Фотофиниш - Найо Марш
Прежде, чем Аллейн успел ответить, открылась дверь и вошел синьор Беппо Латтьенцо. Его безупречные белые шорты и шелковая матроска были в полном беспорядке, и он обильно вспотел.
— Мои дорогие! — воскликнул он. — Драма! Охота началась. Сама Гончая Небес[21] не могла бы быть более старательной. — Он рухнул в кресло и принялся обмахиваться ладонью с растопыренными пальцами. — «Над холмами, над долами, сквозь терновник, по кустам»[22], как говорила прилежная фея, и как говорю я. Так приятно быть «прилежной феей», — тяжело дыша, жеманно выговорил синьор Латтьенцо.
— Ну и как? — спросил Аллейн.
— Ничегошеньки. Преданная Мария, мой дорогой Монти, просто неудержима. Бегала по лесу не хуже нас. Свою сетку для волос она оставила как жертвоприношение по обету на переплетенных колючках куста, который, как мне сообщили, прозван «Лесным адвокатом»[23].
Синьор Латтьенцо любезно улыбнулся мистеру Реесу и бесстыдно подмигнул Аллейну.
— Это, — заметил он, — не порадует нашу диву, да? И если уж говорить о гончих и настойчивости, то как насчет неустрашимого Филина? Какое рвение! Какая преданность делу! Убеги она даже к далеким антиподам, затаись она, так сказать, на волшебном острове (и добавлю, с величайшим комфортом), он разнюхает, где она. Можно лишь аплодировать ему. Признай это, дорогой Монти.
— Беппо, нет причин считать, что этот Филин как-то причастен к произошедшему, — возразил мистер Реес. — Это нелепая идея, и мне совершенно не хочется, чтобы Белла втемяшила это себе в голову. Это самое обычное происшествие с участием какого-нибудь местного хама, так что нечего раздувать из этого смехотворную драму. Ты, как никто другой, отлично знаешь, что она может отреагировать слишком остро, и после вчерашнего потрясения я в самом деле должен просить тебя проявить крайнюю осторожность.
Синьор Латтьенцо вытер пот под левым глазом. Он подышал на свой монокль, протер его и посмотрел в него на хозяина дома.
— Ну конечно, мой дорогой Монти, — спокойно сказал он. — Я понимаю. Прекрасно понимаю. Не было никакого фотографа. Хлоп! И он испарился. А теперь…
Дверь распахнулась и широким шагом в комнату вошел Бен Руби. У него тоже был измученный вид.
— Послушай, Монти! — закричал он. — Что это, черт подери, за идея? Эти твои слуги все как один говорят, что чертов Филин снова объявился, и что нужно вызывать полицию. Что происходит?
IV
Бледный от досады мистер Реес собрал в кабинете всю прислугу, включая водителя и рулевого. Аллейн, которого попросили остаться, восхитился тем, как была организована эта сцена, и абсолютным авторитетом, которым, по-видимому, обладал мистер Реес. Он повторил объяснение, о котором они договорились: изложил им теорию о вторгшемся на территорию дома нахале и полностью раскритиковал идею о появлении Филина.
— Забудьте об этой идиотской идее, пожалуйста, — холодно сказал мистер Реес и многозначительно посмотрел на Марию. — Вы понимаете? Вы не должны говорить об этом мадам. — Он добавил несколько слов по-итальянски; Аллейн был не очень силен в этом языке, но решил, что прозвучала угроза немедленного увольнения, если Мария не подчинится приказу.
Мария, плотно сжимавшая губы, сверкнула глазами на мистера Рееса и пробормотала что-то неразборчивое. После этого всех отпустили.
— Шансов у тебя немного, — сказал Бен Руби. — Они все равно разболтают.
— Они буду вести себя как следует. Возможно, за исключением этой женщины.
— Да, непохоже было, что она готова сотрудничать.
— Ревнует.
— А! — воскликнул синьор Латтьенцо. — Классический случай: госпожа и камеристка. Белла, несомненно, многое ей доверяет.
— Без сомнения.
— Что ж, сейчас она ничего не сможет ей сказать. Ripetizione[24] все еще идет полным ходом.
Бен Руби открыл дверь. Из дальнего конца холла, из-за стены концертного салона доносилось пение, которое словно бы возникало из ниоткуда; оно было бесплотным, как будто исходило из противоположного конца какого-то слухового телескопа. Над тремя непримечательными голосами парил несравненный четвертый.
— Да, — сказал синьор Латтьенцо, — это ripetizione, и они добрались только до квартета — всего треть оперы. Они сделают перерыв на обед в час тридцать, а сейчас двадцать минут первого. Пока что мы в безопасности.
— Я бы на это не рассчитывал, — покачал головой Бен Руби. — Она любит, когда Мария у нее под рукой на репетициях.
— Если вы не возражаете, — сказал Аллейн, — я думаю, мне стоит немного осмотреться.
Трое мужчин минуту молча смотрели на него. Затем мистер Реес встал.
— Вы ведь не верите, что… — начал он.
— О, нет-нет. Но мне пришло в голову, что можно найти что-нибудь, что подтвердит теорию о гадком нахале.
— Что, например? — спросил Бен Руби.
— Что-нибудь, — беззаботно сказал Аллейн. — Никогда не знаешь, что попадется. Иногда случаются неожиданные находки. Как и вы, я не особенно на это рассчитываю.
И прежде, чем кто-то из них нашелся с ответом, он вышел и тихо прикрыл за собой дверь.
Аллейн вышел из дома через главный вход, повернул налево и прошел по засыпанной гравием площадке перед домом до дорожки, которая огибала фасад с запада. Он пошел по ней; звуки музыки и пения, прерываемые обсуждениями и повторениями коротких отрывков, становились все громче. Вскоре он дошел до окон концертного салона и увидел, что одно из них, первое, все еще открыто. Оно находилось дальше всего от сцены, которую закрывала штора, подвешенная на шарнирном кронштейне.
Он подобрался поближе. Совсем близко находилось то место, где стояла Соммита, которая, сложив руки, руководила певцами. И там же, на прежнем месте, сидела его жена, склонившаяся над альбомом для набросков; волосы ее были взъерошены, плечи ссутулены. Она по-прежнему усердно работала. Ее модель была вне поля зрения — она разглагольствовала, обращаясь к оркестрантам, и из-под испачканной углем руки Трой продолжали появляться наброски. Она использовала карандаш Конте, и линии, которые она рисовала, иногда весьма выразительные, иногда очень тонкие и деликатные, напоминали движения умело водящего смычком скрипача.
Трой положила рисунки на пол, оттолкнула их ногой и уставилась на них, покусывая костяшки пальцев и сердито хмурясь. Затем она подняла глаза и увидела мужа. Он скорчил гримасу, прижал палец к губам и скрылся из виду.
Аллейн постарался не наступить на узкую полоску земли, отделявшую дорожку от стены дома, и теперь, присев, смог внимательно ее осмотреть. На нее недавно наступили несколько человек. Черт бы побрал этот поисковый отряд!
Он пошел дальше по дорожке, миновав садовую скамейку и стараясь держаться как можно дальше от окон. В зарослях папоротника и кустарника справа тут и там были сломаны ветки — Аллейн предположил, что это
