Михаил Михеев - Запах «Шипра»
— Вот-вот, разбираюсь. Слышу — «Шипром» пахнет.
А «Шипр», если знаете, мужской одеколон. Думаю, может, Валюша не одна пришла. А с кем она еще придет? У нее жених есть, а он в командировку отбыл, это я знаю… Ну, всякое я тут подумала… Николаю Степанычу говорю: «Слышишь запах?». А он: «Это, наверное, у Петровых полы красили». Ну, никакого чутья у человека нет! Поговорили мы с ним, на том и дело закончили. А утром я к восьми на работу, бегом, опаздываю, как всегда. С работы вернулась, говорят, так вот и так. Я сразу про мужской одеколон и вспомнила. Кто же, думаю, у нас на лестнице еще был?…
Более Прохорова ничего не знала, поэтому пустилась в дедуктивные размышления. Говорила она складно, может быть, в другое время ее и стоило бы послушать, однако сейчас следователь Заплатова вежливо, но решительно остановила ее, записала все необходимое и тут же отпустила. Та ушла неохотно, ей еще хотелось поговорить.
— Как вы считаете, — спросила меня Заплатова, — не могла Прохорова все это придумать? Уж очень она словоохотливая. От Колесова вчера не пахло одеколоном?
— От Колесова не пахло. Не знаю, как в отношении замка, но в одном Прохорова права. Человек на лестнице был.
Я рассказала о своей встрече в темноте.
— Вот как! — удивилась Заплатова. — Почему же вы мне этого раньше не сказали?
— Как-то разговор к этому не подходил. Больше думала о том, что в тот вечер сама делала и что могла делать Бессонова, а не о чем-то другом. Поэтому про мужчину вспомнила не сразу.
— Он поднимался по лестнице?
— Не знаю. Когда я на него наткнулась, он стоял.
— Вы не могли его разглядеть?
— Нет, не могла. На лестнице было совсем темно, а мы только что вышли из светлой комнаты.
— А Колесов?
— Он так и прошел, никого не заметив.
— Вы узнаете того мужчину, если встретите?
— В лицо не узнаю. Голос его, пожалуй, запомнила, он сказал мне: «Осторожнее!» И запах одеколона. Но «Шипр» такой общеупотребительный одеколон.
— Может быть, ваш мужчина спешил на свидание к Бессоновой?
— Вряд ли. Она любила своего летчика, и она его ждала.
Следователь Заплатова посмотрела на лежащий перед ней чистый лист бумаги.
— Заинтересовали вы меня этим мужчиной. Куда он направился после встречи с вами? Вверх или вниз по лестнице?
Она посмотрела на меня задумчиво, но я больше ничем не могла ей помочь. Мыслей у меня появилось множество, однако надо было в них вначале разобраться самой.
— Вы пока допишите свои показания, — сказала Заплатова.
— Я уже это сделала.
— Когда же вы успели?
— Пока вы беседовали с Прохоровой. Я вспомнила про свою встречу, как только она упомянула про запах одеколона.
Пока Заплатова перечитывала мои записи, я размышляла о том, говорить ей о своих подозрениях сейчас или посоветоваться вначале с полковником Приходько.
А тут он сам весьма кстати появился в дверях и избавил меня от необходимости решать все вопросы самостоятельно.
Ничего не было удивительного в его приходе. Как я узнала потом, он услыхал о происшествии от дежурного по Управлению. Знакомая фамилия пострадавшей заставила его заинтересоваться подробностями, он прибыл за ними сюда, в отделение.
Он вошел не постучав. Следователь Заплатова поднялась, как положено. Мне полковник Приходько только кивнул коротко, как незнакомой женщине, и я поняла, что он и здесь не собирается раскрывать мое инкогнито.
— Вы скоро освободитесь? — спросил он у следователя.
— Уже заканчиваю.
По ее просьбе я подписала отдельно каждый листок своих показаний, как будто никогда раньше не слыхала о таком правиле, и полковник Приходько глянул на меня одобрительно.
Я ушла, оставив их вдвоем.
Холодный ветер гнал по проспекту листья тополей, подталкивал меня в спину. Встречные прохожие придерживали полы плащей и пальто. Я брела вслед за шуршащими листьями. Невесело было у меня на душе.
15
Сказать, что смерть Вали Бессоновой была для меня тяжелым ударом, — означало мало что сказать.
Я начала подозревать, что здесь не несчастный случай, а преступление.
Раскаяние Вали Бессоновой, ее ненависть к Аллаховой и всем прочим участникам — опытным расхитителям, которые втянули наивную девчонку в свои грязные дела, конечно, видела не только я, но и те, кому признания Бессоновой грозили тюремной решеткой.
Спасая себя от возможных разоблачений, ее решили убрать.
Это было, понятно, только предположение. Но многое, что я услыхала в следовательском кабинете Заплатовой, заставляло меня сейчас так думать. Однако если мои подозрения верны, тогда я виновата в том, что сама не сообразила это вовремя.
Я думала, что если бы на моем месте оказался оперативник с более тонкой интуицией, с большим профессиональным опытом, он смог бы заранее сопоставить факты, сделать соответствующие выводы и помешал бы преступлению совершиться.
А что сделала я?
Человек, с которым я столкнулась на лестнице, конечно, поднимался наверх, к квартире, где спала беззащитная Валя Бессонова. Я столкнулась с ним нос к носу и позволила пройти. Конечно, трудно было все предвидеть, все предугадать, но я считала, что обязана была это сделать.
И вот Валя Бессонова мертва. Возможно — убита…
Ощущение вины заставляло меня много раз возвращаться в мыслях к прошедшей ночи, и я попыталась представить себе, как все могло произойти.
Если человек на лестнице был участником шайки Аллаховой, то он мог иметь ключ от дверей Бессоновой, — подделать его или выкрасть не составляло труда. Возможно, Аллахова позвонила ему после вечеринки, он знал, что Бессонова, мертвецки пьяная, спит в своей постели и ничем не может ни защитить себя, ни помешать открыть газовый кран…
Я высказала все свои соображения полковнику на следующий же день.
Как всегда, Борис Борисович принес нам чаю, а сам сидел на диванчике тихий и незаметный. Никогда не встречала человека, который мог что-то делать и вести себя так тихо и незаметно, как Борис Борисович.
Мне было не до чая, но полковник Приходько выпил стакан, пока я вела свой детективный монолог. Потом достал сигарету, размял ее в пальцах. Борис Борисович зажег спичку.
— Ну, как? — спросил его полковник.
— Хорошо рассказала.
— Очень увлекательно. И складно, прямо как Жорж Сименон.
Тут я спохватилась, что речь моя, вероятно, была излишне эмоциональна, что я веду себя не как оперативник — работник милиции, а как девочка-школьница.
Кажется, я покраснела даже.
Полковник Приходько встал, жестом показал, чтобы я сидела, а сам прошелся по комнате, поглядел на меня сбоку.
— Вы за Сименона на меня не обижайтесь, Евгения Сергеевна. Сказал это совсем не в насмешку. Свои соображения вы изложили весьма связно и последовательно. И взволнованности вашей нечего вам стесняться. Она идет от увлеченности делом, а без этого у нас работать тоже нельзя. Вот только сокрушаться, что вы всего не предусмотрели, не нужно. Вы можете потерять уверенность, станете всего бояться, везде оглядываться, пребывать во всяческих сомнениях, будете топтаться на месте, вместо того чтобы идти вперед. Если говорить правду, то подобного резкого хода я от наших подопечных тоже не ожидал. Можно заключить, что этот ваш незнакомец, который прячется за спиной Аллаховой, играет ведущую роль в ее ансамбле, и грехов за ним поднакопилось порядочно, коли он пошел на такое… Да и вся группа Аллаховой предстает в новом свете.
Полковник Приходько опять сел за стол, помолчал и добавил:
— Если, конечно, принять за факт, что это — убийство.
— Вы все еще сомневаетесь?
— А вы так уж абсолютно в этом уверены? Ваш человек на лестнице может оказаться совершенно непричастным к тому, в чем мы его подозреваем.
— Чего тогда ему нужно было в подъезде?
— Мало ли чего, мы же не знаем. Случайный человек, пришел — ушел. Чтобы следователь мог занести наши подозрения в протокол, нужно доказать, что наш незнакомец побывал на квартире Бессоновой.
— А звук закрывшегося замка?
— То-то и оно, что это — единственное показание свидетельницы, которая могла и присочинить.
— Зачем?
— Хотя бы для занимательности. Разве вам не приходилось слышать, какие истории зачастую придумывают так называемые очевидцы, только что предупрежденные об ответственности за ложные показания? Человеку хочется сообщить что-то интересное, поэтому он и пускается на всяческие выдумки. Делать это любят не только рыбаки и охотники.
О таких случаях я, конечно, знала, только сейчас не хотелось о них думать. Но и возразить мне тоже было нечего.
Полковник Приходько сунул сигарету в пепельницу.
— Следователю Заплатовой я о наших подозрениях все же намекнул, — продолжал полковник. — Вчера она вместе с экспертом вторично побывала на квартире Бессоновой. Специально ради этого. Отпечатки пальцев они уже не искали: если ваш мужчина там побывал, то, конечно, постарался их не оставлять. Но по воздуху ходить он, разумеется, не мог. Следов там нашлось достаточно, и техники, и слесари потоптались порядочно. Словом, сейчас там уголовный розыск разбирается, что и к чему.