Эллери Куин - Последний удар

Сержанту Девоу, по всей видимости, удалось добиться прекращения огня, поскольку бывшие друзья обращались друг к другу, когда того требовали правила застолья, хотя и без особой теплоты. Расти держалась с несколько высокомерной снисходительностью женщины, которая знает, что за нее велось сражение и что все присутствующие об этом осведомлены. Валентина была в курсе всех ужасных подробностей — это было видно по тому, как весь вечер раздувались ее очаровательные ноздри.

Переход общества в гостиную чем-то напоминал беспорядочное отступление. Подобно всякому раненному в бою, Эллен оказалась в арьергарде. Забинтовывая ей лодыжку под озабоченным взором дядюшки, доктор Дарк объявил, что у нее лишь поверхностное растяжение, однако она прихрамывала.

Общество вышло в гостиную в тот самый момент, когда сержант Девоу, стоя у камина, говорил:

— Ничего не поделаешь, мистер Куин. Либо он слишком хитер и не даст себя поймать, либо же это я проморгал.

— О чем это вы? — спросила Эллен.

— Это «третий Святок вечерок», — довольно мрачно ответил Эллери.

Все сразу посмотрели под елку. Там ничего не было.

— А я-то совсем про это забыл! — воскликнул Артур Крейг. — Вы что же, устроили ловушку?

— Что-то вроде. Сержант спрятался так, чтобы можно было видеть все, что происходит в холле и гостиной. Ему из-за этого пришлось пожертвовать ужином. И вы, сержант, никого не увидели?

— Никого и ничего.

Эллери проворчал:

— Ничего не понимаю. Должен же быть третий подарок. На двух же он не остановится… Идите поешьте, сержант, и спасибо вам.

Девоу голодной походкой вышел из комнаты.

— Он что, никогда не спит и не переодевается? — с некоторым раздражением спросил доктор Дарк.

— У него есть сменщик — заступает в полночь и уходит до того, как кто-нибудь проснется, — сказал Эллери. — Это дает Девоу возможность сбегать в казарму и несколько часов поспать.

— Сменщик? — злобно проворчал Роланд Пейн. — Кто-нибудь его видел?

Никто не ответил. По счастью, появился Фелтон, разливая коньяк мужчинам и ликеры дамам. Спустя некоторое время все включились в беседу.

Это произошло, почти как Эллери и ожидал, внезапно. В очередной раз обнося гостей напитками, Фелтон прошел рядом с елкой. Украшение, висящее на конце одной из веток, зацепилось за стакан на подносе. Пытаясь подхватить стакан, пока тот не упал, Фелтон потерял равновесие и налетел на елку. Посыпался град мишуры.

— Девоу! — взревел Эллери.

Сержант примчался с салфеткой за воротом. Челюсти его еще шевелились, пережевывая ростбиф.

— Что стряслось? — Он лихорадочно озирался.

— Смотрите.

Взгляд сержанта скользнул туда, куда указывал обвинительный перст Эллери. Там, под деревом, среди упавших украшений, лежала крохотная упаковочка из краснозеленой фольги, перевязанная золоченой лентой.

Сержант Девоу начал заикаться.

— Н-но никто…

— Разумеется, нет, — сказал Эллери. — Поскольку произошло это днем, когда нас с вами не было в доме. Или, самое позднее, в начале вечера, до того, как мы установили наблюдение. Он просто взял да и засунул пакетик поглубже в ветки — в конце концов, кто-нибудь обнаружил бы его. Черт побрал бы его игривую душу — мы для него тоже вроде игрушек!

Эллери выхватил пакетик из-под елки. Он отбросил уже знакомый ярлычок с Санта-Клаусом и надписью «Джону Себастиану» и сорвал обертку с белой коробочки. В ней лежало что-то, завернутое в красную оберточную бумагу, а сверху находилась маленькая белая карточка с еще одним машинописным стишком:

В третий Святок вечерокШлю тебе, мой голубок,Г в о з д и к погнутый железный.Для скрепленья крыш полезный.

Именно этот предмет и был завернут в красную бумажку: обычный железный гвоздь, согнутый вдвое и слегка напоминающий крюк.

Эллери подошел к дубовому бюро, реквизированному им прошлым вечером для хранения подарков, открыл его ключом, который выдал ему накануне хозяин, и извлек уже многократно осмотренный домик. Он поставил домик на стол и снял крышу.

— Вот, — сказал он сквозь зубы. — Два металлических ушка. Это чтобы в них гвоздь вставить и прикрепить крышу ко второму этажу. Помню, я не мог понять, зачем они нужны. Теперь мы знаем.

— Что мы знаем, мистер Куин? — спросил мистер Гардинер с несвойственной мирянам наивностью. — Мне это как-то ничего не говорит.

В зеленых фанатичных глазах Оливетт Браун вспыхнуло торжество.

— Железо! — воскликнула она. — Откуда вам знать? Да, даже вам, мистер Гардинер…

— Оливетт… — начал старый джентльмен.

— И особенно вам. Но я-то все это изучила. Да, я знаю, что поэтому я плохая христианка, мистер Гардинер, но многие из этих знаний появились задолго до того времени, когда Господь наш ступил по земле. Известно ли вам, что железо обладает силой отпугивать злых духов?

— Тогда как же, Оливетт, — мягко спросил мистер Гардинер, — как же получается, что во всей литературе о ведьмах и колдунах злые духи всегда пользуются железными сосудами и инструментами для изготовления своих зелий?

— Вот именно, — вставил Дэн З. Фримен.

— Мама, пожалуйста! — взмолилась Расти.

Какое-то внутреннее благочиние помешало миссис Браун обрушиться на своего бывшего пастыря, и тем больше досталось несчастному издателю.

— Знаю я таких, как вы, мистер Фримен! Что ж, давайте опровергайте!

— Но, дорогая миссис Браун, — возразил Фримен, — я ведь не…

— Тогда почему же железо защищает от привидений? Или вы даже этого не знаете?

— Честно говоря, нет, — Фримен был явно расстроен тем, что оказался в центре спора. — Но тогда мне непонятно, почему все привидения в европейских замках, о которых мне доводилось слышать, ночи напролет таскают за собой тяжелые цепи по всему дому.

— Можете насмехаться сколько угодно, мистер Фримен! — От ярости на шее у женщины вздулись жилы. — Но я заверяю вас, что с самого начала времен, когда у эпилептика случался припадок, рядом с ним в землю вбивали железный гвоздь, чтобы пригвоздить демона! Что вы на это скажете?

— Следует обратить внимание Американской ассоциации медиков на этот факт, — серьезно заметил доктор Сэм Дарк.

— О-о! — Оливетт Браун с громким топотом выскочила вон. Расти побежала за ней.

— Извините, — сказал толстый врач, — но я просто не могу поверить, что она всерьез воспринимает хоть половину всей ахинеи, исходящей из ее уст.

Мистер Гардинер встал, покачивая головой, и устремился вслед за матерью и дочерью.

Эллери продолжил, словно его вообще не прерывали:

— Другая сторона карточки пустая… снова.

В ту ночь, ведя записи в дневнике, к своему отчету о событиях дня Эллери прибавил еще один абзац:

«Сейчас три подарка из двенадцати… подразделяются на шесть отдельных предметов: вол, дом, верблюд, дверь, окно, гвоздь. На поверхностный взгляд — идиотизм или чистой воды злонамеренная чушь. И все же не могу побороть чувство, что какой-то связующий смысл в этих предметах есть. Вопрос только в том, какой?»

Четвертый вечер: суббота, 28 декабря 1929 года

За завтраком Мариус имел весьма похмельный вид. Он молча ел, не принимая никакого участия в дебатах, развернувшихся за столом.

Открыл тему доктор Дарк, объявив, что намерен «застолбить» радио на вторую половину дня: в Пало-Альто состоится матч между командами Армии и Стэнфорда, и трансляция по Си-Би-Эс и Эн-Би-Си начнется в 16.45 по местному времени. Это, естественно, привело к разговору о Рыжем Крисе Кэгле, Великом Американском Хафбеке из команды курсантов, для которого игра со стэнфордскими «Кардиналами» будет последней, так как он заканчивает училище. Сыграет ли Кэгл решающую роль? Сподвпгнет ли его тот факт, что он последний раз выступает в форме курсантов, проявить железную отвагу, необычайную даже для него? Вот таковы были важнейшие вопросы в споре, где доктор Дарк встал на антикэглистскую точку зрения, а мистер Гардинер, Роланд Пейн, Артур Крейг и, к немалому собственному удивлению, Эллери отстаивали более романтичный взгляд на вещи.

Приводились ссылки на непререкаемые авторитеты. Так, пошла в ход сокрушительная статистика поражения армейской команды от непобедимых «нотрдамцев», руководимых Рокни, случившегося месяц назад. К этому выпаду прибегнул достойный доктор, на что мистер Гардинер, раздувая ноздри, заявил, что окончательный счет 7:0 — это еще не конец света; а доктор отпарировал так: «Да, что при этом делал Кэгл? Да ничего, разве что отдал пас, который Джон Эндер перехватил, пробежал девяносто восемь ярдов и сделал единственный тачдаун за всю игру». Эту речь мистер Пейн с прискорбием охарактеризовал как довод «ad hominem», хотя и признал, что Кэгл в текущем году не так хорош, как был в двадцать седьмом.