Морис Леблан - Шерлок Холмс приходит поздно
«Топор вращается в воздухе, который трепещет, но открывается крыло, и следуешь прямо к Богу».
Воцарилось молчание, и Вельмон ухмыльнулся:
— Ослепительной ясности тут, право, не усмотришь.
— Конечно. Господин кюре сделал вывод, что Сюлли таким образом обозначил ключ к тайне, не выдавая ее при этом писцам, которым диктовал свои мемуары.
— Предположение остроумное.
— Согласен, но что может означать топор, который вращается, и птица, которая улетает?
— И кому надлежит следовать прямиком к Господу?
— Непонятно!
Вельмон снова обронил:
— А добрый король Людовик XVI тоже пользовался подземным ходом для того, чтобы встретиться с прекрасной дамой?
— Не знаю, — отозвался Деванн. — Все, что можно об этом сказать, — что Людовик XVI действительно останавливался в 1784 году в Тибермесниле, и что знаменитый железный шкаф, обнаруженный в Лувре по доносу Гамэна, содержал бумажку со словами, написанными этим монархом: «Табермеснилъ: 2-6-12».
Орас Вельмон рассмеялся.
— Победа! Мрак рассеивается все больше! Дважды шесть равняется двенадцати.
— Смейтесь сколько угодно, сударь, — заметил аббат, — тем не менее, обе эти цитаты и содержат ответ. И настанет день, когда кто-нибудь найдет им верное толкование.
— Шерлок Холмс, для начала, — предположил Деванн. — Если только его не опередит Арсен Люпэн. Что Вы об этом думаете, Вельмон?
Вельмон поднялся, положил руку на плечо Деванна и объявил:
— Думаю, что к тем данным, которые содержат обе книги — ваша и Национальной библиотеки, не хватало сведения величайшего значения, и что Вы были столь любезны сообщить его мне. За что и благодарю.
— Так что?..
— Так что теперь, когда топор совершил достаточно оборотов, птица улетучилась, а дважды шесть оказалось равным двенадцати, мне остается лишь приступить к делу.
— Не теряя ни минуты.
— И ни секунды. Стало быть, еще нынешней ночью, до приезда Шерлока Холмса, я должен ограбить Ваш замок?
— Времени у Вас на это — в обрез. Но не хотите ли, чтобы я Вас проводил?
— До самого Дьеппа?
— До самого Дьеппа. Я воспользуюсь этим, чтобы лично привезти оттуда господина и госпожу д'Андроль вместе с юной дочерью их друзей, которые прибывают полуночным поездом.
И, обращаясь к офицерам, Деванн добавил:
— Впрочем, мы снова встретимся все здесь завтра, для обеда, не так ли, господа? Рассчитываю на вас, так как этот замок должен быть окружен вашими полками и взят штурмом ровно в одиннадцать часов.
Приглашение было принято, присутствовавшие расстались, и немного погодя лимузин 20–30 «Золотая звезда» уносил Деванна и Вельмона по дороге к Дьеппу. Деванн оставил художника перед казино и направился на вокзал.
В полночь его друзья высадились из поезда. В половине первого автомобиль проехал под воротами Тибермесниля. В час ночи, после легкого ужина, сервированного в гостиной, каждый ушел к себе. Постепенно погасли все огни. Глубокая тишина ночи окутала замок.
Но луна раздвинула тучи, которые ее закрывали, и сквозь два из четырех окон наполнила гостиную белым сиянием. Правда, ненадолго. Очень скоро луна спряталась за занавесом холмов. И настал мрак. Тишина сгустила его еще больше. Еще более непроницаемое безмолвие усилило густую темноту. Лишь время от времени поскрипывание мебели, либо шуршание камыша на болоте, омывающем древние стены, нарушало это безмолвие.
Часы перебирали бесконечные четки секунд. Пробило два часа, и, как и раньше, секунды продолжали падать, торопливо и монотонно, в тяжелом молчании ночи. Пробило три часа.
И вдруг что-то щелкнуло, словно диск семафора, открывающийся при приближении поезда, и тонкий лучик света пронизал гостиную из конца в конец, словно стрела, оставляющая за собой сверкающий след. Луч вырывался из центральной каннелюры пилястра, о который опирался с правой стороны фронтон библиотеки. Вначале остановился ярким кружком на противоположном панно, затем прошелся во все стороны, словно беспокойный взор, пронизывающий тьму, погас, чтобы опять вырваться из мрака, в то время как часть библиотеки поворачивалась на невидимой оси, чтобы открыть широкое отверстие, увенчанное сводом.
Вошел человек, державший электрический фонарь. За ним появились второй и третий, вносившие связку веревок и различные инструменты. Первый еще раз осмотрел помещение и сказал:
— Позовите товарищей.
«Товарищи» подошли по подземному ходу — восьмеро крепких ребят с энергичными физиономиями. Перенос начался.
Все делалось быстро. Арсен Люпэн переходил от одного предмета к другому, осматривал его и, смотря по его размерам или ценности, оставлял на месте или распоряжался:
— Забирайте!
И предмет забирали, разверстая пасть тоннеля проглатывала его, он словно исчезал в земной утробе.
Так ушли шесть стульев и шесть кресел в стиле Людовика XV, гобелены из Абюссона, два канделябра работы Гутьноа, два — Фрагонара и один — Наттье, бюст Гудона, несколько статуэток. Порой Люпэн задерживался перед великолепным ларем или драгоценной картиной и вздыхал:
— Чересчур тяжел… Слишком велики размеры… Какая жалость!
И продолжал свою экспертизу.
За сорок минут гостиная была «расчищена», по — выражению Арсена. Все было сделано в образцовом порядке, без малейшего шума, словно все предметы, которыми манипулировали вошедшие, были упакованы в толстый слой ваты.
Тогда он сказал последнему, уносившему стенные часы работы мастера Буля:
— Возвращаться нет смысла. Как условились, едва заполните грузовик, отправляйтесь до большой риги в Рокфоре.
— А вы, патрон?
— Мне пусть оставят мотоцикл.
Когда тот исчез, он вернул на место, задвинув до отказа поворачивающуюся часть стены. Затем, удалив последние следы выноса добычи и стерев следы ног, приподнял портьеру и проник в галерею, служившую для сообщения между башней и замком. В середине ее стояла витрина — цель дальнейших поисков Арсена Люпэна.
Здесь были собраны настоящие чудеса, уникальная коллекция часов, табакерок, колец, ожерелий, миниатюр прекраснейшей работы. С помощью клещей он взломал замок и с невыразимым наслаждением занялся украшениями из золота и серебра, маленькими шедеврами деликатного, совершенного искусства ювелиров.
Люпэн повесил на перевязи через плечо широкий матерчатый мешок, специально сшитый для такой добычи. Наполнил его. Наполнил также карманы пиджака, панталон, жилета. Протянул левую руку к еще одной кучке жемчужных дамских сеток для волос, столь милых сердцу наших прабабушек и которые нынешняя мода так старательно и любовно возвращает в обиход. Но тут его уха достиг легкий шум.
Он прислушался: ошибки не было, шум слышался все явственнее.
И он вспомнил: внутренняя лестница в конце галереи вела к до сих пор пустовавшим апартаментам, которые, однако, с этого вечера были отведены той юной девице, за которой, как и за супругами д'Андроль, Деванн ездил в Дьепп.
Торопливым движением Люпэн нажал на выключатель своего фонаря: свет погас. Он едва успел добраться до амбразуры окна, когда на вершине лестницы открылась дверь, и слабый свет проник в галерею.
У него возникло ощущение — полускрытый занавесом, он не мог этого видеть, — будто кто-то начал осторожно спускаться по верхним ступеням. Появилась надежда, что незнакомец дальше не пойдет. Он двинулся, однако, вниз. И вдруг раздался возглас — спускавшийся заметил витрину, разбитую, наполовину опустошенную.
По запаху духов Арсен Люпэн понял, что это женщина. Ее платье почти касалось занавеса, который его скрывал, и ему показалось, что он слышит, как бьется сердце этой женщины, и еще — что она угадывала присутствие другого существа позади себя, на расстоянии вытянутой руки… «Ей страшно, — подумал он, — она сейчас уйдет… Не может быть, чтобы не ушла…» Она, однако, не уходила. Свеча, вздрагивавшая в ее руке, перестала колебаться. Она повернулась, преодолела мгновенное колебание, слушая, казалось, пугающую тишину, затем резко откинула занавес.
Они увидели друг друга.
Арсен, потрясенный, проговорил:
— Вы… это Вы… мадемуазель…
Перед ним стояла мисс Нелли.
Мисс Нелли! Пассажирка трансатлантического лайнера, та самая, чьи грезы сливались с грезами молодого человека на протяжении того незабываемого плавания, та, которая присутствовала при его аресте и которая, не желая его выдавать, выбросила в море фотоаппарат, в котором он спрятал драгоценности и банкноты Мисс Нелли! Милое, улыбающееся существо, чей образ так часто радовал или наводил грусть на него в долгие дни заключения!
Случай, поставивший их лицом к лицу в этом замке, в ночной час, был столь невероятным, что оба окаменели, не говоря ни слова, изумленные, словно завороженные фантастическим видением, которое представляли друг для друга.
