Ноэль Рандон - Черная пелерина
— Вот что не выходит у меня из головы, мсье Маккинсли: какая связь может быть между украденной брошью и убийством?
— Полицию тоже это интересует, — уклончиво ответил режиссер. Но тут-то и всплыло то обстоятельство, что мадам Сильвия Лепер не одного только Торнтона посвятила в тайну открытия комиссара.
— Вроде бы брошь нашлась, — несмело произнесла мадам Вуазен, которая во время обряда погребения стояла рядом с сестрой комиссара Лепера.
Возникло оживление.
— Бабьи сплетни, — махнул рукой Вуазен.
— Но если брошь и в самом деле найдена, нет смысла приписывать убийство сыну кухарки, — заключил Дюверне.
Старая Мишелин, не имея возможности передать через кого-то кофе для Торнтона, неожиданно появилась в зале с подносом в руках. Это была высохшая женщина, слегка согнувшаяся под бременем лет. В ее глазах, похожих на бусинки, горел огонек, какому могла позавидовать не одна молоденькая девушка.
— У Жакоба Калле есть алиби, — заявила она авторитетно и неожиданно. Инспектор из Тулона сказал Агнесс, что ее сын с понедельника сидит под арестом.
— Еще один детектив, — загрохотал смехом на басовых нотах хозяин и вручил верной помощнице пустую тарелочку.
— Над чем тут смеяться? — фыркнула Мишелин. — Я была на похоронах вместе с Агнесс и знаю.
— Должен сознаться, что я испытываю некоторое облегчение, — сказал Дюверне. — Вот уже три дня я со страхом выхожу из дому. Эта идиотка Нанет может впустить кого угодно. Значит, Мишелин утверждает, что это не Жакоб Калле?
— Разве такой бандит способен подбросить розу? — сентиментально заметил владелец парикмахерской мсье Матло.
Горбатый мсье Жифль имел и иные известия:
— А правда ли, что Дюмолен предчувствовал смерть и сделал пометку в календаре в день убийства — слово «конец»?
— Ради Бога! — ужаснулся доктор Прюден. — Обычное стечение обстоятельств.
— Так пометка все-таки была? — подхватил Котар-младший. — Вы исключаете самоубийство?
— Самоубийство ударом лома по голове? Естественно, исключаю. Инспектор приказал провести вскрытие, и вскрытие полностью подтвердило мои предположения.
— Но он все-таки отметил для себя, что должен умереть, — упорствовал Котар.
Граждане От-Мюрей во время похорон времени даром не теряли. Все были прямо-таки насыщены информацией. Маккинсли задумал рассеять сомнения Котара-младшего.
— Шарль Дюмолен написал под датой понедельника «конец», поскольку в этот день должен был закончить предназначенный для меня сценарий фильма.
Маккинсли хотел узнать все ходившие по городу слухи. Он ждал, кто же начнет первым. Котар-старший наконец не выдержал:
— Ночью пропали какие-то бумаги… произведения Дюмолена.
— Точно, — сказал Торнтон. — Пропала вещь Дюмолена, за которой я приехал из Америки.
— Ужас! — воскликнула мадам Вуазен.
— Это для того, чтобы запутать следы, — выразил свое мнение доктор Прюден.
— Ведь ничего больше не пропало, — подтвердил Вуазен басом.
— Ну как же? — иронично вставил Дюверне. — Погиб Шарль Дюмолен.
— Выдающийся гражданин и богатый человек, — подытожил мсье Жифль.
— И осталась аппетитная вдовушка, — прибавил Матло.
— Да некому просто воровать рукописи! — повторил свое убеждение доктор.
Маккинсли хотелось знать, ходят ли о нем какие-то сплетни.
— Комиссар Лепер считает, что скорее всего это я спрятал рукопись, — сказал он с легкой усмешкой.
Мадам Вуазен всплеснула руками.
— Вот это да!
— Но зачем? — удивился Дюверне.
— Только из-за денег, — сказал Торнтон. — Комиссар Лепер, как мне кажется, не любит американцев. Он считает, что когда дело касается бизнеса, они способны на все.
— Какой еще бизнес? — не мог понять Котар, торговец.
— Ну как же. Рекламный трюк. Сначала шум по поводу пропавшего произведения, потом много шума по поводу нашедшегося произведения. Наконец снимаем фильм. Кто же не захочет такой фильм посмотреть? — объяснил Маккинсли собравшимся и прибавил: — Но, на мое счастье, комиссар Лепер на воскресном приеме в доме на холме имел неосторожность объявить, что не допустит передачи Америке повести Дюмолена, лучше уж он ее сам украдет. Мсье Дюверне свидетель.
— И комиссар допускает, что вы для рекламы совершили такое преступление? — ляпнул мсье Сейнтюр.
— Вот этого я, извините, не знаю.
Хотя Торнтон и вел себя достаточно непринужденно, в кондитерской воцарилась не слишком приятная атмосфера. Скрытое недоверие выползало из мрачных закутков. Жизнерадостный голос мсье Дюверне был воспринят всеми с облегчением:
— Как известно, уважаемый Лепер звезд с неба не хватает. И вообще наша полиция довольно часто садится в лужу.
— Я верю в Рандо, — сказал аптекарь Брюн.
— Инспектор Рандо наверняка все делает по-своему, — прибавил Сейнтюр. — Я его хорошо знаю — хитрая штучка.
— Меня удивляет, что этот престарелый Адонис — Фруассар — все еще гуляет на свободе! — выкрикнул мсье Жифль и вытянулся в кресле так, как позволял ему горб, хотя и небольшой.
— Как я погляжу, вы много знаете и сделали массу интересных наблюдений, — сказал наконец Маккинсли. — А все-таки вы не знаете об одной весьма важной детали.
Собравшиеся навострили уши.
— Так вот, в рабочем кабинете Дюмолена найден никелированный прибор для трубки. Это произошло в моем присутствии. Я могу поручиться, что данный факт имел место. Убитый не признавал табака ни под каким видом. Стало быть? — Торнтон медленно цедил слова: — Стало быть, преступление совершил человек, курящий трубку!
Присутствующие застыли в позах, в каких застигло их это новое сообщение.
— Этот маленький блестящий предмет наверняка сыграет большую роль в расследовании, — продолжал режиссер. Вдруг он прервался, повел взглядом вокруг. — О, простите… — сказал он, сконфузившись. — Простите…
Жозе Вуазен и Котар-старший, владелец виноградника, курили маленькие черные трубочки.
В тишине слышен был негромкий шум вентилятора. Старичок-мэр дремал над Библией.
Вуазен кашлянул и с фальшивой улыбкой обратился к жене:
— Прошу тебя, мой ангел, еще две трубочки с кремом.
Воспользовавшись этим, Торнтон Маккинсли и себе заказал два таких же аппетитных пирожных.
На следующее утро Торнтон проснулся рано. Небо цвета лазурной эмали и на этот день обещало жару. В восемь утра можно ошибочно утверждать, что жара — явление приятное.
Анни, как обычно, принесла в комнату завтрак. Торнтон проглотил его стоя, в наброшенном на плечи купальном халате.
Жизнь катилась по наезженной колее. Преступление, расследование, сильные потрясения последних дней и внутренние переживания героев трагедии — эти вещи нисколько не влияли на регулярность потребления пищи и вообще на весь распорядок в доме на холме. Агнесс готовила вкусную стряпню, Анни каждое утро орудовала пылесосом и полотером, Гортензия вежливо наливала гостям кофе и пододвигала к ним фрукты. Беседы велись на безобидные темы, старательно избегалось все, что имело хоть какое-то отношение к висевшей над домом тайне. Даже Луиза, испытавшая в первое время сильное потрясение, взяла себя в руки и предстала перед прибывшими на похороны Дюмолена спокойной и непроницаемой. Приезжие проявили деликатность. Вообще факт, что сразу после церемонии погребения они стали разъезжаться, можно объяснить нежеланием доставлять беспокойство вдове, уже и так обремененной двумя давнишними гостями, или… Понятно, что далеко не каждый любит проводить ночь на месте убийства, учитывая и тот факт, что преступник еще не найден.
Что же касается Торнтона Маккинсли, то он имел нервы крепкие, а воображение тоже держал в рамках, так что спал он хорошо и каждое утро с похвальной регулярностью практиковал морские купания.
Сейчас же он схрупал последний гренок, закурил сигарету, взял подмышку привезенные Фруассаром снаряды для подводного плавания и покинул спальню. Он не сразу спустился вниз, а сначала взбежал на верхний этаж и энергично постучал в одну из дверей.
— Войдите, — ответил женский голос изнутри, и Торнтон нажал на ручку.
Это была та самая комната, что двумя днями раньше произвела столь неприятное впечатление на инспектора Рандо. Но тут произошли кое-какие перемены, а именно: исчез череп и четыре поминальные свечи.
Луиза лежала на кровати в клубах дыма, рядом на стуле стоял нетронутый завтрак. Маккинсли сочувственно покачал головой, приблизился к молодой особе и протянул руку. Луиза без единого слова отдала сигарету, а Торнтон решительным движением потушил ее в пепельнице. Потом он направил мрачный взор на нетронутый завтрак на подносе, и Луиза сразу же принялась за еду. Тогда Торнтон открыл шкаф, порылся в нем и вынул наконец дамский купальный костюм цвета спелого апельсина, маску и ласты. Сложив все это на столе, он сказал:
