Патриция Хайсмит - Сочинитель убийств. Авторский сборник
Когда они двинулись дальше со своим кремом, он выпустил резиновую длиннохвостую птичку, которую вертел в пальцах, запустив руку в ящик к продавцу воздушных шаров, повернулся и купил другую, ярко–желтую. Размахивая палочкой, к которой ее привязал продавец, и прислушиваясь к тонкому резиновому попискиванию, что издавал хвост, он снова почувствовал себя ребенком. Маленький мальчик, которого вели родители, потянулся к его птичке, и Бруно хотел было отдать ему шарик, но передумал.
Мириам с приятелями вошли в большой, залитый светом павильон, где производилась посадка на колесо обозрения, а также располагалась масса буфетных стоек и мелких аттракционов. Над головой «русские горы» трещали пулеметными очередями. Раздались лязг и рев — кто–то ударом кувалды загнал красную стрелку на самый верх силомера. Ему подумалось, что он бы не возражал пристукнуть Мириам кувалдой. Наблюдая за Мириам и тремя другими, он прикинул, ощущают ли они его присутствие, и с уверенностью решил, что нет. Если не получится сегодня, ни в коем случае нельзя позволить, чтобы они его заметили. Но он почему–то был убежден, что сегодня получится. Так или иначе, а возможность подвернется. Это его ночь! Прохладный вечерний воздух обтекал его струями, словно он резвился в какой–то водной стихии. Он размахивал палочкой, водя птицу широкими кругами. Он любил Техас, родной штат Гая! Все тут выглядели счастливыми и полными сил. Он позволил Мириам и ее спутникам на минутку затеряться в толпе, а сам отхлебнул из фляжки. Затем пустился вдогонку.
Они глазели на колесо обозрения, и он понадеялся, что они решат на нем прокататься. Где–где, а в Техасе не мелочатся, подумал Бруно, с восхищением разглядывая колесо. Такого большого он еще не видел. Внутри колеса синие лампочки образовывали узор в виде пятиконечной звезды.
— Попробуем, Ральф? — взвизгнула Мириам, запихивая в рот остатки крема и прикрывая губы рукой.
— А ну его, неинтересно. Может, покатаемся на карусели?
И все отправились. Карусель напоминала залитый светом город посреди темного леса, частокол никелированных шестов, между которыми кишмя кишели зебры, кони, жирафы, зубры, верблюды, стремящиеся вверх или вниз, у некоторых шеи изогнуты дугой над платформой, другие остановлены в прыжке или беге и застыли, словно в безнадежном ожидании седоков. Бруно тоже застыл, не в состоянии отвести от карусели восхищенных глаз даже для того, чтобы взглянуть на Мириам, с трепетом внимая музыке, которая обещала: вот–вот все придет в движение. Он ощущал, что сейчас должно повториться какое–то давнее восхитительное детское переживание, которое оживили и привели на грань воспоминания сиплые глухие звуки парового органа — каллиопы, — прошитые струнным аккомпанементом и перебиваемые громом ударных.
Гуляющие выбирали себе зверей. А Мириам и ее дружки снова принялись за жратву, причем Мириам угощалась воздушной кукурузой из пачки, которую держал для нее Дик. Свинья! Бруно тоже проголодался. Он купил себе сосиску, а когда снова посмотрел в их сторону, они уже поднялись на платформу. Он нашарил мелочь и побежал. Он выбрал того коня, какого хотел, — ярко–синего, с задранной головой и открытой пастью; и — надо же так повезти! — Мириам и ее приятели пробрались между шестов вплотную к нему. Мириам и Дик оседлали жирафу и коня прямо перед ним. Сегодня ему сопутствует удача! Сегодня ему бы сидеть за игорным столом!
Но преодолел — та–та–дум.
Тот липучий припев — та–та–дум.
Он начнет — БУМ! бег марафонский — БУМ!
Бруно любил эту песню, и мама тоже любила. Музыка заставила его втянуть живот и сесть в седле по–военному. Он весело сунул ноги в стремена. Что–то хлопнуло его по затылку, он угрожающе обернулся, но это просто двое каких–то парней устроили шуточную возню.
Они медленно тронулись под воинственную мелодию «Вашингтонского почтового марша». Выше, выше, выше взлетал он на своем коне, и ниже, ниже, ниже опускалась Мириам на своей жирафе. Мир за границами карусели расплылся в смутное пятно с прожилками света. Бруно зажал вожжи в одной руке, как его учили на уроках игры в поло, а в другой держал сосиску, от которой откусывал.
— Эге–ге–е–е–й! — заорал рыжий парень.
— Эге–ге–е–е–й! — заорал в ответ Бруно.
— Кейти, — Мириам наклонилась вперед, обхватив жирафу за шею, и ее серая юбка натянулась на круглых ягодицах, — видишь того парня в ковбойке?
Бруно поглядел и увидел парня в ковбойке. Бруно подумал, что тот немного похож на Гая, и, пока он об этом думал, он пропустил, что сказала о парне Мириам. В ярком освещении он заметил, что Мириам усыпана веснушками. В нем нарастала волна отвращения к ней, и ему уже расхотелось прикасаться к ее мягкой, влажной и жаркой плоти. Что ж, нож ведь у него при себе, а это чистый инструмент.
— Чистый инструмент! — ликующе выкрикнул Бруно, поскольку в этом гвалте его все равно нельзя было расслышать. Его конь находился у края платформы, а рядом, ближе к центру, располагалось двойное сиденье в виде лебедей, которое осталось незанятым. Бруно плюнул на сиденье. Он вышвырнул остатки сосиски и вытер измазанные горчицей пальцы о конскую гриву.
— «Наш Кейси пошел с рыжеватой блондинкой, оркестр сыграет им ва–а–альс», — страстно затянул кавалер Мириам.
Все подхватили, в том числе и Бруно. Пела вся карусель. Эх, если б у них было что выпить! Всем бы не мешало выпить!
— «Он так нализался, что чуть не взорвался, — ревел Бруно, едва не срывая глотку, — а крошка от страха трясла–а–сь».
— Эй, Кейси, — проворковала Мириам Дику и открыла рот, чтобы поймать кукурузу, которую он пытался туда забросить.
— Га–га! — крикнул Бруно.
Вид у Мириам с открытым ртом был безобразный и идиотский, словно ее душили и лицо ее успело покраснеть и раздуться. Ему было нестерпимо глядеть на нее, и он, продолжая склабиться, отвел глаза. Карусель постепенно остановилась. Он надеялся, что они останутся по второму разу, но они сошли и, взяв друг друга под руки, направились к дрожащему отражению огней на воде.
Бруно задержался под деревьями, чтобы еще раз быстренько приложиться к почти пустой фляжке.
Те взяли напрокат лодку. Мысль о гребле по ночному холодку привела Бруно в восторг. Он тоже взял лодку. Озеро казалось большим, черным, если не считать дрожащих бликов на поверхности и кишащих дрейфующих лодок, в которых обнимались парочки. Бруно подобрался к их лодке достаточно близко и разглядел, что на веслах сидит рыжий парень, а Мириам с Диком обжимаются и хихикают на задней скамейке. Бруно согнулся, в три сильных гребка обставил их лодку и выпустил весла из рук.
— Заглянем на остров или просто так поплаваем? — спросил рыжий.
Бруно нетерпеливо сгорбился на скамейке, выжидая, чтобы те наконец решили. Из укромных уголков на берегу до него доносились, как из разгороженных темных комнатушек, шепоты, приглушенные звуки транзисторов, смех. Он опрокинул фляжку и высосал последние капли. Что будет, если он сейчас возьмет и крикнет «Гай!»? Что бы сказал Гай, если бы мог его сейчас видеть? Возможно, Гай и Мириам встречались на этом самом озере — и даже в той самой лодке, где сейчас сидит он. В руках и в икрах приятно покалывало от выпивки. Окажись Мириам здесь, рядом, в одной с ним лодке, он бы с удовольствием погрузил ее головой в воду. И не отпускал. Здесь, в темноте. Полный мрак, луны — и той нет. Вода коротко всплескивала о дно лодки. Бруно вдруг скорчился, до того ему стало невтерпеж. С лодки Мириам послышался чмокающий звук поцелуя. Бруно тут же его передразнил, сопроводив страстным стоном. Чмок–чмок! Там его, должно быть, услышали, потому что дружно рассмеялись.
Он пропустил их лодку мимо и неспешно погреб следом. На него надвинулось нечто большое и черное, здесь и там исколотое вспышками спичек. Остров. Похоже, настоящий рай для любителей обжиматься. Мириам, возможно, снова займется сегодня своим любимым делом, подумал Бруно и хихикнул.
Когда та лодка причалила, он отгреб на несколько ярдов в сторону, вылез на берег и подтянул свою лодку носом на какое–то бревнышко, так, чтобы ее легко было отличить от всех прочих. И снова он преисполнился чувством цели, на этот раз еще более сильным и настоятельным, чем в поезде. И двух часов не прошло, как он в Меткафе, а вот уже на острове с нею вместе! Он через брюки прижал нож к бедру. Если ему удастся оказаться с ней один на один и зажать ей рукою рот — нет, вдруг сумеет укусить? Он передернулся от отвращения, представив ощущение ее слюнявых губ у себя на ладони.
Они медленно шли в гору по неровной земле к купе деревьев; он так же медленно поднимался следом.
— Тут не сядешь, трава вон какая мокрая, — захныкала девица по имени Кейти.
— Хошь, я пиджак подстелю? — предложил парень.
Господи, подумал Бруно, ну и тупое же оно, это южное произношение!
