Кровь и черника - Алексей Александрович Кротов
– Ну спасибо вам за информацию, я пойду, – Холмс поняла, что многословный милиционер уже не сообщит ничего существенного.
– Вам спасибо, Таисия Игнатьевна, за предложенную помощь.
– Пока еще не за что, Павел. До свиданья.
– До свиданья.
Сапфирова улыбнулась молодому человеку и отправилась на поиски Ярцевой поделиться кое-какой информацией и узнать, что нарыла коллега по частному сыску.
Глава 14
Показания «свидетелей»
(окончание)
– Пелагея, – довольно строго обратилась к Коробочке главная местная сплетница, первой, пришедшая в себя… – Что это ты врываешься как снаряд из пушки? Тут, в конце концов, люди делом занимаются, правоохранительные органы, между прочим, не хухры-мухры!
На Цепкину, однако, эта тирада не произвела никакого впечатления:
– Я и сама – рабочий элемент, – проворчала она, устраиваясь поудобнее на подозрительно скрипящем под ней стуле, совершенно справедливо отнесенном почтенной труженицей к разряду шатких.
В продолжение этого диалога, перешедшего в монолог Макушкин и Баринов обменялись растерянными взглядами с примесью досады.
– Присаживайтесь, Пелагея, э-э-э… – попытался взять ситуацию в руки следователь и для пущей важности зачем-то вцепился рукой в бороду.
– Егоровна, – милостиво подсказала Цепкина и удивленно прокомментировала: – Спасибо, конечно, но я уже и так сижу.
– Вы пришли весьма кстати, – принялся вымученно выдавливать из себя улыбку, как зубную пасту из тюбика, Макушкин. – Желание помочь, – продолжал он, воодушевляясь, набирающим силу голосом, – очень похвально и крайне приветствуется мною как представителем закона и государства.
Ленка, слушавшая эту неожиданную речь следователя, только дивилась.
– Спасибо вам за чуткость, – не сразу подобрала нужные слова слегка растрогавшаяся Коробочка. – Я как раз и пришла отвечать на ваши вопросы. Лена, подскажи, как зовут товарища следователя.
– Еремей Галактионович.
– Ну да, да, память уже не та. Вы у нас тут были в позапрошлом, кажется, годе.
– Так ведь уж три года прошло, – похвасталась памятью Ленка.
– Три, так три, – легко согласилась Цепкина. – Спрашивайте, Еремей Галактионович. Покойницу я хорошо знала и даже разговаривала с ней в день ее убийства.
– Скажите, а паспорта у вас случайно нет с собой?
– Вот не захватила, – развела руками Коробочка. – Да я уж потом принесу.
– Это формальность обязательна, – внушительно сказал Макушкин. – И вот еще – распишитесь, пожалуйста, об ответственности за дачу ложных показаний, это еще одна формальность такая, – добавил он, придав на всякий случай своему голосу извиняющийся оттенок.
– Удивительная у вас формальность, – раздумчиво проговорила Цепкина, вчитываясь в предложенный ей на подпись лист. – Ну что с вами поделать?
И она оставила свой автограф.
Внимательно слушавшим ее следователю и сержанту Баринову Пелагея Егоровна рассказала следующее: Часов в десять утра она встретилась на подходе к лесу с Ольгой Саврасовой и ее знакомой музейной работницей.
– А еще кто-то с вами был? – уточнил Макушкин.
– Да почитайте что никого, – махнула рукой Коробочка. – Только дочь да зять, толку от них… никакого, ни собрать, ни донести.
– Сочувствую тебе, Пелагея, – хихикнула из своего угла Ленка.
– Что-то относящееся, по вашему мнению, к убийству было тогда сказано? – поспешил с новым вопросом следователь, чтобы не дать развернуться диалогу опрашиваемой с Ленкой.
– Да похоже, нет. Пустые какие-то были всё разговоры, – подумав, ответила свидетельница.
– Незнакомых людей вы в тот день в лесу не встречали?
– Была какая-то женщина незнакомая. Я ее сразу заприметила, всё ходила, места высматривала.
– Худощавая в темно-синем плаще? – встрепенулся Макушкин.
– Она самая, вы ее знаете?
– Увы нет, Пелагея Егоровна, но очень хотелось бы познакомиться.
– А мне как хотелось бы, Еремей Галактионович! Уж она бы мне объяснила, как по чужим местам шастать!
Больше никого чужого Цепкина, по ее словам, не заметила. И ничего, что могло бы иметь отношение к убийству, ей неизвестно. Что касается ее мнения о характере покойной Саврасовой, то та была относительно неплоха, не чета многим местным, во всяком случае с ней можно было иметь дело. На вопрос, который следователь все же решил задать по формально-протокольным соображениям, – подозревает ли она кого-нибудь, – почтенная труженица ответила, что всех и каждого, и никого конкретно. Впрочем, подумав, она добавила, что, конечно, родственники Синицких Цельские – змеи еще те, особенно Колька, а уж о жене Синицкого и говорить нечего.
Макушкин только качал головой, лихорадочно обдумывая, стоит ли оставлять в протоколе слово «язва», относящееся к Елизавете Синицкой и добавленный к этому эпитет «моровой». Всё-таки Макушкин исключил это словосочетание из официального протокола в надежде, что свидетельница протестовать не будет.
Сам Синицкий был удостоен более приличных характеристик, поэтому в отношении него оказалось возможным привести слова свидетельницы без изменений.
– А эта пара с ребенком! Тоже мне, все из себя! – уже закусила удила Цепкина. – Только приехали, а уже хотят места знать наравне с местными. Да пусть сначала ноги по пояс исходят, а уж потом! – Коробочка аж закашлялась от возмущения.
Макушкин, воспользовавшись паузой, хотел плавно закруглить ее свидетельское выступление, как вдруг в двери постучали.
– Да-да, войдите, – с громкой радостью пригласила Ленка.
Дверь нешироко распахнулась, и на пороге появилась Зоя Васильевна Редькина.
– Я так и думала, мама, что ты тут, – констатировала факт Зоя.
– А кто это тебя надоумил тут меня искать?
– Мария Николаевна подсказала.
– Всё ясно, сплетница она еще та. Ну и что ты хочешь? А впрочем, неважно, ты вовремя. Как раз дала следователю показания. Паспорта у тебя случайно с собой нет?
– Нет, мама, не захватила.
– Экая ты растяпа. Ну ладно. Еремей Галактионович, у вас ко мне всё?
– Пока да, Пелагея Егоровна, – отодвигая протокол, осторожно проговорил Макушкин. – Вот, распишитесь здесь, пожалуйста. Если у меня еще будут вопросы, надеюсь, что вы ответите на них также ответственно и обдуманно.
– Ну, конечно, это же мой долг, – и царственным росчерком Коробочка поставила свой автограф.
Зоя рассказала меньше, чем ее мать-труженица. Никого незнакомого она в лесу не видела, о покойной Саврасовой отозвалась хорошо и даже очень, характеристик никому из односельчан и приезжих давать не стала.
– Ну мы придем еще с паспортами, – пообещала, вставая, Коробочка.
– А что ваш зять? – напомнил следователь. – С ним когда можно будет побеседовать?
– А ведь и точно, экая я беспамятная! – натурально хлопнула себя ладонью по лбу Цепкина. – Зоя, где твой охламон обретается?
– Да с полчаса назад был дома.
– Ну как только, так сразу – пришлём его к вам, Еремей Галактионович, – пообещала Коробочка. – До свидания, Лена, желаю здравствовать.
– И тебе того же, Пелагея.
Не забыв выразить удовольствие от знакомства с сержантом Бариновым, достопочтенная Коробочка
