Дороти Сэйерс - Смертельный яд
— Я начинаю снова, — заявила певица, — с самого начала.
— Уф! — произнес Вимси, когда они оказались на лестнице.
— И не говори. По-моему, я настоящая мученица — выдержать такое испытание. Ну, по крайней мере, цель достигнута — вы встретились с Воэном. Милый такой дурень, правда?
— Да, но я не думаю, чтобы он убил Филиппа Бойса, а вы как считаете? Мне надо было увидеть его, чтобы убедиться в этом. Куда мы отправимся теперь?
— Попробуем заглянуть к Джои Тимбльсу в цитадель оппозиции.
Джои Тимльбс занимал студию над конюшнями, здесь оказалась та же публика, тот же дым, снова копченая селедка, только куда больше спиртного, жары и разговоров. Кроме того, здесь было ослепительно-яркое электрическое освещение, граммофон, пять собак и сильный запах масляных красок. Ждали приезда Сильвии Мариотт. Вимси неожиданно себя оказался втянут в дискуссию о свободной любви, Д. Г. Лоуренсе, похоти, порождаемой правилами приличия и безнравственной сущности длинных юбок. Однако его вовремя спасло появление мужеподобной пожилой женщины с мрачной улыбкой и колодой карт, которая начала всем гадать. Вся компания собралась вокруг нее, и в этот момент вошла какая-то девушка и объявила, что Сильвия Мариотт подвернула ногу и не сможет прийти. Все горячо ее пожалели («Ах, как неприятно, бедняжка!») и тут же об этом забыли.
— Мы смываемся, — сказала Марджори. — Не трудитесь прощаться. Никто на вас и внимания не обратит. С Сильвией нам просто повезло, потому что она дома и теперь от нас не скроется. Иногда мне хочется, чтобы они все ноги поподворачивали. И в то же время — знаете, многие из этой братии создают неплохие работы. Даже те, что были у Кропоткиных. Я и сама когда-то получала удовольствие от подобных сборищ.
— Мы с вами стареем, — откликнулся Вимси. — Извините, получилось невежливо. Но, знаете, Марджори, мне уже скоро сорок.
— Вы хорошо сохранились. Но сегодня вид у вас немного усталый, милый мой Питер. Что случилось?
— Ровным счетом ничего, просто годы берут свое.
— Берегитесь, иначе как бы вам не остепениться!
— О, я уже очень давно остепенился.
— С Бантером и книгами. Я иногда вам завидую, Питер.
Вимси ничего не ответил. Марджори почти испуганно посмотрела на него и быстро взяла под руку.
— Питер! Пожалуйста, взбодритесь, не вешайте нос. На вас всегда было так приятно смотреть — вы всегда были таким надежным человеком, которого ничто не могло коснуться. Не меняйтесь, ладно?
Вимси уже во второй раз попросили не меняться. В первый раз эта просьба привела его в восторг, а вот на этот раз — просто ужаснула. Сидя в такси, которое неслось по залитой дождем набережной, он впервые в жизни испытал тупое и гневное бессилие, которое является первым предупредительным знаком победы переменчивости. Он готов был воскликнуть вместе с отравленным Этальфом из «Трагедии дурака»: «О, я меняюсь, меняюсь, пугающе меняюсь!». Закончится ли его нынешнее предприятие успехом или провалом, жизнь уже не будет прежней. Дело было не в том, что трагическая любовь разобьет ему сердце: он уже вышел из того юного возраста, когда можно позволять себе роскошь сердечных страданий, но именно в этом избавлении от иллюзий он видел некую потерю. С этого времени каждый час легкой жизнерадостности будет не прерогативой, а достижением: еще одним топором, ящиком с бутылками или ружьем, спасенным по-робинзоновски с тонущего корабля.
И к тому же Вимси впервые в жизни усомнился в своей способности совершить то, что он решил сделать. Прежде уже случалось, что расследования затрагивали его личные чувства, но это еще никогда не мешало ему четко мыслить. И вот сейчас он действовал наугад, неуверенно хватался за мимолетные, неуловимые идеи, которые словно насмехались над ним. Он задавал вопросы наугад, не будучи уверен в своей цели, а краткость отпущенного ему срока, Которая прежде только стимулировала бы его, теперь Пугала и смущала.
— Извините, Марджори, — сказал он, опомнившись. — Боюсь, что я сегодня скучный спутник. Наверное, дело в кислородном голодании. Вы не возражаете, если я чуть опущу окно? Вот, так будет лучше. Накормите меня хорошенько и дайте немного подышать свежим воздухом, и я до самой глубокой и непочтенной старости буду скакать козликом. Люди будут смотреть, как я, лысый и пожелтевший, выползаю, скрипя корсетом, из ночных клубов и, указывая пальцами, будут говорить: «Смотрите, дорогая! Это — мерзкий старикашка лорд Питер, который прославился тем, что за последние девяносто шесть лет не сказал ни одного умного слова. Он — единственный аристократ, который избежал гильотины во время революции 1960 года. Мы держим его, как собачку детям на забаву». А я буду качать головой, демонстрировать мои новые вставные челюсти и говорить: «Ага! Сейчас не умеют так веселиться, не то что мы когда-то. Бедные, дисциплинированные создания!»
— Если они станут настолько дисциплинированными, то не останется ночных клубов, из которых вы могли бы выползать.
— Нет, останутся — природа им отомстит. Они будут сбегать с Правительственных Общественных Игр, чтобы раскладывать пасьянсы в катакомбах за чашкой нестерилизованного обезжиренного молока. Мы приехали?
— Да. Надеюсь, что кто-нибудь нам откроет, если Сильвия и правда повредила ногу. Да… я слышу шаги. А, это вы, Эйлунд. Как Сильвия?
— В целом неплохо, только нога немного распухла. Подниметесь?
— А она принимает гостей?
— Да, конечно, она будет вам рада.
— Вот и хорошо, потому что я привела к ней лорда Питера Вимси.
— О! — сказала девушка. — Как поживаете? Вы ведь расследуете разные дела, да? Вы ведь пришли не за трупом?
— Лорд Питер Вимси занялся делом Харриет Вэйн — он взял на себя ее защиту.
— Правда? Это хорошо. Рада, что кто-то наконец решил ей помочь. — Эйлунд была низенькой крепко сложенной молодой особой с воинственным носом и огоньками в глазах. — А какая версия у вас? Я вот лично считаю, что он сам убил себя. Он был из тех, кто очень себя жалеет, знаете ли. Хэлло, Силь, пришла Марджори со своим знакомым, который обещает вызволить Харриет из каталажки.
— Сию минуту предъяви его мне! — донесся ответ из комнаты. За дверью оказалась небольшая спальня-гостиная, обставленная аскетически просто. Ее обитательница, бледная молодая женщина в очках, полулежала в большом раскладном кресле, пристроив забинтованную ногу на упаковочный ящик.
— Не могу встать — я как кукольная швея из «Нашего общего друга»: спина у меня болит и нога не ходит. И кто же этот рыцарь и защитник, Марджори?
Вимси представили, и Эйлунд Прайс сразу же довольно неприветливо осведомилась:
— Он пьет кофе, Марджори? Или ему требуются мужские напитки?
— Он благопристойный праведник и трезвенник, и пьет все, что ему предложат, кроме какао и шипучего лимонада.
— А! Я спросила только потому, что некоторые мужчины жить не могут без спиртного, а у нас ничего этого нет, и паб вот-вот закроется.
Она затопала к буфету, а Сильвия сказала:
— Не обращайте на Эйлунд внимания: ей нравится быть с ними суровой. Скажите мне, лорд Питер, вы уже нашли что-нибудь? Какие-то улики?
— Не знаю, — признался Вимси. — Пока я только запустил такс в несколько нор. Надеюсь, что кто-нибудь высунет нос с другого конца.
— Вы уже встречались с кузеном — этим типом Эркертом?
— Договорился о свидании на завтра. А что?
— У Сильвии теория, что преступник — он, — объяснила Эйлунд.
— Это интересно. Почему?
— Женская интуиция, — без церемоний встряла Эйлунд. — Ей не нравится, как он зачесывает волосы
— Я просто сказала, что уж больно он тихий да гладкий, — запротестовала Сильвия. — И кто еще мог его убить? Я уверена, что это не Райленд Воэн он — мерзкий осел, но искренне горюет о случившемся.
Эйлунд презрительно фыркнула и удалилась, чтобы наполнить чайник из крана на лестничной площадке.
— И что бы ни говорила Эйлунд, я не могу поверить в то, что Филипп Бойс покончил с собой.
— А почему? — спросил Вимси.
— Он слишком много говорил, — объяснила Сильвия, — и был о себе слишком высокого мнения. Не думаю, чтобы он добровольно лишил мир счастья читать его книги.
— Нет, лишил бы, — возразила Эйлунд. — Он сделал бы это из вредности, дабы скорбело о нем безутешное человечество. Нет, спасибо, — остановила она Вимси, когда тот хотел помочь ей с чайником. — Я вполне способна донести шесть пинт воды без посторонней помощи.
— Опять меня поставили на место! — сокрушенно вздохнул Вимси.
— Эйлунд не признает общепринятые правила вежливого поведения между мужчинами и женщинами, — объяснила Марджори.
— Прекрасно, — добродушно ответил Вимси. — Я готов превратиться в пассивное украшение. Мисс Мариотт, а у вас есть идеи относительно того, почему этой хитрой лисе, этому чересчур гладкому нотариусу могло понадобиться избавиться от своего кузена?
