Джун Томсон - Тайные хроники Холмса
— Холмс, вы собираетесь сообщать об этом в полицию? — спросил я, когда мы сидели в коляске, направляясь к станции, а коробки с драгоценностями стояли у нас в ногах.
— Нет, Ватсон, думаю, я так делать не стану, — ответил Холмс. — К чему? Совершенно очевидно, что этот человек скоро умрет, а в тюрьме это произойдет еще быстрее. Иногда бывает так, что справедливость стоит выше закона, и данный случай относится именно к такой категории. Собственники похищенных вещей вновь обретут их, а Сорока и без того уже наказан. Боюсь, друг мой, что и вы тоже в определенном смысле пострадаете от такого исхода проведенного нами расследования.
— Каким образом? — в недоумении спросил я.
— Вы будете лишены возможности опубликовать отчет об этом деле. В печати о нем не должно появиться ни единого слова. В противном случае кое-кто из жертв Сороки, узнав его настоящее имя, может попытаться возбудить против него судебное расследование, а мне бы не хотелось мучить калеку перед смертью.
Я дал Холмсу слово и сдержал его, несмотря на то что месяц спустя после нашего визита в разделе траурных сообщений всех лондонских газет было напечатано объявление о смерти миллионера Джозефа Паркера, скончавшегося в своем доме в Мэйплстед.
Тем не менее эта история имела продолжение. После опубликования завещания Сороки выяснилось, что вся его ценнейшая коллекция произведений искусства, впоследствии известная как коллекция Паркера, были оставлена народу. В Кенсингтоне было приобретено просторное помещение, где организовали постоянную выставку, которую мог бесплатно посетить любой ценитель искусства.
Бывая в этой части Лондона, я сам иногда туда захаживаю, чтобы часок-другой полюбоваться замечательными живописными полотнами и восхитительными скульптурами. Но более всего меня влекут дальние залы выставки, где в стеклянных шкафах выставлены на всеобщее обозрение произведения ювелирного искусства — эти потрясающие миниатюрные вещицы из золота и серебра, слоновой кости и хрусталя, которые некогда так восхищали своим совершенством коллекционера Сороку, а теперь несут радость всем, кто способен оценить прекрасное.
Думаю, что этот несчастный человек в конце концов вернул обществу свой долг.
Наследница изобретателя
В моем описании дела о «Дьяволовой ноге», которое мы с Шерлоком Холмсом расследовали в 1897 году, я рассказывал о том, что здоровье моего старого друга стало ухудшаться от непосильного напряжения во время расследований, которые он взвалил на себя, и о том, как его лечащий врач, доктор Мур Эгер с Харли-стрит, порекомендовал Холмсу отложить на время все дела и хорошенько отдохнуть.
Я также вскользь упоминал о тех драматических событиях, при которых известный врач впервые был представлен Шерлоку Холмсу, и пообещал, что когда-нибудь, возможно, опубликую полный отчет об обстоятельствах той памятной встречи. Поскольку многие поклонники знаменитого сыщика настоятельно просили меня поведать об этом деле во всех подробностях был вынужден взяться за перо и рассказать о нем в этом повествовании.
Тем не менее, несмотря на то что Холмс, прочитав отчет, дал согласие на публикацию, хотя и подверг текст своей обычной критике, заметив, что я уделил слишком большое внимание описанию как таковому в ущерб фактической стороне дела, доктор Мур Эгер высказался категорически против публикации этого материала по соображениям профессиональной этики.
Причины такого запрета мне вполне понятны. Как известный специалист с Харли-стрит он должен был заботиться о безупречности своей репутации. A подробности этого дела в какой-то степени могли бросить тень на доброе имя всеми уважаемого практикующего врача, раскрывая не подлежащие огласке сведения как о нем, так и об одном из его пациентов. Я предлагал доктору изменить имена и внести в рукопись необходимые изменения, соответствующие его пожеланиям, но доктор оставался непреклонным.
Естественно, это меня огорчало. Ведь это расследование свидетельствовало не только об исключительных дедуктивных способностях Холмса, но и о его упорстве в доведении начатого дела до конца. Тем не менее, учитывая непоколебимую позицию доктора Мура Эгера, у меня не оставалось иного выхода, как положить ту историю под сукно вместе с другими записями конфиденциального характера в надежде на то, что когда-нибудь в будущем — после смерти кого-то из описанных героев — можно будет опубликовать полный отчет об этом расследовании.
Началось все одним сентябрьским утром примерно через полтора года после возвращения Шерлока Холмса в Лондон. До этого он был вынужден скрываться, симулируя свою гибель, после того как ему удалось ускользнуть от руки Мориарти у водопада Райхенбах. К тому времени супруга моя скончалась, и я вернулся в нашу старую квартиру на Бейкер-стрит.
Мы уже заканчивали завтрак, когда вошел доктор Мур Эгер. Он был высоким, представительным мужчиной с тонкими чертами лица, гордо посаженной головой и тщательно уложенными седыми волосами, во всей манере поведения, в каждом его жесте сквозило достоинство. Вручив нам свою визитную карточку, он сразу же перешел к делу.
— Не в моих привычках, мистер Холмс, обращаться за помощью к частным детективам. Тем не менее я хотел бы прибегнуть к вашим услугам в связи с чрезвычайными обстоятельствами, поставившими меня в весьма затруднительное положение.
— Присаживайтесь, сэр, прошу вас, — пригласит Холмс и закурил свою послеобеденную трубку, но заметив неодобрение доктора Мура Эгера, выбил ее в ведерко для угля и только после этого сел напротив своего гостя. — Я понял, продолжил мой друг, — что запах табака вам не по душе. Надеюсь, вы не станете возражать против присутствия при нашем разговоре моего старого друга и коллеги доктора Ватсона?
— Нисколько. Прежде всего должен извиниться перед вами за то, что не сумел скрыть своего отношении к табаку. Любой человек имеет право делать у себя дома все, что сочтет нужным. Тем не менее, как врач, я действительно резко выступаю против привычки к курению, которая наносит здоровью непоправимый ущерб. Высказав вам свою точку зрения по этому вопросу, я хотел бы перейти теперь к тому делу, которое привело меня к вам.
Прежде всего хочу сообщить вам, мистер Холмс, что непосредственно над кабинетом, где я веду прием больных, расположена принадлежащая мне частная квартира. Вчера вечером около десяти часов раздался звонок в дверь, вслед за которым горничная проводили ко мне мужчину. Он представился как Джозайя Везербай, но визитную карточку мне не передал, сославшись на то, что в спешке забыл захватить с собой бумажник. Могу добавить, что говорил он с явным американским акцентом и был сильно взволнован. Посетитель попросил меня незамедлительно последовать к нему домой, чтобы оказать помощь его заболевшей дочери.
Учитывая поздний час и тот факт, что раньше мне не приходилось встречаться с этим человеком, я был в некоторой нерешительности и спросил, не лучше ли будет мистеру Везербаю прибегнуть к помощи его собственного лечащего врача. Он ответил, что приехал в Англию недавно и еще не успел обзавестись личным доктором, однако, будучи наслышан о моей репутации, решил обратиться за помощью именно ко мне.
В конце концов я без особого энтузиазма согласился и последовал за ним в ожидавший у дверей экипаж. Как только мы сели, коляска быстро тронулась с места в направлении, о котором я не имел ни малейшего представления, поскольку шторы на окнах были опущены. Путешествие наше продолжалось около часа. Наконец мы остановились перед каким-то домом на плохо освещенной улице. Я быстро поднялся по лестнице на второй этаж и вошел в комнату, где в постели лежала молодая женщина.
Дыхание больной было слабое и неровное, выглядела она очень вялой и сонной. Эти симптомы дали мне основания предположить, что девушка страдала от последствий наркотического отравления.
— Вы полагаете, это был кокаин? — перебил его Холмс. — Не заметили ли вы у нее на руках следов от иглы?
Доктор Мур Эгер бросил на моего друга долгий проницательный взгляд, как будто понял по заинтересованному тону и знанию дела, что Холмс на собственном опыте изучил воздействие наркотических средств, что, к сожалению, полностью соответствовало действительности[30].
— Нет, мне кажется, это был не кокаин, мистер Холмс. И я не заметил никаких следов, которые свидетельствовали бы о том, что наркотик вводился ей непосредственно в кровь. Скорее я склонен полагать, что этим наркотиком был морфий[31], который она принимала в виде порошка или таблеток. Мои подозрения подтверждались беспокойством мистера Везербая, пытавшегося мне втолковать, что молодая дама страдала от приступов страшной слабости. Действительно, существует такое медицинское состояние, которое известно под названием нарколепсия[32], однако я уверен, но пациентка страдала не от него.