Буало-Нарсежак - Недоразумение (Трагедия ошибок)

— И тебе захотелось набить ему физиономию, — вздохнул Мартен. — Ты ровным счетом ничего в этом не смыслишь, мой бедный Франк… Уверяю тебя, у него нет никакого желания уехать. Он использовал тебя, он делает успехи, этот маленький Кристен!

— Не вижу, каким образом, — заметила я. — Он несчастен, вот и все! На этот раз Мартен от души рассмеялся.

— Несчастен, он! Дорогая Жильберта, как плохо знаете вы мужчин! Поверьте мне, пока у него хватит сил играть на скрипке, ему ни до кого не будет дела, и до вас в частности… Нет, я постоянно наблюдаю за ним. И скажу вам, чего он хочет… Этот парень, в сущности, одержим желанием быть респектабельным… Он боится, что играет неблаговидную роль, выдавая себя за Поля де Баера. У него создалось впечатление, что мы презираем его, что мы используем его в своих целях.

— А разве он не прав? — спросила я.

— Дайте мне договорить… Он подозревает, что вы, Жильберта, в сговоре с Франком. И вот, смотрите, каков его расчет: он оказывает давление на Франка, грозится уехать, чтобы Франк оказал давление на вас и попросил бы вас быть с ним поласковей. Если завтра вы будете с ним любезнее обычного, он получит доказательство, что вы — сообщница Франка.

— И он уедет! — воскликнула я.

— И он останется, — возразил Мартен, и глаза его вдруг загорелись. — Останется, чтобы узнать побольше. Останется, потому что испытает разочарование, потому что убедится, что вы не какая-то необыкновенная женщина, а следовательно, и у него есть шанс.

— Вот как, есть шанс?

— Вы неправильно меня поняли, я хотел сказать: шанс узнать правду.

Мартен с иронической улыбкой наблюдал за мной, словно я была редким экземпляром, предназначенным для захватывающих опытов.

— А если я сделаю все, чтобы его окончательно обескуражить? — спросила я.

— Он все равно останется, потому что в таком случае он по-настоящему в вас влюбится.

— Значит, результат будет тот же?

— Отнюдь. Если вы будете к нему суровы, я пойму, что вам доставляет удовольствие разогревать его чувство.

Он вставил сигарету в длинный пенковый мундштук и разжег ее с раздражающей методичностью.

— У вас-то есть выбор, дорогая Жильберта, — заключил он наконец. — А у него нет!

По правде говоря, выбора не было ни у меня, ни у него. Мартен все рассчитал, все предусмотрел, вплоть до моих возражений… В сущности, надежда засияла перед ним в тот день, когда Франк швырнул на стол фотографию Жака. С тех пор он неустанно готовил свое собственное спасение. Франк, Жак, я сама, все мы были лишь пешками в захватывающей Kriegspiel note 1, которую он вел с напряженным вниманием без малейших угрызений совести, что и делало его таким опасным. Мы все находимся в полной его власти, потому что мы достаточно глупы, чтобы любить, страдать, ненавидеть, желать… В то время как он живет, трезво рассчитывая каждый ход заранее, чтобы выиграть, победить. И всегда побеждает. И лишь потому он чуть было не сломался, поддавшись отчаянию и отвращению, что в нашем уединении ему нечего было выигрывать, некого было побеждать!

6 часов вечера

Телефонный звонок разорвал тишину. Было 4 часа дня. Я вышла из своей комнаты; Мартен появился на пороге своей.

Мы переглянулись. Мы очень редко пользуемся телефоном, да и то лишь когда нужно сделать какие-то заказы, нам же никто никогда не звонит. Мы услышали, как Франк взял трубку, Мартен сделал несколько шагов вперед. Жак был у себя, читал или мечтал. Он не двинулся с места.

— Да, это здесь, — проговорил Франк. — Вы хотите с ним поговорить? Я сейчас его позову.

Мартен подал мне знак. Я спустилась вслед за ним. Франк протянул ему трубку, прошептав:

— Это агентство Версари из Ментоны. Мартен нахмурился.

— Алло, я слушаю.

Франк взял вторую трубку. Оба они были напряжены, глаза устремлены в одну точку, несколько капелек пота выступило на лбу у Мартена. До меня доходил лишь неясный шум голосов, и я, обиженная тем, что они решили обойтись без меня, отошла, чтобы поправить в вазе розы, осыпавшиеся на рояль, но при этом не теряла Мартена из виду.

— Что же вы ответили? — спросил Мартен. Он взглянул на Франка, спрашивая его совета, тот, видимо, его одобрил.

— Вы правильно сделали, что предупредили меня, — продолжал Мартен. — Я подумаю. И сам позвоню вам чуть позже… Если мы решимся, вам надо будет поместить объявление… Мне бы хотелось иметь и других покупателей, вы понимаете?.. Вот именно! Мы сможем получить более высокую цену… Благодарю вас.

Он повесил трубку и оперся обеими руками о низенький стол. Франк сделал движение, чтобы его поддержать.

— Оставь, — сказал Мартен.

Он несколько раз глубоко вздохнул и выпрямился. Лицо его стало мертвенно-бледным.

— Что случилось? — воскликнула я.

Его, казалось, удивило мое присутствие. Он сел в угол дивана и вытер рот платком.

— Звонили из агентства, — объяснил мне Франк, — потому что к ним обратился некий адвокат, мэтр Боржер, который хотел бы купить виллу на побережье. Прогуливаясь в этих местах, он обратил внимание на нашу «Свирель», расположение которой ему понравилось. Это как раз то, что он ищет. Тогда он навел справки. Спросил, кто является владельцем, давно ли он поселился на вилле, откуда приехал, кто с ним живет…

— Вы понимаете, Жильберта? — спросил Мартен. — Этот мэтр Боржер чрезвычайно любопытен.

— Вы бы тоже могли в свою очередь навести о нем справки. — заметила я.

— К чему!… Версари передал мне предложение. Мне надлежит ответить «да» или «нет».

— Что же вы ответите?

— Да, и не раздумывая! Этот Боржер — наблюдатель, в этом можно почти не сомневаться. Они придумали эту хитрость, чтобы проникнуть сюда, не вызвав подозрений. Я им подыграю. Естественно, и речи не может быть о продаже; я отнюдь не намерен, дорогая Жильберта, распоряжаться имуществом, которое принадлежит вам. Мы лишь сделаем вид. Я знаю, что могу рассчитывать на вас… Не правда ли?

Наклонившись ко мне, он вглядывался в меня, не скрывая холодной иронии, придававшей теперь нашим отношениям характер какой-то беспощадной борьбы.

— Не правда ли, Жильберта?.. Заметьте, впрочем, этот Боржер вполне может быть просто Боржером. Стоит рискнуть. Рискнем?.. Да, я вижу, что вы того же мнения, что и я… Франк… Позвони в агентство. Скажи, мы принимаем посетителей с десяти часов до двенадцати и с пятнадцати до девятнадцати…

Но в ту минуту, когда Франк поднял трубку, Мартен на короткое мгновение потерял сознание. Голова его упала на спинку дивана. Руки на груди судорожно сжались. Я хотела помочь ему расстегнуть ворот рубашки. Он оттолкнул меня.

— Кристен, — прошептал он. — Предупредите Кристена.

10 часов вечера

После ужина, на котором Мартен не появился, я предупредила Жака. Я призналась ему, что нахожусь в стесненных обстоятельствах и что мы вынуждены сократить наши расходы. Жак был ошеломлен.

— Это вы из-за меня хотите продать? — сказал он. — Но как только дядя скончается, у меня будет много денег… Я не хочу видеть вас грустной, Жильберта.

Он заключил меня в свои объятия. Жак заключил меня в объятия. У меня не было сил говорить. Жак, любовь моя…

5 августа

Я разорвала все, что записала вчера. Я совсем сошла с ума. Я была счастлива. Для женщины любовь — всегда первая любовь. Я теперь даже не сердилась на Мартена — он стал для меня как бы чужим. Он ушел из моей жизни в ту минуту, когда Жак коснулся губами моих губ. Он унес с собой все наши воспоминания, наши горести, наши радости, наше прошлое. Я с Жаком, на стороне Жака. Я не знаю еще, как я его спасу, но я, конечно, что-то придумаю. Я боюсь, страх мой всегда сильнее, чем я могу это выразить словами, но я привела свои мысли в порядок. Все стало так просто.

6 августа

Сегодня утром я снова спустилась в столовую. Я не видела Жака с позавчерашнего дня. Он спросил, чувствую ли я себя лучше. Несчастный, он совсем забыл, что мы с ним «муж и жена». Он разговаривал со мной так робко, словно очень молодой человек с очень юной девушкой, Он был очарователен. Он пытался сдержать победоносную, несколько самодовольную улыбку, потому что Мартен смотрел на него, но он весь светился, и это выдавало его, Я старалась держаться как можно холоднее. Пусть он пожалеет, что воспользовался минутной слабостью. Пусть обвинит меня в непостоянстве, пусть гнев, досада, унижение заставят его уехать. Я не вижу другого выхода. Мартен может говорить что угодно… Если Жак решит, что его любовь для меня развлечение, он выйдет из игры. В своей любви он дошел до того предела, когда из-за одного неосторожного слова, одного презрительного жеста можно смертельно обидеться. Я заставлю его уехать. Тем хуже для меня и для Мартена. Может быть, я готовлю смертный приговор Мартену, но…

20 часов

К чему теперь плакать!… Несколько минут назад Мартен зашел ко мне в комнату. Он, как обычно, прекрасно владеет собой, но глаза его лихорадочно блестят. Я невольно восхищаюсь им. Он принес кое-какие безделушки и попросил меня их спрятать. Когда же я выразила удивление, он не дал мне говорить.