Жорж Сименон - Мегрэ и бродяга
— Ошибаетесь, мосье! Я приставал там не менее трех раз…
— Лишь потому, что того человека там больше не было. Бродяги тоже меняют место жительства, и ваш незнакомец устроился под мостом Мари. И вот в тот понедельник он узнал «Зваарте Зваан», узнал вас… И я начинаю думать…
Мегрэ сделал вид, будто ему вдруг пришла в голову какая-то мысль.
— О чем же вы начинаете думать?..
— Я начинаю думать, уж не заметили ли вы его на набережной Рапэ, когда Виллемса вытащили из воды? Да! Почти наверняка вы должны были его заметить. Он подошел, но ничего не сказал. И вот в тот понедельник, когда он стал расхаживать вокруг вашей баржи, вы подумали, что он, может, что-нибудь сболтнул. Вполне возможно, что он и пригрозил вам…
Последнему комиссар сам не верил. Слишком уж это было непохоже на Тубиба. Но сейчас такая версия была ему необходима.
— Вы испугались… Но вдруг подумали: а почему бы и с ним не могло случиться то же самое, что и с Виллемсом?
— И я сбросил его в воду? Так, что ли?
— Допустим, что вы его толкнули…
Жеф снова поднялся. Теперь тон его стал спокойнее, жестче.
— Нет, мосье, вы никогда не заставите меня сознаться в том, чего не было. Все это ваши выдумки.
— Может быть, я в чем-то ошибся. В таком случае скажите мне…
— Я уже сказал.
— Что?
— Все это черным по белому записал тот коротышка, что приходил с судьей.
— Вы заявили тогда, что около полуночи услышали шум…
— Раз я сказал, значит, так и было.
— Вы еще сказали, что двое мужчин — один из них в светлом дождевике — вышли как раз в это время из-под моста Мари и направились к красной машине…
— Так она и была красная!
— И что они прошли мимо вашей баржи…
Ван Гут даже и бровью не повел. Мегрэ поднялся с кресла и отворил дверь.
— Входите, господа!
Оказывается, тем временем Лапуэнт отправился за страховым агентом и его другом-заикой. Он застал их втроем вместе с мадам Гийо за партией в белот, и мужчины беспрекословно последовали за ним. Гийо был в том же светлом дождевике, что и в понедельник вечером.
— Это те самые люди, что уехали на красной машине?
— Думаю, не одно и то же — видеть людей ночью, на плохо освещенной набережной, или в кабинете… — Они подходят под описание, которое вы дали.
Жеф пожал плечами, не собираясь ничего уточнять.
— Что ж, они действительно были в тот вечер на набережной Селестэн… Не угодно ли вам, мосье Гийо, рассказать, что вы там делали?
— Мы спустились в машине к самой воде… — На каком расстоянии от моста?
— Более, чем на сто метров.
— Внизу вы остановили машину?
— Да, мосье.
— А дальше?
— Дальше мы вышли из машины и подошли к багажнику, чтобы вынуть собаку.
— Она была тяжелая?
— Нестор весил больше, чем я: семьдесят два килограмма. В последний раз я взвешивал его два месяца назад у мясника… — У набережной стояла на причале баржа?
— Да.
— Итак, взяв свой груз, вы направились к мосту Мари?
Ардуэн открыл было рот, чтобы возразить, но тут, по счастью, вмешался его друг.
— Почему вы решили, что мы направились к мосту Мари?
— Потому, что так утверждает этот человек.
— Он видел, как мы шли к мосту Мари?
— Не совсем так… Он видел, как вы шли обратно.
Двое друзей переглянулись.
— Он не мог видеть, как мы шли вдоль баржи, потому что мы бросили собаку в воду у самой кормы. Я даже боялся, как бы мешок не зацепился за руль. И даже подождал, чтобы убедиться, что труп унесло течением…
— Вы слышали, Жеф?
Но тот, нимало не смущаясь, заметил:
— Это все его выдумка. А у вас была своя. Другие еще чего-нибудь навыдумывают, верно? А при чем тут я?
— Который был час, мосье Гийо?
Тут уж Ардуэн не мог удовольствоваться немой ролью и вмешался:
— По… по… почти… половина…
— Примерно половина двенадцатого, — прервал его господин Гийо. — Без двадцати двенадцать мы уже были в кафе на улице Тюрен.
— Ваша машина красного цвета?
— Да, у меня красная машина, «Пежо-403».
— И в номерном знаке есть две девятки?
— 7949, Л—Ф 75. Можете посмотреть технический паспорт…
— Не хотите ли, мосье ван Гут, спуститься во двор и опознать машину?
— Я хочу только одного — вернуться к жене.
— Как вы объясняете эти противоречия в показаниях?
— Объяснять — ваше дело, а не мое.
— Вы понимаете, какую вы допустили ошибку?
— Да, вытащил человека из воды.
— Но сделали вы это не по своей воле.
— Как — не по своей воле? Значит, я был вроде лунатика, когда отвязал ялик и взял багор?
— Вы забыли об одной детали: кроме вас, еще кое-кто тоже слышал крики бродяги… Виллемс — тот не кричал: видимо, от холодной воды его сразу же хватил удар. С Тубибом вы были осторожнее и сначала оглушили его. Вы были уверены, что он мертв или, во всяком случае, не справится с течением и водоворотами… Услышав крики, вы были неприятно поражены. И вы бы не пошевелили пальцем — пусть себе покричит, пока не отдаст богу душу, — если б не услышали голоса речника с «Пуату». Он видел, что вы стояли на палубе своей баржи. Тогда-то вы и сочли нужным разыграть роль спасителя!
Жеф только пожимал плечами.
— Когда я вам сказал, что вы допустили ошибку, я имел в виду не то, что вы бросились спасать человека. Я имел в виду ту историю, что вы рассказали, вернее, сочли нужным рассказать мне, чтобы рассеять подозрения. Вы ее тщательно продумали… Страховой агент и его друг, потрясенные, смотрели то на комиссара, то на фламандца, поняв наконец, что на карту поставлена человеческая жизнь.
— В половине двенадцатого вы вовсе не чинили мотор, как пытались нас убедить. Вы находились в таком месте, откуда видна набережная — либо в каюте, либо где-нибудь на палубе… Иначе вы бы не заметили красной машины. Вы видели, как бросили в воду собаку, и вспомнили об этом, когда полиция стала расспрашивать о случившемся. Вы решили, что машину не найдут, и заявили, будто видели двух мужчин, возвращавшихся из-под моста Мари.
— Я никому из вас не мешал говорить, верно? Они болтают что хотят, и вы тоже болтаете что хотите…
Мегрэ снова подошел к двери.
— Мосье Гуле, прошу вас!
Лапуэнт ввел в кабинет речника с баржи «Пуату», которая все еще разгружала песок у набережной Селестэн.
— В котором часу вы услышали крики на реке?
— Около полуночи.
— А не можете сказать точнее?
— Нет.
— Было больше половины двенадцатого?
— Наверняка. Когда все было кончено, я хочу сказать, когда тело вытащили на берег и пришел ажан, было уже половина первого. По-моему, ажан записал время у себя в блокноте. И, уж конечно, больше получаса не могло пройти с той минуты, как…
— Что вы на это скажете, ван Гут?
— Я? Ничего… Он тоже рассказывает по-своему. Верно?
— И ажан рассказывает?
— Ажан тоже может выдумать.
В десять часов вечера, когда три свидетеля ушли, из кабачка «Дофин» снова принесли поднос с бутербродами и с бутылками пива. Мегрэ вышел в соседнюю комнату и сказал Лапуэнту:
— Теперь твоя очередь…
— Что я должен у него спрашивать?
— Что хочешь… Такая уж у них была система. Случалось, они сменяли друг друга по три-четыре раза в течение ночи, задавая одни и те же вопросы, но несколько в ином разрезе, стараясь мало-помалу измотать подозреваемого.
— Алло! Соедините меня, пожалуйста, с женой.
Госпожа Мегрэ еще не ложилась.
— Не жди меня… не советую…
— Ты, кажется, устал. Трудный допрос?
Она почувствовала по тону, что настроение у него неважное.
— Он будет отпираться до конца, не давая ни малейшей зацепки. В жизни не встречал более упрямого негодяя.
— А как Тубиб?
— Сейчас узнаю… Он тут же позвонил в больницу и попросил к телефону ночную сиделку хирургического отделения.
— Спит. Нет, болей нет… После обеда его смотрел профессор и заявил, что теперь он вне опасности.
— Больной что-нибудь говорил?
— Перед сном попросил пить.
— А больше ничего не говорил?
— Ничего. Принял снотворное и закрыл глаза. Полчаса Мегрэ расхаживал по коридору, предоставив сражаться Лапуэнту, голос которого гудел за дверью. Затем решил вернуться к себе и, войдя в кабинет, увидел, что ван Гут снова сидит в кресле, положив на колени огромные руки.
По лицу Лапуэнта не трудно было угадать, что он ничего не добился, тогда как речник насмешливо посматривал на него.
— Долго будет продолжаться эта канитель? — спросил он, видя, что Мегрэ снова уселся в кресло. — Не забудьте, что вы мне обещали вызвать консула. Я расскажу ему обо всех ваших фокусах, и об этом напишут в бельгийских газетах.
— Послушайте, ван Гут…
— Я слушаю вас час за часом, а вы долбите одно и то же. И этот тоже. — Он указал на Лапуэнта. — Может, у вас за дверью стоят еще другие, которые опять же будут меня допрашивать?
— Может быть.
— Но я отвечу им то же самое.
— В ваших показаниях много противоречивого.
