Уильям Коллинз - Мой ответ - нет
Прежде чем он успел кончить эту фразу, волнение мисс Джетро вновь преодолело ее сдержанность.
— Исполните ваше намерение! — воскликнула она горячо. — Остановите ее тотчас, чтобы она не рассматривала дальше! Если она будет колебаться, настаивайте!
Наконец доктор Олдей восторжествовал.
— Долго же вы собирались, — заметил он со своим обычным хладнокровием, — и тем приятнее, что решились наконец. Вы боитесь, как и я, открытий, которые она может сделать, и вы знаете, в чем могут состоять эти открытия.
— Что я знаю, или чего не знаю, не составляет никакой важности, — резко ответила мисс Джетро.
— Извините, но все, что касается этого дела, очень важно, — возразил доктор.
Мисс Джетро в первый раз подняла вуаль и пытливо посмотрела на него.
— Думаю, что могу положиться на вас, — вздохнула она, — слушайте. Я соглашаюсь раскрыть рот только из уважения к спокойствию мисс Эмили. Обещайте мне честным словом полнейшую тайну.
Он дал обещание.
— Прежде всего я желаю узнать одно, — продолжала мисс Джетро. — Говорила ли мисс Эмили вам, что ее отец умер от болезни сердца?
— Да.
— Вы задавали ей какие-нибудь вопросы?
— Я спрашивал, как давно это было.
— Она вам сказала?
— Да.
— Вы желаете знать, доктор Олдей, какие открытия может сделать мисс Эмили в бумагах тетки? Я вам скажу одно: ее обманули насчет смерти отца.
— Вы хотите сказать, что он еще жив?
— Я хочу сказать, что ее умышленно обманули — не сообщив, каким образом он умер.
— Какой негодяй пошел на обман?
— Вы несправедливы к умершей, сэр! Истина могла быть скрыта только из любви и сострадания. Ответственность должна лежать на тетке мисс Эмили — и на старой служанке, которая пользовалась ее доверием. Помните! Вы обязались честным словом не повторять ни одной живой душе, что я вам рассказала. Прощайте!
Доктор проводил мисс Джетро до дверей.
— И все-таки: как умер ее отец?
— Мне нечего больше добавить, — отрезала она.
С этими словами она оставила его. Доктор позвонил слуге.
— Я еду к мисс Эмили, — сказал он, — если кто-нибудь спросит меня, я вернусь через четверть часа.
Собираясь уйти, он подумал — Эмили, вероятно, ожидает, что он возвратит ей объявление. Когда он взял его, первые строчки бросились ему в глаза, он во второй раз прочел число. И замер.
— Боже милостивый! — вскричал он. — Отец ее был убит — и тут замешана эта женщина!
Он сунул объявление в бумажник, схватил карточку, которую пациентка принесла ему, — и немедленно вышел из дома. Он нанял первый проезжавший мимо кеб и поспешил к мисс Джетро.
— Мисс Джетро уехала, — ответила служанка, когда он спросил о своей посетительнице.
— Не прошло еще и десяти минут, как она ушла от меня, — удивленно воскликнул доктор.
— Не прошло еще и десяти минут, — ответила служанка, — как мальчик принес мне это письмо.
Письмо, очевидно, было написано очень торопливо.
«Я неожиданно вынуждена уехать из Лондона. Прилагаю банковский билет в уплату моего долга. За вещами пришлю».
Доктор развел руками.
— Неожиданно вынуждена оставить Лондон, — повторял он, садясь опять в кеб. — Ее побег обвиняет ее, теперь нет ни малейшего сомнения! Как можно скорее! — закричал он кучеру, велев ему ехать в коттедж Эмили.
Глава XVIII
Мисс Лед
Приехав в коттедж, доктор Олдей увидел господина, который уже запирал за собой калитку. Господин быстро ушел.
— У мисс Эмили был гость? — спросил доктор, когда служанка впустила его.
— Этот господин принес письмо мисс Эмили, сэр.
— Он спрашивал, можно ли видеть ее?
— Он спрашивал о здоровье мисс Летиции. Когда он услышал, что она умерла, он, кажется, был поражен и тотчас ушел.
— Назвал он свое имя?
— Нет, сэр.
Доктор нашел Эмили читающей письмо. Он так заботился о том, чтобы она не узнала обмана, который скрывал страшную историю смерти ее отца, что держал себя настороже.
Эмили подняла глаза. Ее лицо успокоило старого доктора.
— Наконец я получила известие от моего дорогого друга, — сказала она. — Помните, что я вам говорила о Сесилии? Вот ее письмо — длинное, восхитительное письмо из Энгадина, принесенное каким-то неизвестным господином. Я расспрашивала служанку, когда вы позвонили.
— Я приехал в то самое время, когда этот господин закрывал калитку вашего сада, — сказал доктор.
— О, скажите мне! Какая у него наружность?
— Высок, худощав, черноволос. На голове противная республиканская поярковая шляпа. Между бровями сердитые морщины. Человеку такого рода я не доверяю по инстинкту.
— Почему?
— Потому, что он не бреется.
— Вы хотите сказать, что у него была борода?
— Да; курчавая черная борода.
Эмили с изумлением всплеснула руками.
— Возможно ли, чтобы это был Албан Моррис? — воскликнула она.
Доктор посмотрел на нее с сардонической улыбкой.
— Кто он, этот ваш мистер Албан Моррис? — спросил Олдей.
— Учитель рисования в школе мисс Лед.
Доктор тотчас прекратил допрос. Учителя в женских школах не интересовали его. Он вернулся к тому, что привело его в коттедж, и подал Эмили объявление, которое она прислала ему в письме.
— Вы, верно, желаете получить его обратно? — сказал он.
Она с интересом взглянула на объявление.
— Не правда ли, странно, что убийца мог скрыться, когда такое подробное описание его примет было распространено по всей Англии? «Имя его неизвестно. Предполагаемый возраст между двадцатью пятью и тридцатью годами. Человек хорошо сложенный, небольшого роста, цвет лица белый, черты тонкие, глаза голубые, волосы белокурые и остриженные коротко, лицо чисто выбритое, за исключением узких и небольших бакенбард. Руки маленькие, белые и красивые. Носит драгоценные перстни на двух пальцах левой руки…»
— Эта часть описания бесполезна, — заметил доктор. — Он наверняка изменил внешность.
— Но он не мог переменить свой голос, — возразила Эмили. — Послушайте: «Голос замечательно хороший, чистый, громкий и пленительный». А вот опять: «Обращение вкрадчивое».
— Я скажу одно — то обстоятельство, что преступник не был пойман, доказывает, что он нашел безопасное убежище. Имея время в своем распоряжении, он мог измениться так успешно, что девяносто девять человек из ста не могли бы признать его ни по голосу, ни по обращению, — ответил доктор. — Посмотрите на описание. Волосы, остриженные коротко, выбрит гладко, за исключением узких и небольших бакенбард. Если этот негодяй оставался довольно долго в своем убежище, он мог изменить и свою прическу, и свое лицо. Бросим, милая моя, этот неприятный разговор! Перейдем к чему-нибудь более интересному. Что еще, кроме объявления, вы нашли в бумагах вашей тетки?
— Говорила ли я вам, как нашла это объявление? — не слушала его Эмили.
— Нет.
— Я нашла его с вырезками из газет под целой кучей пустых коробочек и бутылок в ящике умывального стола. Конечно, я ожидала более интересных находок в этой комнате. Мои поиски кончились в пять минут. В том шкафике, в углу, было всего несколько книг. В письменной шкатулке, на боковом столике, — пачка почтовой бумаги и сургуч. Вот в этих ящиках только расписки лавочников и старые фотографии. Бедная тетушка, должно быть, уничтожила все свои бумаги перед последней болезнью, а объявление сохранилось только потому, что тетя забыла, где оно лежит. Не досадно ли это?
С чувством невыразимого облегчения добрый доктор Олдей попросил позволения вернуться к своим пациентам.
Уходя, он приметил, что дверь спальни отворена. После смерти мисс Летиции эта комната оставалась нежилой. На виду стоял умывальный стол, о котором говорила Эмили. Доктор подошел к выходной двери — и задумался.
Ему пришло в голову, что в умывальном столе мог быть другой ящик, не замеченный Эмили. Имеет ли он право разрешить это сомнение? Если отстранить обыкновенную совестливость, то извинение у него было. Мисс Летиция говорила с ним о своих делах и просила его быть душеприказчиком (в интересах Эмили) вместе с ее поверенным. Он согласился на ее просьбу с одним условием — что подчинится, если она не найдет другого душеприказчика. Быстрое течение болезни не позволило мисс Летиции сделать необходимую приписку к завещанию. Будучи морально (если не юридически) ее поверенным, доктор Олдей имел право удостовериться, что все бумаги уничтожены.
Ящик действительно был — и довольно длинный. Когда доктор хотел вытащить его, он не вынимался. Пальцы доктора дотронулись до бумажки, прищемившейся между внутренним концом ящика и верхней доской умывального стола. С осторожностью ему удалось вытащить бумагу. Удостоверившись, что ничего более найти нельзя, он задвинул ящик и вышел из коттеджа.
