Морис Леблан - Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник)
Все разом запротестовали. Дело в том, что шевалье только что красноречиво поведал им о различных происшествиях, которыми занимался со своим отцом, магистратом Палермо. Его умение разбираться в подобных историях и тяга к ним были очевидны.
– Признаюсь, – сказал шевалье, – мне случалось добиваться успеха в делах, от которых отказывались знатоки. Но не стоит считать меня Херлоком Шолмсом… К тому же я толком не представляю, о чем идет речь…
Гости посмотрели на хозяина дома. Тот с неохотой изложил факты. Шевалье внимательно выслушал рассказ, задумался, задал несколько вопросов, а потом прошептал:
– Странно… но на первый взгляд загадка кажется мне не такой уж сложной.
Граф пожал плечами. Гости же окружили шевалье, и он продолжил немного категоричным тоном:
– Как правило, чтобы добраться до виновника преступления или кражи, надо понять, каким образом были совершены это преступление или эта кража. Или, по крайней мере, как они могли бы быть совершены. Данный случай представляется мне весьма простым, поскольку перед нами не множество версий, а единственно верное предположение. Оно заключается в следующем: человек мог проникнуть туда только через дверь спальни или через окно кабинета. Но дверь, запертую на засов, невозможно открыть с другой стороны. Значит, он проник через окно.
– Окно было закрыто, и следствие в этом убедилось, – возразил господин де Дрё.
– Для этого, – продолжал Флориани, не обращая внимания на реплику графа, – необходимо перекинуть мостик – доску или лестницу – между балконом кухни и подоконником окна. И как только футляр…
– Но я повторяю: окно было закрыто! – нетерпеливо воскликнул граф.
На этот раз Флориани пришлось ответить. Что он и сделал с величайшим спокойствием, как человек, которого столь несущественные замечания не могут смутить.
– Я допускаю, что оно было закрыто, но разве там не было форточки?
– Откуда вы знаете?
– Во-первых, почти во всех окнах особняков того времени были форточки. Во-вторых, не было бы форточки, не было бы кражи. Иначе кражу никак не объяснишь.
– Действительно, форточка есть, но она была закрыта, как и окно. На форточку никто не обратил внимания.
– Это ошибка. Если бы форточку осмотрели, то сразу же увидели бы, что ее открывали.
– Но как?
– Полагаю, эта форточка, как и все остальные, открывается с помощью плетеной металлической проволоки, к нижнему концу которой прикреплено кольцо?
– Да.
– И это кольцо висело между окном и комодом?
– Да, но я не понимаю…
– Вот. Через щель, проделанную в окне, можно при помощи какого-нибудь инструмента, например железной палочки с крючком на конце, подцепить кольцо, нажать на него и открыть форточку.
Граф рассмеялся.
– Замечательно! Замечательно! Как у вас все легко и просто! Вы только забыли об одном, сударь: в окне не было щели.
– Щель была.
– Да будет вам! Ее бы увидели.
– Чтобы увидеть, надо смотреть, вот только никто не смотрел. Щель существует, практически исключено, чтобы ее не было… между оконным стеклом и замазкой… по всей вертикали, разумеется.
Граф встал. Он был крайне взволнован. Нервно пройдясь два-три раза по гостиной, он подошел к Флориани.
– С того дня наверху ничего не изменилось… В кабинет никто не входил.
– В таком случае, сударь, вы можете убедиться сами, что мое объяснение полностью соответствует действительности.
– Оно не соответствует ни одному факту, установленному следствием. Вы ничего не видели, вы ничего не знаете, но ваши слова противоречат всему, что мы видели и что нам известно.
Казалось, Флориани не замечает раздражения графа. Улыбаясь, он сказал:
– Боже мой, сударь! Я попытался воочию представить себе, как произошла кража. Если я ошибаюсь, докажите.
– Я сделаю это безотлагательно. Признаюсь, ваша самоуверенность…
Господин де Дрё неразборчиво пробормотал еще несколько слов, а затем порывисто направился к двери и вышел.
Больше не было произнесено ни слова. Все замерли в тревожном ожидании, словно вот-вот должна была открыться частичка истины. Стояла гнетущая тишина.
Наконец в дверном проеме показался граф, бледный, чрезвычайно возбужденный. Дрожащим голосом он произнес, обращаясь к своим друзьям:
– Прошу простить меня… Открытия, сделанные господином Флориани, столь неожиданные… Я никогда бы не подумал…
Жена нетерпеливо перебила его:
– Скажи… Умоляю тебя… Что там?
Граф пробормотал:
– Трещина существует… в указанном месте… вдоль оконного стекла… – Он схватил шевалье за руку и повелительным тоном сказал: – А теперь, сударь, продолжайте… Признаю́, до сих пор вы были правы, но теперь… История не окончена… Отвечайте… Что, по вашему мнению, произошло?
Флориани осторожно высвободил руку и через мгновение сказал:
– Так вот, по-моему, произошло следующее. Человек, зная, что госпожа де Дрё, отправляясь на бал, наденет колье, перебросил мостик во время вашего отсутствия. Он следил за вами через окно и видел, как вы прячете драгоценность. Как только вы ушли, он вынул стекло и потянул за кольцо.
– Предположим. Но расстояние слишком велико, чтобы он смог через форточку дотянуться до ручки окна.
– Если он не смог открыть окно, значит, он пролез через форточку.
– Это невозможно. Нет таких худых мужчин, чтобы пролезть через форточку.
– Значит, это был не мужчина.
– Как?!
– Ну, разумеется. Если отверстие слишком узкое для мужчины, значит, это был ребенок.
– Ребенок?!
– Но разве вы не говорили, что у вашей подруги Анриетты был ребенок?
– Действительно… Сын по имени Рауль.
– Вполне возможно, что Рауль и совершил кражу.
– У вас есть доказательства?
– Доказательства? Доказательств хватает. Вот, например… – Флориани замолчал, погрузившись на несколько секунд в размышление, потом продолжил: – Вот, например, этот мостик. Трудно представить, чтобы ребенок мог притащить его откуда-то и унести так, чтобы никто этого не заметил. Он должен был использовать то, что находилось у него под рукой. В уголке, где Анриетта готовила, несомненно, у стены была полка из досок, на которую она ставила кастрюли.
– Двух досок, если я не ошибаюсь.
– Нужно проверить, действительно ли эти доски прикреплены к деревянным консолям. В противном случае придется предположить, что ребенок открепил их, а затем связал друг с другом. Возможно также, что около плиты найдется кочерга, с помощью которой он открыл окно.
Не говоря ни слова, граф вышел. Сейчас присутствующие уже не ощущали такого сильного волнения, как в первый раз, ожидая развязку. Они знали, знали абсолютно точно, что все предположения Флориани справедливы. От этого человека исходила столь непреклонная уверенность, что все слушали его затаив дыхание. Казалось, он не выводит один факт из другого, а излагает события так, что их подлинность легко проверить.
Никто не удивился, когда граф заявил:
– Это ребенок. Это точно он, все свидетельствует об этом.
– Вы видели доски… кочергу?
– Я видел… оторванные доски… кочергу…
Госпожа де Дрё-Субиз воскликнула:
– Это он! Вернее, его мать. Анриетта, она единственная виновна. Она заставила сына…
– Нет, – прервал ее шевалье, – мать тут ни при чем.
– Да полно вам! Они жили в одной комнате, ребенок не мог ничего сделать без ведома Анриетты.
– Да, они жили в одной комнате, но все произошло в соседнем помещении, ночью, когда мать спала.
– А колье? – спросил граф. – Тогда его нашли бы в вещах ребенка.
– Прошу прощения! Но он-то выходил. Утром, когда вы застали его за рабочим столом, он уже вернулся из школы. Возможно, правосудие, вместо того чтобы тратить силы на допросы невинной матери, должно было поискать там, в парте ребенка, среди его книг и учебников.
– Допустим. Но разве две тысячи франков, которые Анриетта получала каждый год, не служат лучшим доказательством ее сообщничества?
– Если бы она была сообщницей, разве стала бы она благодарить вас за эти деньги? Кроме того, за ней следили, правда? А ребенок был свободен. Он совершенно спокойно мог добраться до соседнего города, договориться там с каким-нибудь перекупщиком и продать ему по смехотворной цене бриллиант или, в случае необходимости, два бриллианта… при одном условии: деньги должны быть посланы из Парижа, тогда он на следующий год принесет ему еще один бриллиант.
Супругам де Дрё-Субиз и их гостям вдруг стало неловко. Право, тон и манеры Флориани изменились. В них больше не было той уверенности, которая вначале так раздражала графа. В них чувствовалась ирония, скорее злая, чем добродушная и дружеская, какой она должна была бы быть.
Граф деланно рассмеялся.
– Ваша гениальность восхищает, примите мои поздравления. Какое блестящее воображение!
– Нет, вовсе нет! – воскликнул Флориани. – Я ничего не выдумал, просто изложил события, которые происходили так, как я их себе представлял.
