниз по лестнице.
— Довольно любопытное дело, — заметил Холмс, наполняя свой дорожный кисет табаком.
— Я так рад, что наконец мы увидели все в надлежащем свете, дружище,
— заметил я. — Мне сначала показалось, что почтенный Эппли выводит вас из себя, особенно когда он начал распространяться о своей ранней склонности к медицине и о рассеянности, из-за которой мог бы оперировать пациента без всякой на то надобности.
Впечатление от этого как будто бы безобидного замечания было поразительно. Сосредоточенно поглядев перед собой, Холмс быстро встал.
— Черт возьми! — воскликнул он. — Черт возьми!
Щеки его слегка порозовели, а в глазах появился блеск, который был мне так хорошо знаком.
— Как всегда, Уотсон, ваша помощь просто неоценима…
— Значит, я помог вам? Своими упоминаниями об операции?
— Вот именно!
— Ну, Холмс?!
— Подождите, я сейчас должен разыскать некую фамилию! Передайте-ка мне, пожалуйста, тетрадь с вырезками, помеченную буквой «Б».
Не успев даже сообразить, в чем дело, я подал ему пухлую тетрадь, одну из тех, в которые Холмс вклеивал газетные вырезки о заинтересовавших его случаях.
— Холмс, но мистер Эппли не называл нам никого, чья фамилия начиналась бы с буквы «Б»!
— Да, я знаю об этом… Б-а, Ба-р, Барлетт!
Бегло перелистав тетрадь, Холмс закрыл ее и теперь сидел, задумчиво барабаня по переплету длинными нервными пальцами.
— У меня, конечно, нет еще всех данных, — произнес он. — Даже и теперь еще не все ясно.
— Зато для меня все ясно, — с усмешкой заметил Лестрейд. — Им меня не обмануть. Этот рыжебородый доктор и есть убийца. Нам известны и преступник, и мотив преступления.
— Тогда зачем вы пришли ко мне? — спросил Холмс.
— Потому что недостает одного. Мы хорошо знаем, кто сделал это. Вопрос в том, как он это сделал.
В вагоне Лестрейд бесконечное число раз повторял этот вопрос, пока наконец его слова не стали сливаться со стуком колес поезда, болезненно отдаваясь в моей голове.
Был долгий жаркий день. Лучи заходящего солнца уже ложились на вершины мягко округленных холмов Сомерсетшира, когда мы наконец высадились на маленькой железнодорожной станции Кемберуэлл. Вдали, среди холмов, за остроконечными крышами деревенских домов, виднелось большое белое здание, окруженное величавыми вязами.
— Нам предстоит небольшая прогулка, — недовольно проворчал Лестрейд.
— Я предпочел бы не заходить сразу в дом, — сказал Холмс. — Есть ли в этой деревушке гостиница?
— Да, называется она «Герб Кемберуэлла».
— Тогда пойдемте туда. Мне хотелось бы начать расследование на нейтральной почве.
— Ну, Холмс! — воскликнул Лестрейд. — Я не понимаю…
— Совершенно верно, — прервал Холмс. И мы не услышали от него больше ни слова, пока не очутились в уединенной комнате старинной гостиницы. Холмс что-то поспешно черкнул в своей записной книжке и вырвал оттуда несколько листков. — Нельзя ли будет теперь, мистер Эппли, послать слугу с записками? Одну нужно отправить в Гудменс Реет, другую — Эйнсуорту, а вот эту Гриффину.
— Конечно.
— Вот и чудесно. Тогда в ожидании прихода мисс Долорес и ее жениха мы сможем немного покурить.
Некоторое время все сидели молча, погруженные в собственные мысли.
— Ну-с, мистер Холмс, — внезапно заговорил Лестрейд. — Вы вели себя так загадочно, что заинтриговали даже доктора Уотсона. Так изложите нам сейчас вашу теорию.
— У меня нет никакой теории. Я просто хочу проверить некоторые данные.
— Но за вашими данными вы проглядели лицо преступника.
— Это еще неизвестно. Кстати, викарий, а каковы отношения между мисс Долорес и вашим племянником?
— Любопытно, что вы заинтересовались этим. Последнее время их отношения служили для меня источником огорчений. Но справедливости ради следует добавить факт, что виной этому была молодая леди. Без всякой видимой причины она ведет себя оскорбительно по отношению к доктору. И, что хуже всего, свою неприязнь проявляет перед людьми.
— Вот как! Ну а мистер Эйнсуорт?
— Он слишком славный парень, чтобы не сожалеть о поведении своей невесты. Он принимает все это почти как личную обиду.
— Что ж, похвально для него. Но вот, по-видимому, и наши гости.
Старая дверь со скрипом распахнулась, и высокая грациозная девушка вошла в комнату. Долгий, испытующий взгляд ее черных, возбужденно блестевших глаз останавливался то на одном, то на другом из нас с выражением враждебности и вместе с тем отчаяния. Стройный белокурый молодой человек со свежим цветом лица и удивительно голубыми глазами следовал за ней. Он дружески приветствовал мистера Эппли.
