Эркман-Шатриан - Дьявольский эликсир (сборник)
Для такой женщины, как мисс Семафор, необходимость хранить тайну, действовать самостоятельно, ни с кем не советуясь, казалась просто немыслимой. Ей требовалось, чтобы кто-нибудь руководил ею, чтобы она могла на кого-то опереться, и теперь, как ни мало толку было в разговоре с Августой, поделиться с ней своими переживаниями было бы все-таки приятно. Итак, Прюденс встала и написала несколько слов «доброй миссис Браун», предупреждая ее о том, что приедет завтра после полудня. Мисс Семафор, желая скрыть свое заплаканное лицо, сама отправилась на улицу, чтобы опустить конверт в почтовый ящик.
Прогулка пошла ей на пользу. Прохладный ветер освежил ее пылавшие от волнения щеки. В воздухе присутствовало что-то успокоительное, и она возвращалась домой в более мирном расположении духа. У дверей она, однако, заметила, что в доме происходит что-то необычайное. До ее слуха донесся громкий сердитый голос, как будто ей знакомый. Мюллер, открывший Прюденс дверь, показался ей взволнованным.
– Ах, пошалуйте, — проговорил он, будто задыхаясь, — я рад, что вы пошалевали. Тут женщина желает вас видеть, и когда я сказаль, что вас нет zu Haus[12], она начать schimpfen[13]. Она все кричит и не хочет уйти.
Сердце Прюденс замерло в груди, и она оперлась о стену, чтобы не упасть.
– Где она, Мюллер? — спросила бедняжка слабым голосом.
– Я проводить ее в гостиную, — ответил Мюллер, — когда она сказаль, что не уйдет. Только она там не хочет остаться, а идет в заль и зваль вас.
Прежде чем он успел что-либо прибавить, перед Прюденс, словно привидение, возникла добрая миссис Браун. Она была вся растрепанная, раскрасневшаяся, в сбившейся набок шляпке. В развалку она прошествовала по зале и приблизилась к дрожавшей Прюденс.
– Пожаловали наконец, — произнесла она запальчиво, — нечего сказать, прекрасно заставлять почтенную женщину ждать! Вы, может, вообразили, что мне и делать больше нечего, кроме как тут рассиживаться?
– Что вам от меня нужно, миссис Браун? — спросила Прюденс взволнованным голосом.
– Что мне от вас нужно? Вот это да! Вы только посмотрите, что мне нужно! Желала бы я знать, почему вы посылаете почтенной замужней женщине чек, по которому нельзя получить денег! На что вы мне прикажете содержать этого ребенка? А? Скажите-ка! Срам, да и только! Пожалуйте-ка тридцать фунтов, которые вы остались мне должны, не то я вас в суд упеку, — заявила добрая миссис Браун громко и отчетливо.
Прюденс с тоской почувствовала, что две или три головы уже высунулись из своих комнат.
– Войдите, пожалуйста, сюда, — твердо проговорила мисс Семафор, — и объясните мне толком, в чем, собственно, дело?
– Дело? — переспросила миссис Браун, почти наступая на нее. — Дело, значит! С какой это стати вы изволили прислать мне чек, когда я вас заранее предупредила, что мне этого не надо?
К тому моменту Прюденс уже привела ее в гостиную, на удивление, пустовавшую, и затворила дверь.
– Ну, — сказала она дрожа, — что же все это значит и с какой стати вы вдруг явились и наделали столько шуму? Я сожалею, что послала вам чек. Я совсем забыла, что вы мне говорили не посылать, но чек этот совершенно нормальный, с ним не может быть никаких затруднений.
– Никаких затруднений! Да за кого вы меня принимаете-то? Вы послали мне чек, по которому никто не выдает денег! — воскликнула миссис Браун. — Хороша, нечего сказать, а еще леди называется! Заставляет бедную женщину шляться из одного трактира в другой, а никто на этот ваш чек и глядеть-то не хочет!
– Покажите мне его, — сказала Прюденс в недоумении.
Миссис Браун, смерив мисс Семафор подозрительным взглядом, принялась рыться в мешке. После долгих поисков она наконец вывалила все его содержимое на стол. Тут, среди бумажонок, шести пенсов медью, наперстка, нескольких расписок от закладчиков, полкроны, мотка ниток, огрызка синего карандаша и множества других мелочей, было и письмо Прюденс, из которого высовывался уже очень грязный и измятый чек.
– Тоже мне, а еще леди! — продолжала извергать ругательства «добрая миссис Браун». — Ишь чего прислала! — И она хлопнула чеком по столу.
Прюденс по привычке перечеркнула чек и поставила на нем отметку «денег не выдавать». Так ее научил делать поверенный, когда она впервые стала распоряжаться своими деньгами.
– Очень сожалею, — сказала она, — чек недействителен. Вот почему вам не выдавали по нему денег. Его нужно представить в банк. Если вы подождете здесь минуту, я дам вам другой.
Добрая миссис Браун не собиралась выпускать Прюденс из комнаты.
– Денежки пожалуйте, — потребовала она, — на кой мне ваш чек? Денежки пожалуйте, вот что!
Потребовалось немало времени, прежде чем дама поняла смысл того, что говорила ей несчастная Прюденс. Затем миссис Браун вдруг опустилась на стул и залилась слезами, чем немало удивила испуганную мисс Семафор.
– Не хотите же вы уморить дитя голодом, — рыдала она, — и отнять у бедной женщины ее хлеб!
Прюденс с жаром стала уверять ее, что ничего подобного она, конечно, не хочет. Мисс Семафор извинялась за недоразумение с чеком снова и снова и умоляла нежданную гостью успокоиться и подождать, пока она сбегает наверх за своей чековой книжкой. Миссис Браун, однако, проводила Прюденс до двери и хриплым голосом обвинила ее в желании «улизнуть».
Выходя из комнаты, Прюденс, сокрушаясь, заметила быстро скрывшиеся головы миссис Уайтли, медицинской дамы и даже само`й величественной миссис Дюмареск. Каждая минута казалась ей часом, пока наконец не был выписан новый чек. После бесконечных объяснений миссис Браун удалилась, крепко зажав его в руке. Прюденс просто изнемогала от страха и волнения.
«Мне, право, даже кажется, — заметила она про себя, — что миссис Браун немного выпила».
Страшное беспокойство за судьбу Августы давило ей на сердце.
«Я непременно завтра же навещу сестру, — решила она, — и если мне не понравится там, сейчас же заберу ее».
Душа у мисс Семафор ушла в пятки при мысли о предстоящем конфликте с миссис Браун. Даже если она и возводила напраслину на эту почтенную даму — утреннее происшествие указывало на то, что, кроме светлой стороны миссис Браун, которая приоткрылась ей на станции Лондон-бридж, существовала и совсем иная сторона — темная.
XIV
Прюденс посещает Пломмерс-коттедж
Мисс Семафор проснулась ни свет ни заря. Пока с Августой не приключилось несчастье, она никогда столько не думала. От постоянных тревог ее лицо осунулось и постарело. Торжество, связанное с тем, что сестру удалось удачно пристроить, оказалось мимолетным: неожиданный визит «доброй миссис Браун» не оставил ни следа от ее радости. Ожидая восхода солнца, Прюденс беспокойно металась на постели и представляла себе, как эта «почтенная дама» будет преследовать ее угрозами. Как в жутком кошмаре, перед глазами мисс Семафор страшной вереницей мелькали счета, чеки, миссис Дюмареск и медицинская дама.
В четыре часа она встала и, чтобы скоротать скучные часы до завтрака, стала наблюдать за садовником, точившим косу, за сонными горничными, отворявшими окна на противоположной стороне улицы и выбивавшими ковры. Ей сию же минуту захотелось отправиться к сестре. Ее беспокойство и нетерпение все росло, и она возмущалась, как порой возмущаемся и мы, — глупыми условностями, которые не позволяют наносить визитов в шесть часов утра, а также тем, что конка не ходит круглые сутки.
На улице все еще не было ни одного извозчика. Несколько раз мисс Семафор открывала окно, выглядывала из него и снова затворяла, брала в руки роман, а потом клала обратно, ходила по комнате взад-вперед, поправляла волосы, вертелась на стуле, отворяла дверь, прислушивалась, не встал ли кто, и снова затворяла. Но вот наконец раздался долгожданный звук гонга, возвещавший о первом приеме пищи.
За столом Прюденс кусок хлеба не лез в горло, и ей приходилось делать вид, что она ест. Она знала, что все хорошо запомнили и теперь шепотом обсуждали ее странную гостью. Искрошив что-то на тарелке и выпив чашку чая, она поспешила встать из-за стола. Раскаяние в самом страшном преступлении едва ли могло быть более мучительным, чем то, что испытывала теперь эта добрая невинная женщина. Люди, действительно в чем-то виноватые, зачастую обладают некоторой природной черствостью, которая делает их безразличными к мнению других, а Прюденс, несмотря на все обрушившиеся на ее голову невзгоды, была существом робким, беззащитным и мягкосердечным, для которого сердитый или презрительный взгляд был сродни удару.
В половине десятого, облачившись в черную шляпку и мантилью, она вышла из дома с конвертом в руках, на котором значился адрес «доброй миссис Браун». Окликая извозчика, она все еще думала о том, что же ей делать с Августой, если ее опасения оправдаются и дом миссис Браун окажется вовсе не той тихой гаванью, на которую она рассчитывала.
