Рекс Стаут - Черная гора (сборник)
Мы с Вульфом сели, и тотчас в арочном проеме двери показались две женщины. Одна, средних лет, с острыми черными глазками, в одеянии, сшитом не иначе как из старого брезента, несла нагруженный поднос. Вошедшая следом молодица заставила меня забыть о голоде на целых десять секунд. Я не мог рассмотреть ее скромно потупленных глаз, но при виде всего остального авторитет Черногории взлетел в моих глазах значительно выше вершины Черной горы.
Когда женщины поставили на стол еду и ушли, я спросил Вульфа:
– Как думаете, их дочь всегда носит эту белую блузку и расшитый зеленый жилет?
Он фыркнул:
– Конечно нет. Она услышала, что мы говорим на чужом языке и черт знает сколько заплатили за еду. Может ли черногорская девушка упустить такой случай? – Он снова фыркнул. – Или любая другая девушка? Поэтому она приоделась.
– Вот это подход! – похвалил я. – Мы должны воздать ей по заслугам за такие хлопоты. Если вы все еще хотите снять ботинки – действуйте. Арендуем у них стог на неделю, пока ваши ноги не придут в форму.
Он не удостоил меня ответом.
Через десять минут я спросил:
– А почему они добавляют в колбасу бензин?
На самом деле еда оказалась весьма недурной. Яйца были превосходны, черный хлеб кисловат, но вполне съедобен, а вишневый джем из глиняного горшочка оказал бы честь любому дому.
Позднее кто-то сказал Вульфу, что в Белграде свежие яйца продаются по сорок динаров за штуку, а мы съели по пять, то есть оказались не такими уж транжирами. Чай я отставил после первого глотка, но вода была вполне приличной. Когда я намазывал джем на хлеб, вошел хозяин и что-то сказал Вульфу. Я полюбопытствовал, в чем дело. Вульф ответил, что повозка готова.
– Какая повозка? – спросил я.
Он ответил:
– Чтобы ехать в Риеку.
– Впервые слышу о повозке, – пожаловался я. – Вы обязались пересказывать мне все разговоры слово в слово. Сами же всегда утверждали, что, если я что-то пропущу, вы не узнаете, ухватили или нет рациональное зерно. А теперь, когда мы поменялись местами, я чувствую то же самое.
Думаю, Вульф меня не слышал. Он насытился, но нужно было снова вставать и идти, и это настолько его страшило, что он не имел мужества к тому же спорить со мной. Когда мы встали, отодвинув стулья, в дверях появилась дочь и что-то сказала.
– Что она говорит? – спросил я.
– Sretan put.
– По буквам, пожалуйста.
Вульф повторил фразу по буквам.
– Что это значит?
– Счастливого пути.
– А как сказать: «Путь был бы намного счастливее, если бы вы были с нами»?
– Это лишнее.
Он уже шел к двери. Не желая быть грубым, я подошел к девушке и протянул ей руку. Ее пожатие было приятным и сильным, На миг ресницы ее вспорхнули вверх, но тут же опустились.
– «Розы алые, – отчетливо произнес я, – фиалки голубые, а ты, что меда слаще, затмишь цветы любые»[17].
Я нежно пожал ее руку и заставил себя выйти вон.
Вульф стоял в ярде от дома, скрестив руки на груди и поджав губы, и скептически разглядывал повозку, которая этого заслуживала. Лошадь была еще ничего – низкорослая, скорее пони, чем лошадь, но в хорошей форме, однако экипаж, в который она была впряжена, представлял собой деревянный ящик на двух колесах, обитых железом. Вульф обернулся ко мне.
– Хозяин говорит, – горько сказал он, – что положил в кузов сена, чтобы было помягче.
Я кивнул:
– Вы не доедете живым до Риеки.
Потом собрал наши рюкзаки, свитеры, куртки и мои носки, висевшие на солнце.
– Это же чуть больше мили? Поехали.
Глава восьмая
Дома в Риеке сложены из нетесаного камня: обломки скальной породы скатили вниз, в долину, уложили друг на друга впритирку, а сверху прямоугольник стен увенчали соломенной кровлей, вот и все. И было это примерно в то же время, когда Колумб поплыл через Атлантический океан искать короткого пути в Индию.
Единственная улица утопала в грязи глубиной в целый фут, не просохшей после апрельских дождей. Правда, с одной стороны улицу замостили камнем. Когда мы шли по ней друг за другом, у меня сложилось впечатление, что местные жители нам не особенно рады. Впереди маячили какие-то фигуры, несколько детей носились по низкой каменной стене, вдалеке шла женщина с метлой, но все они исчезали при нашем приближении. Даже в окна никто не выглядывал.
– Мы что, чумные? – спросил я Вульфа.
Он остановился и обернулся:
– Нет. Это они чумные. У них высосали все жизненные силы. Пф.
И он зашагал вперед. Пройдя центр деревни, он сошел с мостовой и повернул направо через пролом в каменной стене. За ней находился дом, побольше и повыше остальных. Арочный вход украшала по бокам красивая резьба. Вульф поднял руку, чтобы постучать, но дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появился человек.
– Вы Джордж Билич? – спросил Вульф.
– Да, это я, – изрек густой бас. – А вы кто?
– Это не столь уж важно, но вам я могу сказать. Меня зовут Тоне Стара, а это мой сын Алекс. Вы сдаете напрокат машину, а нам нужно добраться до Подгорицы. Мы заплатим, сколько надо.
Глаза Билича сузились:
– Я не знаю такого места – Подгорица.
– Вы тут называете его Титоград. Не могу сказать, что доволен этим переименованием. Мы с сыном хотим выразить властям наше сочувствие и предоставить в их распоряжение некоторые средства. От вас требуется услуга, за которую мы хорошо заплатим. Из уважения к вам я согласен назвать город Титоградом.
– Откуда вы и как сюда попали?
– Это наше дело. Вам достаточно знать, что мы заплатим две тысячи динаров – или шесть долларов, если вас это больше устроит, – за пробег в двадцать три километра.
Узкие глаза Билича сузились еще сильнее.
– Мне не нравятся американские доллары и не нравится ваше предложение. Откуда вы узнали, что я сдаю машину напрокат?
– Это известно всем. Вы это отрицаете?
– Нет, но она не в порядке. Что-то мотор барахлит.
– Мой сын может ее починить. Он хорошо разбирается в машинах.
Билич покачал головой:
– Я не могу на это согласиться. Вдруг он ее окончательно доломает?
– Я вас понимаю. – Вульф был предельно доброжелателен. – Вы нас не знаете. Но у вас есть телефон. Пригласите нас в дом и позвоните в Белград. Звонок мы оплатим. Позвоните в Министерство внутренних дел и попросите соединить вас с комнатой девятнадцать. А когда соединят, спросите, стоит ли сотрудничать с человеком, который называет себя Тоне Стара. И опишите мои приметы. Только не мешкайте. Мне надоело стоять под дверью.
Это был блеф, но не такой уж бессмысленный, как может показаться. Телезио заверил Вульфа, что Билич не станет рисковать, оскорбляя незнакомца, который, возможно, связан с тайной полицией, или привлекать к себе внимание белградского начальства глупым звонком. И блеф не просто сработал – он произвел эффект, на мой взгляд совершенно несоразмерный словам Вульфа. Билич неожиданно побледнел, будто разом потерял половину крови. Одновременно он пытался улыбаться, и все вместе выглядело весьма неприятно.
– Прошу прощения, господин, – сказал он совсем другим тоном, отступая назад и кланяясь. – Я уверен, вы понимаете, что осторожность необходима. Входите, садитесь и давайте выпьем вина.
– У нас нет времени. – Вульф говорил отрывисто. – Вы должны сразу позвонить.
– Это будет смешно. – Билич изо всех сил старался улыбнуться. – В конце концов, вы же просто хотите, чтобы вас отвезли в Титоград. Что тут такого? Вы не желаете войти?
– Нет. Мы спешим.
– Очень хорошо. Уверяю вас, я знаю, что такое спешка. – Он обернулся и крикнул: – Жубе!
С таким же успехом он мог произнести имя шепотом, поскольку Жубе, очевидно, прятался не далее чем в десяти футах. Он вышел из-за занавески, закрывавшей арку, – высокий и костлявый юнец, лет восемнадцати, в голубой рубашке с открытым воротом и линялых джинсах.
– У моего сына каникулы, – пояснил Билич. – Завтра он возвращается в университет, чтобы и дальше изучать, как может участвовать в совершенствовании Социалистического союза трудового народа Югославии под руководством нашего великого и любимого президента. Жубе, это господин Тоне Стара и его сын Алекс. Они хотят, чтобы их отвезли в Титоград, и ты…
– Я слышал, о чем вы говорили. Мне кажется, ты должен позвонить в Белград, в министерство.
Жубе мне сразу не понравился. Даже не понимая языка, я уловил злобный тон и разобрал слова «министерство» и «Белград», а потому догадался, о чем речь. Вся надежда была на отцовский авторитет. К счастью, папаша не допустил ослушания:
– Возможно, настанет день, сын мой, когда ты будешь поступать по-своему. А пока я думаю, что следует отвезти этих господ в Титоград. И поскольку я занят, это сделаешь ты. Если у тебя есть другие соображения, мы обсудим их позже, а пока я поручаю тебе отвести в Титоград господина Стара и его сына. Согласен ли ты выполнить мое поручение?
