Солнце в руке - Буало-Нарсежак
Потому что мысли лезут в голову, не спрашивая разрешения. Ты чистишь картошку, а они лезут; ты разговариваешь с теткой, а они тут как тут. «Ты что, оглохла?» — недовольно ворчит старуха. «Извините!» И куда деваться от наваждения? А он ее даже не узнал! Опять перед ее мысленным взором встают нисколько не потускневшие картины прошлого… Нет, я его убью! Я должна его убить. Как убить? Пока не знаю. Сначала надо проверить, готова ли я к этому. У ненависти старые корни, но с годами они зачахли, увяли; дни засыпали их, как песок засыпает кусок пляжа, куда не докатывается волна. Она молила Бога: сделай так, чтобы он еще раз повстречался мне на пути, чтобы я заполучила его хотя бы ненадолго, и клянусь — я уничтожу его! А со своей совестью я как-нибудь разберусь! Это была ее воскресная молитва, и она не переставая твердила ее про себя, пока маркиза, выйдя из церкви, покупала миндальное пирожное. А потом гнев и стыд стали понемногу выветриваться, и однажды она поняла, что никогда больше его не увидит. С какой стати его занесет в Кильмер? Самым мудрым было бы сказать себе раз и навсегда: ну и пусть! Вся твоя ненависть — пустой звук; все твои планы мести — курам на смех! Посмотри на себя, идиотка несчастная! Великомученица по воскресеньям, ха-ха! Нет. Все не так. Нужно совсем другое. Хорошо бы спокойно, без эмоций объявить самой себе: я его уничтожу. Так, как уничтожают зловредное насекомое. И это будет не преступление, а гигиеническая процедура. И перевернем страницу. А если этого не произойдет, тогда ты, бедная девочка, будешь и дальше рисовать свои часы. И в утешение будешь располагать на них стрелки так, как тебе захочется, и сможешь мечтать, что в любой из назначенных тобою часов предатель чудесным образом явится к тебе сам! Да ведь я как раз нарисовала маленькую стрелку на восьмерке, а большую — на десятке, нарисовала просто так, без всякой мысли, а когда увидела его на пороге кабинета, было как раз десять. И вот теперь все начинается сначала: и боль в животе, и тошнота токсикоза, и эта кошмарная изжога, когда желчь поднимается к самому горлу, и тебе приходится сжимать зубы, глотая свою обиду, и следить, как бы кто чего не заметил, потому что признаться, что тебя переполняет сейчас немыслимая смесь радости и отвращения, нельзя никому. Она снова принимается мерить комнату шагами. Она ждет Жана-Мари. Сегодня она помогла ему облачиться в подводное снаряжение и сама уложила в старый «пежо» баллоны с кислородом. И хотя дала себе слово, что не выйдет его провожать, в последний момент не выдержала и пришла. И даже не сумела удержаться от ненужных наставлений: «Будь осторожен! Не спускайся слишком глубоко!» Она талдычила это, пока у него не лопнуло терпение и он резко не крикнул: «Иди спать!» Вот так, на «ты», и с какой яростью! Если с ним что-нибудь случится, у нее останутся на память о нем именно эти слова. «Иди спать!» Она в нетерпении топчется на месте. Смотрит на часы. Он ведь сказал: «Это всего лишь разведка. Скоро вернусь». Но прошло уже больше часа, как он ушел. Она напрягает слух. Паркет здесь такой, что отзывается на любые шаги, кто бы ни шел, и от половицы к половице сообщает, откуда ждать гостя. Наконец-то! Это его быстрый шаг! Она бежит открыть дверь.
— Ну как?
— Ничего.
С виноватым видом он остается стоять на пороге.
— Садись. Ты устал.
Он успел переодеться, но от него все равно пахнет речной водой, а кожа на руках растрескалась, как у старух, что полощут в озере белье.
— Не так-то это просто! — говорит он. — Я-то думал, дно чистое. Ан нет. Там полно грязи, да еще все в каких-то ямах и выбоинах.
— А грузовик?
— Я его не видел, но это как раз нормально. Я и не надеялся с первого раза наткнуться на него. Сегодня я нашел только остатки старого отеля, который стоял раньше на берегу. Когда долину затопили, он ушел под воду. Он, конечно, разрушился, но все равно выглядит внушительно — там на дне целые стены… Я особенно не задерживался, но зато смог сориентироваться. Слишком влево забрал от берега. В следующий раз…
— Ты настаиваешь на следующем разе?
— Конечно, настаиваю. Клад должен быть где-то рядом, а глубина там не больше тридцати метров. Если б не такая холодная вода да если бы я был в лучшей форме, мог бы там пробыть хотя бы двадцать минут…
— На сколько же ты спускался?
— Минут на десять. Подниматься надо постепенно, поэтому уходит лишнее время. Но ничего страшного не случилось. Завтра попробую еще раз, а если и завтра не получится, то послезавтра, и так до тех пор, пока не найду.
— Тебя никто не видел?
— Никто. Я там поставил вешки.
— Каким образом?
— Сделал поплавки на нейлоновой нитке. Хорошо, что оставил «Зодиак». В лодке у меня сложено все рыбацкое снаряжение.
— Тяжело было?
— Есть немного.
— Завтра я пойду с тобой.
— Еще чего не хватало!
Он уже обиделся. Ему кажется, что она сомневается в его моряцких достоинствах.
— Но я могу тебе помочь?
— Чем? Вы будете только мешать. Даже если со мной что-нибудь случится, вы сможете только позвать на помощь — и вас никто не услышит. Не надо. Риск, конечно, есть, но небольшой.
— Ты поел?
— Не успел.
— О чем ты только думаешь? Иди завтракать!
Она почти выталкивает его из двери. Ему приходится едва ли не бежать, чтобы поспеть за ней.
— Крестная, у нас полно времени!
— После завтрака пойдешь поспишь. За покупками пошлю Иветту. И естественно, ни слова тете. Одному Богу известно, что она выдумает.
В столовой она усаживает его и сама за ним ухаживает. Говорить ему она не дает.
— Хорошо, хорошо, потом все объяснишь. Возьми еще меду.
— Крестная, да поймите, я не сделал ничего особенного!
— Помолчи. Я из-за тебя уснуть не могла! Я все время
