Жорж Сименон - Мегрэ и бродяга
— Ну да, в воду…
— Это произошло во Франции?
Фламандец кивнул.
— В Париже?
— В Париже-то он и пил больше всего…
— Почему?
— Он встречался с какой-то женщиной, уж не знаю где, и они пьянствовали до самой ночи.
— Вы знаете эту женщину?
— Как ее звать — не знаю…
— А где живет, тоже не знаете?
— Нет.
— Но вы их видели вместе?
— Да, встречал, а однажды видел, как они входили в гостиницу… Только Аннеке не надо об этом говорить.
— Разве она не знает, как умер ее отец?
— Знает, но об этой женщине ей никто не говорил.
— Могли бы вы ее узнать?
— Может быть… Хотя не уверен…
— Она была с ним, когда случилось несчастье?
— Не знаю.
— Как же это произошло?
— В точности не могу сказать. Меня там не было…
— А где вы были?
— Лежал на койке.
— А Аннеке?
— На своей койке.
— Который был час?
Жеф ответил, хотя и неохотно:
— Третий час ночи.
— Виллемс часто возвращался так поздно?
— В Париже — да, из-за этой бабы…
— Что же все-таки произошло?
— Я вам уже сказал: он свалился в воду…
— Проходя по сходням?
— Наверное…
— Дело было летом?
— В декабре.
— Вы услышали, как он упал?
— Я услышал, как что-то ударилось о корпус судна.
— Он кричал?
— Нет, не кричал…
— Вы бросились ему на помощь?
— Ну конечно.
— Раздетый?
— Я натянул штаны.
— Аннеке тоже услыхала?
— Не сразу… Она проснулась, когда я поднялся на палубу.
— Когда вы поднимались или когда были уже на палубе?
Во взгляде Жефа промелькнуло что-то похожее на ненависть.
— Спросите у нее! Неужели вы думаете, что я помню?
— Вы увидели Виллемса в воде?
— Ничего я не увидел. Только слышал, как что-то плюхнулось.
— А разве он не умел плавать?
— Как же, умел. Да только в таком виде не очень-то поплаваешь.
— Вы прыгнули в ялик, как и в понедельник вечером?
— Да, мосье.
— Удалось вам вытащить его из воды?
— Минут через десять, не раньше. Всякий раз, как я пытался его схватить, он исчезал под водой… — Аннеке была на палубе?
— Да, мосье… — Когда вы его вытащили, он был уже мертв?
— Я еще не знал… Только видел, что он весь синий.
— А потом пришел доктор, полиция?
— Да, мосье. У вас есть еще вопросы?
— Где это произошло?
— В Париже. Я же вам говорил… — В каком месте?
— Мы погрузили вино в Маконе и выгружали его в Париже, на набережной Рапэ.
Мегрэ удалось не выказать ни удивления, ни удовлетворения. Казалось, он вдруг превратился в добродушного человека, раздражение его улеглось.
— Теперь, кажется, все. Итак, Виллемс утонул ночью, у набережной Рапэ. Вы в это время спали на барже. Дочь его тоже. Так?
Жеф молча моргал глазами.
— Примерно через месяц вы женились на Аннеке…
— Не могли же мы жить вдвоем и не пожениться…
— А когда вы вызвали брата?
— Сразу же. Через три-четыре дня.
— После свадьбы?
— Нет. После несчастья.
Солнечный диск уже скрывался за порозовевшими крышами, но было еще светло, правда, свет этот казался каким-то призрачным, тревожным.
Хуберт, глубоко задумавшись, неподвижно стоял у руля.
— Я полагаю, что вы ничего об этом не знаете? — обратился к нему Мегрэ.
— О чем?
— О том, что произошло в понедельник вечером?
— Я был на танцах — на улице Лапп.
— А о смерти Виллемса?
— Я получил телеграмму…
— Теперь уже все? — нетерпеливо перебил его Жеф ван Гут. — Можно садиться за ужин?
Но Мегрэ очень спокойно ответил:
— Боюсь, что еще нет…
Казалось, разорвалась бомба. Хуберт вскинул голову и в упор посмотрел — не на комиссара, а на брата. Во взгляде Жефа зажглась ярость.
— Может быть, вы все-таки скажете, почему я не могу сесть за стол? — спросил он Мегрэ.
— Потому что я намерен отвезти вас в Париж.
— Не имеете права.
— Если понадобится, через час у меня будет ордер на привод, подписанный следователем.
— А почему, скажите на милость?
— Чтобы там продолжить допрос.
— Я сказал все, что знал.
— А еще для того, чтобы устроить вам очную ставку с бродягой, которого вы в понедельник вечером вытащили из Сены.
Жеф повернулся к брату, словно призывал его на помощь:
— Ты думаешь, Хуберт, что комиссар имеет право?..
Но Хуберт промолчал.
— Вы хотите увезти меня в этой машине? — указал он рукой на набережную, где рядом с машиной стоял Невэ. — А когда мне позволят вернуться на баржу?
— Может быть, завтра…
— А если не завтра?
— В таком случае, возможно, что и никогда.
— Что?.. Что такое?
Жеф вдруг сжал кулаки, и на какой-то миг Мегрэ подумал, что фламандец сейчас бросится на него.
— А моя жена? А мой ребенок? Что это вы затеяли? Я сообщу своему консулу!
— Это ваше право.
— Вы что, смеетесь надо мной?
Ему все еще не верилось.
— Да разве можно ни с того ни с сего ворваться на судно и арестовать человека, который не сделал ничего дурного?
— Я вас еще не арестовал.
— А как же это тогда называется?
— Я просто увожу вас в Париж, на очную ставку со свидетелем, которого пока нельзя перевозить.
— Но я же совсем не знаю этого человека. Он звал на помощь, вот я и вытащил его из воды. Если бы я думал…
На палубе появилась Аннеке и что-то спросила у мужа по-фламандски. Он долго ей что-то объяснял. Потом она по очереди оглядела трех мужчин и снова обратилась к Жефу. Мегрэ мог бы поручиться, что она советовала мужу поехать с ним.
— Где вы собираетесь устроить меня на ночлег?
— Вам дадут кровать на Набережной Орфевр.
— В тюрьме?
— Нет, в Сыскной полиции.
— Могу я переодеться?
Комиссар кивнул, и фламандец с женой спустился в каюту. Мегрэ остался наедине с Хубертом. Тот по-прежнему упорно молчал, рассеянно разглядывая машины и прохожих на берегу. Комиссару тоже не хотелось говорить. Он страшно устал от этого допроса, который вел на ощупь, не раз падая духом и думая, что он ничего не добьется.
Первым заговорил Хуберт.
— Не обращайте внимания на его грубость, — примирительно произнес он. — Парень он горячий, но неплохой.
— Виллемс знал об его отношениях с дочерью?
— На барже трудно что-нибудь скрыть.
— Как вы думаете, отцу по душе был этот брак?
— Не знаю, меня тогда не было…
— И вы тоже считаете, что он, напившись, свалился в воду со сходней?
— Частенько бывает и так. Многие речники гибнут именно такой смертью…
В каюте о чем-то разговаривали по-фламандски. В голосе Аннеке слышалась мольба, фламандец же не скрывал своего гнева. Быть может, он опять отказывается ехать с комиссаром?
Победа осталась за женой. Когда Жеф снова появился на палубе, волосы его были тщательно причесаны, даже немного влажны. Белая рубашка подчеркивала смуглый загар. Синий, почти новый костюм, полосатый галстук и черные башмаки — все выглядело так, будто он собрался на воскресную мессу.
Не глядя на Мегрэ, Жеф сказал что-то по-фламандски брату, потом сошел на берег и остановился возле черной машины.
Комиссар открыл дверцу. Невэ с удивлением посмотрел на них.
— Куда поедем, шеф?
— На Набережную Орфевр.
Они двинулись в путь. Было уже темно. В свете фар мелькали то деревья, то сельские домики и, наконец, серые улицы большого предместья.
Устроившись в углу, Мегрэ молча посасывал трубку. Жеф ван Гут тоже не открывал рта, и Невэ, удивленный этим необычным молчанием, ломал себе голову, что же могло произойти.
— Все удачно, шеф? — рискнул он наконец задать вопрос. Но, не получив ответа, умолк и продолжал вести машину.
Было уже восемь часов вечера, когда они въехали в ворота Дворца Правосудия. Свет горел только в нескольких окнах, но старый Жозеф был на своем посту.
В комнате инспекторов было почти пусто. Лапуэнт, поджидавший своего начальника, что-то печатал на машинке.
— Попроси, чтобы принесли бутерброды и пиво!
— На сколько человек?
— На двоих… Нет, впрочем, на троих. Ты мне можешь понадобиться. Ты свободен?
— Да, шеф.
В кабинете Мегрэ речник выглядел еще более длинным и тощим, черты его лица вроде бы еще больше обострились… — Можете сесть, мосье ван Гут.
При слове «мосье» Жеф нахмурился, усмотрев в этом какую-то угрозу.
— Сейчас нам принесут бутерброды.
— А когда я могу повидаться с консулом?
— Завтра утром.
Мегрэ сел за свой стол и позвонил жене:
— К ужину не вернусь… Нет… Возможно, мне придется задержаться… Очевидно, ей хотелось засыпать его вопросами, но она ограничилась одним-единственным. Зная, как волнует мужа судьба бродяги, она спросила:
— Он умер?
— Нет…
Госпожа Мегрэ даже не поинтересовалась, задержал ли он кого-нибудь. Раз муж звонит из своего кабинета и предупреждает, что проведет там часть ночи, значит, допрос либо уже начался, либо вот-вот начнется.
