Агата Кристи - Кривой домишко

Тавенер открыл было рот, но снова закрыл его. Ему хотелось задать сразу столько вопросов, что он не знал, с чего начать.

— Роджер! — воскликнул он. — Так, значит, все-таки это Роджер?

Я продолжал выкладывать свою информацию, преодолевая внутреннее сопротивление. Роджер Леонидис был мне симпатичен. Когда я вспоминал уютную и располагающую атмосферу его жилища и обаяние самого хозяина, мне вовсе не хотелось направлять по его следу свору полицейских ищеек. Вполне возможно, что информация Джозефины могла оказаться ненадежной, но, по правде говоря, я так не считал.

— Так это девочка вам все рассказала? — спросил Тавенер. — Похоже, что она осведомлена обо всем, что происходит в доме.

— Детям обычно многое бывает известно, — сухо заметил отец.

Если эта информация была достоверной, представала в ином свете вся ситуация.

Если Роджер, как мне доверительно сообщила Джозефина, «прикарманивал» фонды Объединенной компании и если старику стало известно об этом, для Роджера было бы делом жизни заставить замолчать старого Леонидиса и убраться из Англии, пока правда не выплыла наружу. Возможно, Роджер опасался, что против него будет возбуждено уголовное дело.

Было решено, не откладывая в долгий ящик, навести подробные справки о состоянии дел в Объединенной компании.

— Если предположение подтвердится, катастрофа будет чудовищной, — заметил отец. — Это огромный концерн. Там ворочают миллионами.

— Если окажется, что финансовые дела там действительно не в порядке, все встанет на свои места, — сказал Тавенер. — Старый Леонидис вызывает к себе Роджера. Роджер не выдерживает и признается во всем. Бренда Леонидис в это время находится в кино. Роджеру остается лишь, выйдя от отца, зайти в ванную комнату, вылить из одного пузырька инсулин и заменить его крепким раствором эзерина — и все. Или то же самое могла проделать его жена. В тот день, придя домой, она заходила на половину старика, чтобы, по ее словам, поискать забытую там Роджером трубку. Но она могла подменить лекарство до того, как Бренда, вернувшись домой, сделала ему инъекцию. Клеменси проделала бы все это хладнокровно и умело.

Я кивнул.

— Хорошо представляю себе именно ее в этой роли. Она могла бы сделать все, что угодно, глазом не моргнув! Мне кажется, что Роджеру Леонидису не пришло бы в голову воспользоваться ядом… во всем этом трюке с подменой инсулина чувствуется женская рука.

— Сколько угодно случаев, когда отравителями были мужчины, — сухо заметил отец.

— Мне это известно, сэр, — сказал Тавенер. — Кому, как не мне, знать об этом, — добавил он многозначительно. — И все же мне кажется, что Роджер — человек неподходящего склада для такого дела.

— Вспомните дело Причарда, — сказал ему отец. — Как легко он сходился с людьми!

— А что если они совершили преступление в сговоре?

— Ты все-таки делаешь упор на леди Макбет, — сказал отец, когда Тавенер ушел. — Тебе она показалась подходящей для этой роли, Чарльз?

Я представил себе худенькую грациозную фигурку у окна просто до аскетизма меблированной комнаты.

— Не совсем так, — сказал я. — Леди Макбет была жадной. А Клеменси мне такой не показалась. Думаю, что ей не свойственно стяжательство и ее мало волнует собственность.

— Однако ее, возможно, очень волнует безопасность собственного мужа?

— Согласен, это вполне возможно. К тому же, уверен, она способна проявить… жестокость.

(«Разные формы жестокости» — именно так говорила София.)

Я вернулся от воспоминаний к действительности и увидел, что отец пристально смотрит на меня.

— О чем ты задумался, Чарльз? — спросил он.

Однако в тот момент я не поведал ему о своих мыслях.

На следующий день, когда меня пригласили, я застал у отца Тавенера. Он, казалось, был весьма доволен собой и несколько возбужден.

— Объединенная компания на грани банкротства, — сказал отец.

— С минуты на минуту можно ждать краха, — добавил Тавенер.

— Вчера вечером я видел в газете, что ее акции резко упали, — сказал я. — Но к утру положение, кажется, несколько стабилизировалось.

— Нам пришлось проявить большую осторожность при расследовании, — сказал Тавенер. — Никаких прямых расспросов, чтобы не вызвать паники… или не вспугнуть нашего джентльмена, пытающегося уйти от суда. У нас, правда, есть кое-какие частные источники информации, и все полученные сведения подтверждают, что Объединенная компания находится на грани банкротства. Маловероятно, чтобы она смогла выполнить свои долговые обязательства. Дело, как видно, в том, что в течение многих лет допускались грубые просчеты в ее управлении.

— Роджером Леонидисом?

— Да. Как вы знаете, он является верховной властью.

— И он прикарманивал деньги…

— Нет, — сказал Тавенер, — этого он, кажется, не делал. Грубо говоря, мы полагаем, что, хотя он, возможно, является убийцей, он не мошенник. Откровенно говоря, он, по-видимому, просто… вел себя как глупец. У него, судя по всему, и в помине нет деловой хватки. Вопреки здравому смыслу он предпринимал рискованные операции, когда надо было от них воздержаться, медлил и отступал, когда надо было действовать быстро и энергично. Он наделял полномочиями таких людей, которых и близко нельзя было подпускать к власти. Он очень доверчив и доверял людям, которые того не заслуживали. Каждый раз и в каждом случае совершал ошибки.

— Такие иногда встречаются, — сказал отец. — И нельзя сказать, чтобы они действительно были глупыми. Просто не имеют разбираться в людях — вот в чем их беда. И энтузиазм у них возникает тогда, когда совсем неуместен.

— Человеку такого склада не следует заниматься бизнесом, — сказал Тавенер.

— Наверное, он и не стал бы бизнесменом, — сказал отец, — если бы не был, к несчастью для себя, сыном Аристида Леонидиса.

— Когда старый Леонидис передал ему управление этим предприятием, оно буквально процветало. Оно могло бы стать настоящей золотой жилой! Можно было бы предположить, что ему придется всего лишь, посиживая в мягком кресле, наблюдать, как все делается само собой.

— Но нет, — покачал головой отец. — Ни одно предприятие само по себе прибыли не приносит. Всегда приходится принимать решения… того человека уволить, этого назначить… решать мелкие вопросы политики. А Роджер Леонидис, находясь у власти, по-видимому, всегда принимал ошибочные решения.

— Именно так и было, — подтвердил Тавенер. — Следует заметить, что он человек добрый. Он не увольнял подчас самых что ни на есть никчемных людей… только потому, что к ним хорошо относился… или потому, что они давно там работают. А иногда ему приходили в голову дикие, неосуществимые идеи, и он настаивал на том, чтобы претворить их в жизнь, не считаясь со связанными с этим огромными расходами.

— Но ничего противозаконного не было? — уточнил отец.

— Нет, ничего противозаконного.

— В таком случае зачем бы ему понадобилось пойти на убийство?

— Возможно, что он был просто глупцом, а не мошенником, — сказал Тавенер, — но результат оказался таким же или почти таким же. Единственное, что могло бы спасти Объединенную компанию от краха, — это достать поистине огромную сумму денег не позднее чем, — он сверился с записной книжкой, — к следующей среде.

— Именно такую сумму он унаследовал бы или рассчитывал унаследовать по завещанию отца?

— Именно так.

— Но ему не удалось бы получить эту сумму наличными?

— Совершенно верно. Но он получил бы кредит. А это одно и то же.

Мой старик кивнул.

— Не проще ли было бы ему пойти к старому Леонидису и попросить о помощи? — спросил он.

— Думаю, что он так и поступил. Наверное, именно этот разговор и подслушала девочка. По-видимому, старик наотрез отказался тратить деньги на безнадежное дело. Вы ведь знаете, что это был за человек.

Я подумал, что в этом Тавенер, наверное, не ошибался. Аристид Леонидис отказался финансировать постановку пьесы для Магды, заявив, что она не даст кассового сбора. Как показали дальнейшие события, он оказался прав. Он был щедр по отношению к членам своей семьи, но никогда не стал бы выбрасывать деньги на ветер, вкладывая их в убыточное предприятие. На спасение Объединенной компании требовалось выбросить тысячи, а может быть, сотни тысяч. Он наотрез отказался сделать это, и для Роджера единственной возможностью избежать финансового краха стала смерть отца.

Да, несомненно, это можно рассматривать как основание для убийства.

Отец взглянул на часы.

— Я попросил его прийти сюда, — сказал он. — Жду его с минуты на минуту.

— Роджера?

— Да.

— «Проходите, пожалуйста, в гостиную, — сказал паук мухе», — пробормотал я.

Тавенер взглянул на меня в недоумении.

— Мы предупредили его обо всем должным образом, — сказал он сурово.