Элизабет Джордж - Школа ужасов
– Это такой пустяк, Томми. – Она старалась говорить небрежно, но это усилие давалось ей с трудом. – Просто мертвая птица.
– Какая именно птица?
– Какая?.. Понятия не имею. Голова… понимаешь, у нее не было головы, лапки тоже были оторваны. Перья и пух повсюду. Мне было так жаль бедняжку. Я хотела похоронить ее. – И вновь то же чувство захлестнуло ее, как она ни пыталась держать себя в руках. Проклятая, ненавистная слабость! – Все ребра проступали, окровавленные, сломанные. Хуже всего– это выглядело так, будто хищник убил ее не ради еды, а ради забавы. Ты можешь себе это представить – ради забавы?! И… о, это просто смешно. Наверное, на самом деле ничего особенного не произошло. Просто кошка поиграла с ней, как они обычно делают со своей добычей. Это было сразу за вторыми воротами, и когда я вошла туда…– Дебора вдруг запнулась. Только сейчас она припомнила нечто, на что прежде не обратила внимания.
– Ты что-то еще там увидела? Дебора кивнула:
– Полицейские из Слоу, конечно, сообщили тебе об этом. Они не могли не заметить этого. С внутренней стороны вторых ворот висит прожектор. Так вот, он был разбит. Думаю, это случилось совсем недавно– осколки еще лежали на земле, одной кучей.
– Вполне вероятно, это сделал убийца, чтобы доставить тело на кладбище, – отметил Линли.
– Подъехал к парковке, разбил прожектор, донес тело до стены и перебросил его прямо к подножию дерева, – согласился Сент-Джеймс.
– Но к чему он все это затеял? – недоумевала Дебора. – Зачем ему понадобилось тащить тело на кладбище?
– Он мог случайно попасть туда.
– Каким образом? Церковь совсем на отшибе. Она замыкает узкую дорожку, ответвляющуюся от местного шоссе. Случайно туда не забредешь.
– Если ребенок был из этих мест, убийца тоже, вполне возможно, местный житель, и эта церковь ему хорошо знакома, – рассуждал Сент-Джеймс.
Линли покачал головой:
– Мальчик из Хэммерсмита. Он учился в Бредгар Чэмберс, в Западном Сассексе.
– Сбежал из школы?
– Возможно. Так или иначе, тело, вероятно, перемещали после смерти.
– Да, это я заметил.
– А все прочее? – уточнил Линли. – Ты внимательно осмотрел тело, Сент-Джеймс?
– Нет, только глянул.
– Но ты видел…– Тут Линли запнулся, бросив украдкой взгляд на Дебору. – Вчера вечером я говорил по телефону с Канероном.
– Он рассказал тебе насчет ожогов. Да, их я видел.
Линли нахмурился, принялся беспокойно вертеть в руках пустую пробирку.
– В Слоу полно другой работы, и Канерон не надеется до завтра получить результаты вскрытия, однако предварительный осмотр выявил большое количество ожогов.
– Полагаю, причиненных горящей сигаретой. По-моему, они как раз такого диаметра.
– На внутренней стороне рук и бедер, на яичках и даже внутри носа.
– Господи! – пробормотала Дебора, чувствуя, как подгибаются коленки.
– Несомненно, дело рук какого-то извращенца, – продолжал Линли. – Тем более если учесть, как хорош собой был Мэттью Уотли. – Одним движением Линли оттолкнул от себя поднос с пробирками и поднялся на ноги. – Знаешь, я так и не научился смиряться со смертью детей. Миллионы людей мечтают о ребенке, а тут… – Он резко остановился, краска отхлынула от его щек. – Боже, что я несу. Простите. Вот же ерунда…
Дебора оборвала его извинения, пробормотав свою реплику поспешно, бездумно, не рассчитывая на ответ:
– С чего ты начнешь расследование, Томми? Линли явно испытывал благодарность за то, что Дебора помогла им всем преодолеть неловкость.
– Поеду в Бредгар Чэмберс. Вот только дождусь Хейверс.
И словно в ответ на его слова дверной звонок зазвонил вновь.
Для учащихся, желающих полностью посвятить свое время занятиям, школа Бредгар Чэмберс, занимающая две сотни акров в Сент-Лионард-Форест (Западный Сассекс), расположена просто идеально– здесь ничто не отвлекает их от работы. Три четверти мили отделяет школу от ближайшей деревни, Киссбери, да и там найдешь разве что пару десятков домов, почту и паб. Шоссе проходит в пяти милях от кампуса<Кампус – территория, на которой расположены учебные и жилые здания университета или колледжа, включающая обычно и парк.>, а деревенские дороги, отходящие от шоссе, практически не используются. Хотя поблизости имеется несколько коттеджей, но живут в них пенсионеры, нисколько не интересующиеся школьниками. А вокруг школы– просторные поля, монотонно вздымающиеся и опускающиеся склоны холмов, фермерские хозяйства и огромный лес. Свежий воздух и ясное небо благотворно влияют на мозги учащихся, ничто не мешает им в учебе– да, руководство школы с полным правом обещало честолюбивым родителям, что их дети будут вести монашеское существование, приобретая при этом не только образование, но и приличные манеры, социальные навыки, а также религиозное воспитание.
И все же Бредгар Чэмберс мало подходит для человека, избравшего аскетический образ жизни, – сама красота местности препятствует отказу от земных радостей. Подъездная дорожка к школе вилась серпантином мимо уютного домика привратника, ныряла под ветвями старых берез и дубов, уже начавших по весне покрываться густой зеленью. По обеим сторонам дорожки вплоть до сложенных из кремня стен, служивших границей кампуса, простирались ухоженные лужайки, сменявшиеся подчас еловыми и сосновыми рощами. Школьные здания казались нетипичными для местности, где при строительстве, как правило, использовался тесаный кремень: стены были сложены из хэмекого камня, названного по имени сомерсетской деревушки, возле которой его добывали, крышу покрывала черепица. Стены, не затененные вьющимся виноградом, под утренним солнцем, казалось, излучали ощутимое даже на ощупь тепло.
Линли почувствовал, как в сержанте Хейверс нарастает недовольство, а они еще только-только проехали домик привратника. Барбара не пожелала долго сдерживать раздражение.
– Великолепно, – проворчала она, выплевывая окурок. Черт ее подери, она курит без передышки с самого Лондона. «Бентли» насквозь пропитался табачным дымом. – Всегда хотела полюбоваться на такое местечко, куда богатенькие посылают свое отродье, чтобы их научили вместо «папа» говорить «раtег» и прочей муре.
– Полагаю, внутри школа имеет более спартанский вид, – возразил Линли. – Так обычно бывает.
– Ну разумеется!
Линли припарковал машину перед главным зданием. Дверь была распахнута, открывая вид на поросший травой внутренний дворик и главный предмет гордости администрации– стоящую во дворе статую. Даже издали Линли узнал царственный профиль Генри Тюдора, графа Ричмонда, впоследствии короля Генриха VII, якобы основателя Бредгар Чэмберс.
Скоро девять часов, но вокруг никого не видно. Странно, ведь в школе числится шестьсот учеников. Выйдя из машины, полицейские услышали вздымающиеся ввысь звуки органа и первые слова гимна «Господь моя крепость». Голоса отлично поставлены, хору, несомненно, уделяли тут немалое внимание.
– Они в часовне, – пояснил Линли.
– Даже не в воскресенье! – проворчала Хейверс.
– Надеюсь, их молитва не заденет наших атеистических чувств, сержант. Пошли. Попытайтесь хотя бы напустить на себя торжественный вид. Сможете?
– Конечно, инспектор. Уж это-то я умею.
Они двинулись на звуки органа и пения. Пройдя через главный вход, они оказались в мощенном камнем вестибюле, куда выходили двери часовни, занимавшей большую часть восточной стороны двора. Детективы тихонько пробрались в церковь. Пение не прекращалось.
Линли сразу увидел, что часовня Бредгар Чэмберс, как и другие подобные сооружения в английских частных школах, старательно копирует знаменитую капеллу Кингс-колледжа в Кембридже<Один из старейших британских университетов, Кембридж (основанный в XIIIв.) состоит из 32 колледжей, самые известные из которых – Кингс–колледж, Тринити-колледж и колледж Эммануэль. Кингс-колледж, основанный ГенрихомVIIв 1441 г., известен (кроме всего прочего) архитектурными памятниками – романской церковью Гроба Господня и позднеготической капеллой.>. Точно так же, как там, ряды скамей были обращены к центральному проходу. Они с Хейверс остановились в южном приделе храма, между двумя маленькими часовенками, не предназначенными для богослужения. Слева они разглядели часовню Героев войны. Там на панелях орехового дерева был вырезан скорбный перечень всех воспитанников Вредгар Чэмберс, павших в двух жестоких войнах. Над именами мальчиков, погибших в сражении, вилась латинская эпитафия: «Регmortes eorum vivitus». Линли прочел эти слова и тут же отверг жалкое утешение, столь упрощенный ответ на скорбь и утрату. Как можно смириться со смертью и признать, что в ней, сколь бы ужасна она ни была, скрыто некое благо, поскольку кому-то она пошла на пользу? На это Линли никогда не был способен, как не мог он и постичь столь свойственное многим его соотечественникам воспевание благородного самопожертвования. Он отвернулся.
