Патриция Хайсмит - Сочинитель убийств. Авторский сборник
– В письме вы упомянули и о своих двух предыдущих книгах. Мы бы хотели ознакомиться с ними, – сказала мисс Фримантл. – Если это возможно.
На столе ее зазвонил телефон.
– Конечно, на этой неделе я смогу прислать их вам.
Мисс Фримантл сняла трубку, и сказала Сиднею, что мистер Поттер хочет увидеться с ним и просит зайти в его кабинет, вторая дверь по коридору налево.
Взволнованный, Сидней распрощался с мисс Фримантл и вышел с рукописью в руках. Нашел дверь мистера Поттера и постучал. Издатель, высокий брюнет в больших очках, вышел из–за стола, чтобы поприветствовать молодого автора.
Первые несколько минут все шло прекрасно, до того момента, когда мистер Поттер заявил:
– Мы очень хотим опубликовать вашу книгу, мистер Бартлеби, но, надеюсь, вы поймете нас, мы не сможем сделать этого до тех пор, пока не разъяснится история с вашей женой. Мне очень, очень жаль, но, думаю, вы согласитесь со мной, что выход в свет новой книги не должен быть омрачен ничем.
Сиднею показалось, что он покраснел, и это еще больше увеличило его смятение. Сдерживая свою гордость, он сказал:
– Скажите, вам нужна эта книга? Ведь не хотите же вы сказать, что не напечатаете ее?
Мистер Поттер, поколебавшись немного, сказал:
– Должен признаться вам, что пока не напечатаем.
Возбуждение Сиднея утихло, как толькоон вышел из издательства. Даже имея на руках контракт, он знал, что не выиграет процесс, если попытается обязать Поттера и Дэша опубликовать книгу хотя бы через полгода. В любом случае будет безумием объявлять войну издательству, даже если он выиграет дело.
В табачной лавке Сидней разменял деньги, вошел в телефонную кабину и набрал номер почтового отделения Ангмеринга, в Сассексе.
Мужской голос ответил ему, и он спросил:
– Добрый день, я хотел бы узнать, мистер и миссис Лиманз попрежнему живут в Ангмерикге? Их адрес не изменился? (Он знал, что городок настолько мал, что достаточно будет написать просто в Ангмеринг, чтобы Алисия получила письмо, если она еще там.)
– Лиманзы? Минуточку, – служащий неторопливо, точно это не был междугородный звонок, отошел от аппарата, долго ходил где–то, а затем вернулся и ответил: они сказали, что едут в Лэнсинг.
Сидней знал город с таким названием, видел его на карте.
– А они не оставили адреса?
– Нет, только Лэнсинг.
– Большое спасибо, – сказал Сидней и повесил трубку. Первым же поездом он вернулся в Ипсвич и оттуда на машине сразу домой.
Проверив дома по карте, как пишется название городка, он сел за машинку и напечатал:
«Четверг, 23 августа.
Дорогая Алисия.
Некоторое время мне известно, где ты находишься, и, хотя я попрежнему считаю, что ты имеешь право делать все, что тебе угодно, я был бы тебе очень признателен, если бы ты сообщила кому–нибудь, что ты жива. После этого ты можешь продолжать скрываться. Поверь, что я не сержусь на тебя и надеюсь, что и ты на меня тоже. Ты можешь поехать к своим родителям. Тебе не обязательно встречаться со мной, если ты этого не хочешь. Скажу лишь, что твое отсутствие все больше и больше осложняет и мою жизнь, и мою работу.
С любовью, Сид.»
Сидней перечитал письмо, положил в конверт и запечатал. Он решил, что избрал очень современный тон, в переговорах с Алисией угрозы ни к чему не привели бы, хотя в поезде, увозившем его из Лондона, он мысленно составлял сухие, угрожающие письма, упоминая и Эдварда Тилбери. Он догадывался, что сейчас происходит в душе Алисии: ей стыдно за связь с Тилбери, и потому встретиться с родителями для нее труднее, чем с кем–либо еще. Тем не менее Сидней знал, что Алисия не отправится прямиком в полицейский участок и не скажет с порога: «Я Алисия Бартлеби.» Поэтому он и посоветовал ей дать знать о себе через посредничество родителей. Семья по–прежнему оставалась для нее гнездом, где она чувствовала себя защищенной. Если, конечно, она не собиралась появляться в полиции под ручку с Эдвардом Тилбери, но Сидней сомневался, что у Тилбери хватит на это смелости. Сидней решил опустить письмо во Фрамлингеме, поскольку почту там забирали поздней, чем в Ронси Нолле, а он хотел, чтобы Алисия получила письмо завтра.
На утро он получил письмо от «Дрейфуса Скотта и К», своих американских агентов, и поспешил его распечатать. Писал Джим Дрейфус:
«22 августа
Дорогой Сид, «С и С» очень заинтересовались «Стратегами“ (мне тоже понравилась эта книга, и скажу – вы здорово прогрессируете), но они обеспокоены шумом вокруг вашего имени. На днях появилась еще одна статейка, в которой вас называют «метким стрелком», а в июле все газеты наперебой сплетничали о вас и вашей исчезнувшей жене. «С и С» поэтому хотят пока отложить переговоры с вами, но, думаю, что через некоторое время мы все же сможем подписать с ними контракт…»
Вздохнув тяжело, Сидней побрел на кухню варить себе кофе.
Возможно, в этот самый момент Алисия распечатывает его письмо; во всяком случае, Сидней надеялся на это. Он пожалел, что не приписал там: если ты в течение двадцати четырех часов не объявишься у своих родителей, милая, я буду вынужден сам приехать за тобой. Но он все же не сделал этого, представив, что Алисия может сбежать еще куда–нибудь. Сидней выпил кофе, но так и не смог заставить себя съесть что–нибудь.
Около одиннадцати часов приехал инспектор Брокуэй и передал Сиднею, что его просят пожаловать в Скотланд–Ярд, чтобы ответить там на несколько вопросов.
– Я, кажется, догадываюсь, что они хотят просить вас остаться в Лондоне на несколько дней, – предположил инспектор. – Думаю, они собираются устроить вам встречу с Полк–Фарадейсом.
Сидней держал в руках письмо к Джиму Дрейфусу, в котором просил того подождать еще три дня, в надежде, что в течение их все прояснится. Хотя сам и не знал, почему решил указать именно такой срок.
– Мне очень жаль, инспектор, но у меня нет ни малейшего желания ехать туда.
Инспектор улыбнулся:
– Но если вы не поедете, они сами пожалуют сюда. Они, конечно, не смогут отвезти вас силой, но не ответить на их вопросы вы не можете. Все мы обязаны отвечать на вопросы полиции, не так ли?
Однако Сидней, казалось, уже не различал, что обязан и что не обязан делать, но точно знал, что снова должен попытаться вынудить Алисию что–то предпринять. Письмо, которое он ей послал, было недостаточно решительным.
– Да, это так, – ответил он.
– Вы получили какие–нибудь известия? – спросил инспектор, заметив письмо в руках Сиднея.
– Нет–нет, к сожалению, нет.
Сидней подождал, пока машина инспектора скроется из глаз, сел в свою и отправился в Ронси Нолл, чтобы опустить письмо Джиму Дрейфусу. На почте он, совершенно безразличный к тому, что может подумать мистер Нейлор, внимательно глядевший на него из окошка, составил и протянул тому телеграмму следующего содержания:
ПРОШУ СВЯЗАТЬСЯ С ТВОИМИ РОДИТЕЛЯМИ ЗАВТРА В ЧЕТВЕРГ ИЛИ БУДУ ВЫНУЖДЕН ПРИЕХАТЬ ЗА ТОБОЙ.
СИД.
После обеда вместо ответа от Алисии или радостного звонка от ее родителей о том, что она едет в Кент, или даже вместо сообщения полиции о том же самом, он получил разъяренное письмо от Алекса на двух страницах, пестрящее огромным количеством подчеркнутых слов.
«… Значит, так и есть, тебе удалось это, старик, ты добился отсрочки «Лэша“, а это значит (и ты знаешь не хуже моего), что все сорвалось, все погибло и похоронено навсегда. А ведь именно об этом я тебя предупреждал… Я сказал полиции, что твоя собственная жена однажды уже спрашивала меня, не кажется ли мне, что ты несколько не в своем уме… Теперь я уверен, что в этом все и дело. Твое психическое состояние давно уже не позволяет тебе создавать ничего, кроме безумных и лишенных всякой логики фарсов, так что мне приходилось миллионы раз переправлять наши истории, чтобы они выглядели прилично. Ты помнишь об этом. Но теперь ты сам попался в собственные сети, Сид. И я советую тебе, это в твоих же собственных интересах, собрать остатки своего здравого смысла и признаться во всем полиции. Можешь делать там все, что угодно, можешь сослаться на собственную невменяемость – так тебе обойдется дешевле. Я же убежден, что ты убил Алисию и убедил себя, не знаю как, что не делал этого, но уже после того, как сам же признался и даже похвалялся перед всеми. Теперь же ты предпочитаешь считать все это сном из твоих безумных сценариев… Хитти со мной в этом полностью согласна, и не думай, что она за тебя или что я принуждаю ее принять мою сторону. Повторяю, она полностью со мной согласна в том, что касается…»
Хм, конечно, согласна, поскольку жизнь наверняка казалась ей адом, если не была таковой, подумал Сидней. Он заглянул еще в конец письма, шумный и сумбурный, в котором Алекс буквально вопил, что будет до конца защищать свою работу, свою семью, взывал к правосудию, ратовал за психическое здоровье общества и за священность законов, управляющих его (т. е. общества) жизнью. Все это очень отдавало Снизамами.
