Андрей Зарин - В поисках убийцы
— Браслет, а устроен для брошки, как будто половина ошейника. Ряд бриллиантов, ряд рубинов, ряд изумрудов. Очень красиво. Застегивается на воротнике.
Прохоров на мгновение задумался, а затем спросил:
— Бриллианты, рубины и изумруды? По десяти?
— Да, по десяти!
Прохоров вдруг ударил себя в лоб ладонью и вскочил.
— Что с тобой?
— Э! Этого я даже и тебе не открою… Человек, получи! — крикнул Сергей Филиппович, бросая на столб деньги. — Я пошел.
Прохоров быстро вышел из окружного суда и поехал к Дьяковой.
С замирающим сердцем поднялся он по лестнице и позвонил. Ему отворила Агаша. Едва она увидела Прохорова, на ее лице выразилось смущение.
— Дома барыня? — спросил Сергей Филиппович.
— Дома, только… — начала Агаша.
Прохоров снял пальто, стал вешать его на вешалку, но вдруг увидел там пальто с плюшевыми воротником и обшлагами. На мгновение он побледнел, голова у него закружилась, но, осилив себя, он с беспечным видом вошел в уютную гостиную.
— Вы? — воскликнула Дьякова, торопливо поднимаясь с узенького дивана, нае котором остался сидеть Чемизов.
Сергей Филиппович успел заметить, как рука последнего опустилась на диван, видимо соскользнув с талии молодой женщины. Однако он сдержал прилив ревнивой злобы, взял руку Дьяковой и нежно поцеловал ее.
— Вы знакомы? — спросила Елена Семеновна.
— Немного, — сухо ответил Прохоров, кланяясь Чемизову.
Тот приподнялся и с усмешкой кивнул головой гостю:
— Мы виделись у моего товарища, Горянина. Я помню вас.
— Очень приятно! — сухо ответил Прохоров и сел в кресло.
Его взоры сразу приковались к шее Дьяковой, на которой он увидел только что описанный Горяниным браслет. Последний с двух концов был захвачен бархоткой, плотно охватывавшей шею молодой женщины, и представлял собою узкую полоску, украшенную тремя рядами драгоценных камней.
— Вы смотрите на мою оригинальную брошь? — улыбнулась Дьякова. — Я получила ее недавно в подарок, — и она перевела благодарный взгляд на Чемизова.
— Пустое! — сказал тот с легкой усмешкой. Прохоров успокоился, пересилив свое волнение.
— Меня действительно заинтересовала эта брошь… вернее, браслет.
— Да, это, вероятно, и был браслет, но замок утрачен, и он обращен в брошь, — объяснил Чемизов.
— Он напомнил мне о страшном преступлении, — проговорил по-прежнему беспечно Прохоров. — В декабре были найдены куски изуродованного трупа саратовской купчихи Коровиной. Приехавший разыскивать ее купец Семечкин — мой приятель. Он рассказывал мне, что у нее был такой же браслет, подаренный ей покойным мужем. Тридцать камней означали тридцать лет ее жизни, а десять одинаковых камней — десятилетие их супружества.
— Какие вы говорите ужасы! — воскликнула Елена Семеновна, невольно бледнея. — Что может быть общего между тем браслетом и этой брошкой?
Прохоров посмотрел на Чемизова, но лицо того было совершенно спокойно, и продолжал:
— Удивительное сходство! Я только вчера говорил с Семечкиным о том браслете.
— Глупости, глупости! — сказала Дьякова. — Таких вещей может быть сто тысяч.
— И даже меньше, — усмехнувшись, сказал Чемизов.
Сергей Филиппович сидел как на иголках. Положение его становилось глупым — очевидно было, что Чемизов не уйдет раньше его. Он встал, чтобы попрощаться с Дьяковой:
— Я заехал только взглянуть, как вы поживаете… веселы ли, здоровы ли…
— О, я счастлива! — воскликнула Дьякова.
— Дай вам Бог! — Прохоров поцеловал ее руку и тихо проговорил: — Про обещание не забудьте!
— Нет, — улыбнулась молодая женщина.
Сергей Филиппович холодно кивнул головой Чемизову и быстро вышел.
— Что он имел в виду, рассказав эту историю с браслетом? — спросила Дьякова, обращаясь к Чемизову.
— Ничего. Вероятно, его удивило простое совпадение, а ты вдруг взволновалась, — и он, обняв молодую женщину, привлек ее к себе.
— Но мой слух как-то неприятно поразили его слова.
— Глупости! — спокойно возразил Григорий Владимирович, целуя ее глаза. — Будем кончать дело.
— Я сейчас.
Елена Семеновна вышла и через несколько минут вернулась одетая.
— Все взяла с собой? — озабоченно спросил Чемизов.
— Чековая книжка вот здесь, — Дьякова показала на сумку, — а заявление я должна написать там.
— И уедем, — сказал он. — Завтра же!
Чемизов еще раз обнял счастливую женщину, поцеловал, и они вместе вышли из дома.
Дьякова пребывала в сплошном очаровании. Все, что ни говорил Чемизов, она беспрекословно исполняла и была рада, когда он выказывал свое удовольствие. Теперь она забрала из банка все свои сбережения. Они прошли в Центральную железнодорожную кассу и взяли билеты скорого поезда на Севастополь и отправились обедать в «Европейскую» гостиницу. Там Дьякова сидела в уютном уголке и жадным, восторженным взглядом смотрела на спокойное лицо своего милого. Он иногда устремлял на нее завораживающий взгляд, улыбка появлялась на его лице, и тогда у Елены Семеновны кружилась голова и замирало сердце.
"Вот любовь со всею своею красотою!" — думала она и с благодарной улыбкой смотрела на Чемизова.
Чего бы она ни отдала за его спокойствие и счастье! О, отныне она решила посвятить ему всю свою жизнь!
XV
ПТИЧКА УЛЕТЕЛА
Между тем Прохоров вскочил в пролетку и велел извозчику гнать лошадь на угол Невского проспекта и Владимирской улицы. Извозчик нещадно нахлестывал лошадь, которая и так уже неслась галопом.
— Стой! — закричал Прохоров, соскочил на панель и подбежал к швейцару. — Егор Егорович дома?
— Никак нет. С утра уехавши, — ответил тот, широко улыбаясь.
Сергей Филиппович растерянно остановился, но через минуту снова сел в пролетку и приказал ехать на Калашниковскую пристань. Он подъехал к лавке Авдахова, вошел в нее и обратился к приказчику:
— Савелий Кузьмич?
— Обедать ушли, — ответил бойкий приказчик.
— Егор Егорорвич был у него?
— Вместе и ушли.
— Куда?
— Должно быть, в «Биржу». Завсегда там обедают.
Прохоров вышел на Калашниковский проспект и, перейдя дорогу, вошел в трактир «Биржа». Сбросив пальто, он прошел в общий зал, оглянулся и, увидав в углу подле окна, за столом, уставленным едой, Авдахова и Семечкина, подошел к ним.
— Ба, кого я вижу! — воскликнул Авдахов.
— Вот обрадовали! — привстал навстречу Семечкин. — Честь и место! Эй, малый, чистую посудинку, да живо!
— Я рад, что нашел вас, — сказал, садясь за стол, Прохоров. — У меня к вам большое дело.
— Дело? — Семечкин поднял брови. — Ну, что такое?
— Я, кажется, напал на след, — быстро проговорил Сергей Филиппович. — Едемте сейчас со мною!
— Стоп! — сказал Авдахов. — Сперва выпить и закусить, потом обедать, а там куда угодно: я — в лавку, а вы — по своим делам.
— Да расскажите, что такое? — взволнованно спросил Семечкин.
— Вы пейте и разговаривайте. Дело — не зверь, в лес не убежит, — сказал Авдахов.
Прохоров выпил и начал:
— Вы мне рассказывали, Егор Егорович, что у покойной Коровиной был браслет.
— Да, как же! На днях я с Борисом Романычем чуть не поймали, да сорвалось. Браслет приметный: тридцать камешков, по десяти…
— Ну, вот! — воскликнул Прохоров. — И я видел его и знаю, у кого он теперь. Поедем к Патмосову и расскажем ему.
— Ах ты, Господи! И то надо ехать. Вот счастье-то! — взволновался Семечкин.
— Нет, этак никак нельзя, — остановил их Авдахов, — выпьем холодненького, а тогда и с Богом!
Прохоров словно сидел на горячих угольях. Егор Егорович заразился от него волнением.
— Ты пойми, — объяснял он Авдахову. — Теперь, может быть, мы этого самого убивцу за шиворот схватим. Нам Борис Романович поможет. Браслетку нашли! Сергей Филиппович такое, можно сказать, дело сделал! Всему корень.
— Сергей Филиппович — голова! — согласился Авдахов. — Я тебе сказывал про него. Только одного ему не прощу: не хочет мои дела вести.
— Всякое дело поведу для вас, Савелий Кузьмич, — возразил Прохоров, — только пусть оправдается моя надежда.
Наконец кончили еду.
Савелий Кузьмич тяжело поднялся от стола:
— Ну, я пойду к себе, а вы с Богом. Может, вечером и сойдемся?
— Я непременно, — ответил Семечкин, — а вот как они?
— Сегодня нет, — сказал Прохоров. — У меня прием, и мне некогда. На днях надо в Москву ехать и приготовить бумаги.
— Почтенный, — крикнул Семечкин лакею. — Закажи-ка ты нам машину.
Через десять минут лакей подошел со словами: "Подано".
— Ну, едем!
Авдахов простился с приятелями. Они вышли и сели в автомобиль.
— В Усачев переулок! — распорядился Семечкин. — Жарь!
Автомобиль загудел и помчался по улице.