Агата Кристи - Ночная тьма

— Ты привязана по-настоящему к кому-нибудь из них? — поинтересовался я. — Или об этом нельзя спрашивать?

— Можешь спрашивать о чем угодно. — Но ответила она не сразу. А потом сказала твердо и решительно:

— Нет, наверное, не привязана. Возможно, это покажется несколько странным, но причина, по-моему, в том, что никто из них мне не близок. Ведь нас объединяют только обстоятельства, а не кровное родство. Насколько мне помнится, я любила своего отца. Вообще-то он был слабохарактерным и не оправдал надежд деда, поскольку мало что соображал в делах и не хотел заниматься бизнесом. Его больше привлекала рыбалка во Флориде. А потом он женился на Коре… Мы с ней друг другу не понравились. Маму я совсем не помню. Я любила дядю Генри и дядю Джо. С ними было весело, гораздо веселее, чем с отцом. По-моему, он был тихим и грустным человеком. Дяди же оба умели наслаждаться жизнью. Особенно дядя Джо, он был совершенно необузданным, иногда это бывает с теми, у кого много денег. Он погиб в автокатастрофе, а дядю Генри убили на войне. К тому времени дед был уже болен, и смерть всех трех сыновей окончательно его подкосила. Кору он недолюбливал, а наши дальние родственники его мало интересовали. Тот же дядя Рюбен. Никогда не знаешь, что замышляет Рюбен, говорил он. Вот почему он решил установить опеку над своим состоянием, завещав также большую сумму денег в дар музеям и больницам. Он хорошо обеспечил Кору и мужа своей дочери дядю Фрэнка.

— Но основная доля наследства досталась тебе?

— Да. Но, по-моему, это его беспокоило, а потому он постарался привлечь к опеке людей, разбирающихся в финансовых делах.

— То есть дядю Эндрю и мистера Станфорда Ллойда. Адвоката и банкира.

— Да. Он, вероятно, считал, что сама я с этим не справлюсь. Странно, однако, то, что он позволил мне стать полноправной наследницей в двадцать один год, а не в двадцать пять, как делают чаще всего. Скорей всего потому, что я женщина.

— Действительно странно, — согласился я. — Казалось бы, ему следовало поступить как раз наоборот.

— Нет, — покачала головой Элли, — дедушка, наверное, рассуждал так: молодые люди необузданны, часто совершают необдуманные поступки, а потом их прибирают к рукам всякие алчные и вероломные блондинки. Он считал, что им надо дать время перебеситься. Однажды он сказал мне: «Если женщина наделена от природы разумом, то к двадцати одному году она уже должна неплохо соображать. Зачем заставлять ее ждать еще четыре года? А если она дура, то дурой и останется». И еще он сказал, — Элли посмотрела на меня и улыбнулась, — что меня он дурой не считает. «Ты, возможно, и не очень разбираешься в жизни, Элли, — сказал он, — но нюх у тебя есть. Особенно на людей. И, надеюсь, будет всегда».

— Не думаю, что я бы ему очень понравился, — задумчиво отозвался я.

Элли не умела врать. А потому не стала меня разубеждать.

— Пожалуй, — согласилась она. — Он, наверное, даже испугался бы. Разумеется, сначала. А потом ему пришлось бы к тебе привыкнуть.

— Бедняжка Элли, — вдруг вырвалось у меня.

— Почему ты так говоришь?

— Я просто повторяю то, что уже когда-то тебе говорил, помнишь?

— Помню. Ты назвал меня «бедной маленькой богачкой». И был совершенно прав.

— Правда, сейчас я имел в виду нечто другое, — отозвался я. — Я назвал тебя бедняжкой вовсе не потому, что из-за своего богатства ты жила как в плену. Я имел в виду… — Я не сразу решился, но все же произнес:

— Вокруг слишком много людей, которые ждут от тебя подачки, а вот твоя собственная судьба их мало волнует. Верно?

— Да нет, дядя Эндрю, по-моему, искренне меня любит, — не очень уверенно возразила Элли. — Он всегда очень добр и внимателен ко мне. Что же касается остальных… Тут ты, пожалуй, прав. Их интересуют только подачки.

— Они приезжают и попрошайничают, верно? Одалживают у тебя деньги, ждут подарков. Надеются, что ты выручишь их из беды, и стараются ухватить кусок пожирнее!

— Что ж, это вполне естественно, — спокойно отозвалась Элли. — Но теперь с этим покончено. Я буду жить в Англии и редко с ними встречаться.

В этом она, конечно, ошибалась, но пока пребывала в счастливом неведении. Чуть позже явился сам Стэнфорд Ллойд собственной персоной. Он привез Элли на подпись кучу бумаг и документов, требуя от нее согласия на разные капиталовложения. Он говорил с ней о ценных бумагах и акциях, о недвижимости, которой она владела, и о контроле над расходами. Для меня все это было полной тарабарщиной. Помочь ей или посоветовать что-либо путное я был не в состоянии. Но и помешать Стэнфорду Ллойду обманывать ее я тоже не мог. Оставалось только надеяться, что он этим не занимается, но откуда мне, невежде, было знать?

Нет, пожалуй, Стэнфорд Ллойд был слишком уж безупречен, чтобы можно было верить в его искренность. Он был банкиром, и это было буквально написано у него на лбу. Довольно видный мужчина, хотя и не первой молодости. Со мной он держался необыкновенно учтиво и, хотя наверняка считал меня полным ничтожеством, старательно это скрывал.

— Надеюсь, это последний из стаи стервятников? — спросил я, когда он наконец отбыл.

— Тебе они все не нравятся, правда?

— Во всяком случае, твоя мачеха — настоящая ведьма, да к тому же еще и лицемерка. Извини, Элли, я не должен был этого говорить.

— Почему же, если ты искренне так считаешь? По-моему, ты не далек от истины.

— Тебе, наверное, было очень одиноко, Элли, — заметил я.

— Да, одиноко. Разумеется, у меня были подружки. Я ходила в очень привилегированную школу, но и там не чувствовала себя свободной. Если я начинала с кем-нибудь дружить по-настоящему, нас старались разъединить, навязывая мне другую девочку, естественно, из какого-нибудь, по их мнению, более достойного семейства. Конечно, если бы мне кто-то очень понравился, то я бы решилась на скандал… Но я никогда так далеко не заходила. Таких близких друзей у меня все же не было. Только когда появилась Грета, все стало по-другому. Впервые я почувствовала, что кому-то дорога. Чудесное ощущение. — Ее лицо смягчилось.

— Не хотелось бы… — начал я, отвернувшись к окну.

— Ты о чем?

— Не знаю… Не хотелось бы, чтобы ты чересчур полагалась на Грету. Нельзя слишком зависеть от другого человека.

— Ты не любишь ее, Майк, — с укором сказала Элли.

— Почему же? — возразил я. — Наоборот, она мне очень нравится. Но тебе следует понять, Элли, что она.., что я ее вижу впервые. Наверное — буду честным, — я ревную тебя к ней. Ревную, потому что вы с ней.., я не сразу понял, очень привязаны друг к другу.

— Не надо ревновать. Она — единственный человек, кто был добр ко мне, кто меня любил.., пока я не встретила тебя.

— Но ты меня уже встретила, — сказал я, — и мы стали мужем и женой. — И повторил сказанное мною раньше:

— И теперь будем жить-поживать да добра наживать.

Глава 5

Я стараюсь изо всех сил — хотя, наверное, получается у меня неважно, правдиво описать тех, кто вошел в нашу жизнь. Точнее, в мою, поскольку в жизни Элли эти люди уже давно существовали. Мы напрасно надеялись, что они отвяжутся от Элли. Ничего подобного. Они и не собирались оставить ее в покое. Однако в ту пору мы еще об этом не знали.

Нам предстояло обживаться в Англии. Дом наш был построен, о чем нас известил телеграммой Сэнтоникс. Перед этим он предупредил меня, что ему требуется еще неделя. Но вдруг пришла его телеграмма: «Приезжайте завтра».

Мы прибыли на закате. Услышав шум мотора, Сэнтоникс вышел нам навстречу и остановился перед домом. Когда я увидел, что дом целиком закончен, во мне что-то дрогнуло, словно желая выплеснуться наружу! Это был мой дом — наконец-то у меня есть дом! Я стиснул руку Элли.

— Нравится? — спросил Сэнтоникс.

— Шик! — дурацкое словечко, но он меня понял.

— Да, — согласился он, — это лучшее, что я сделал за всю жизнь… Дом обошелся недешево, но игра стоила свеч! Пришлось превысить смету по всем параметрам. Ну-ка, Майк, берите Элли на руки, — распорядился он — и несите через порог, как полагается молодоженам, когда они входят в новый дом!

Я весь покраснел, но послушно поднял Элли на руки — она была легче перышка — и внес в дом. К сожалению, я споткнулся о порог и увидел, что Сэнтоникс нахмурился.

— Ну вот и все, — сказал он. — Заботьтесь о ней, Майк, и берегите ее. Сама она заботиться о себе не умеет.

— Почему это меня надо беречь? — возмутилась Элли.

— Потому, что мы живем в недобром мире, — ответил Сэнтоникс, — и вокруг вас, девочка моя, полно-злых людей. Вы уж мне поверьте, я кое-кого уже видел. Примчались сюда, все высматривали, вынюхивали, как крысы. И сами они не лучше крыс. Извините меня за эти слова, но кому-то следовало их произнести.

— Больше никто беспокоить нас не будет, — ответила Элли. — Они все вернулись обратно в Штаты.

— Возможно, — отозвался Сэнтоникс, — но оттуда всего несколько часов лету.