Морис Леблан - Восемь ударов стенных часов
Они стали ждать. Прошел еще целый час. Бездействие их раздражало. Гортензия временами плакала. Но Ренин настаивал на своем, и все ему подчинились.
День приближался к закату. Уже первые ночные тени покрыли яблони. Вдруг открылась парадная дверь дома. Раздались крики ужаса и одновременно победы. Из дому выскочил человек. Он держал в руках, крепко прижимая к груди, женщину.
— Он!.. и Роза, — прошептала Гортензия. — О, Ренин, спасите ее!..
Дальбрек бросился бежать через лесную чащу как сумасшедший, хохоча и воя диким голосом; невзирая на свою ношу, он совершал громадные скачки, напоминая дикое животное, опьяненное страстью и жаждой крови. Свободной рукой он взмахнул своим топором, блеснувшим в наступившей темноте… Роза страшно кричала. Он вдруг подбежал к колодцу и протянул руки, как бы желая бросить в колодец молодую женщину.
Наступило страшное мгновение. Неужели он приведет в исполнение свое ужасное намерение? Но, видимо, он хотел лишь попугать Розу, чтобы заставить ее быть послушной. Затем человек с ношей вернулся опять в дом. Раздались звуки задвигаемого затвора.
Удивительное дело! Ренин не двинулся с места. Он остановил агентов, готовых броситься в дом. Гортензия, схватив его за платье, стала умолять:
— Спасите же ее… Это сумасшедший… Он ее убьет… Я вас умоляю…
В эту минуту Дальбрек опять показался в одном из верхних окон дома. Он раскачивал над бездной Розу-Андрэ, как бы собираясь бросить ее вниз.
Казалось, он не мог решиться на это. Или это тоже была лишь угроза? Считал ли он, что Роза достаточно напугана и укрощена?.. Он скрылся.
На этот раз Гортензия победила. Она сжимала с отчаянием руку Ренина и умоляла его:
— Ради Бога!.. Я вас прошу!.. Чего же вы еще ожидаете?..
Он уступил.
— Хорошо, — согласился он, — пойдем, но не будем торопиться. Надо все обдумать.
— Обдумать!.. Но Роза… Он убьет Розу… Вы же видели топор… Это сумасшедший… Он ее убьет.
— У нас есть время, — сказал он, — я за все ручаюсь.
Гортензия оперлась на князя, так как не в силах была идти. Они подошли к дому. Ночная темнота скрывала их.
Они обошли сад и подошли к дому с задней стороны. Туда прошел Дальбрек в первый раз. Они действительно заметили маленькую дверь, которая, вероятно, вела на кухню.
— Взломайте дверь, когда надо будет, и войдите.
— Не пора ли уже, — пробурчал Морисо, сгоравший от нетерпения.
— Нет еще. Я сначала хочу узнать, что совершается в другой части дома. Когда я свистну, ломайте дверь и бросайтесь с револьверами на человека. Но не раньше, слышите! Мы играем большую игру…
— А если он будет отбиваться? Это же сумасшедшее животное!
— Прострелите ему тогда ноги. И главное, захватите его живым. Вас же пятеро, черт возьми.
Он увлек Гортензию и успокоил ее:
— Скорей! Надо действовать. Верьте мне.
Она вздохнула:
— Я не понимаю… я ничего не понимаю.
— Я также, — отозвался Ренин. — В этом деле что-то меня заставляет сомневаться. Но я достаточно понимаю, чтобы опасаться непоправимого.
— Непоправимое — это убийство Розы.
— Нет, — возразил он, — это действие судебной власти. Это действие я и хочу предупредить.
Они обошли дом. Затем Ренин остановился перед окном нижнего этажа.
— Прислушайтесь, — проговорил он, — говорят… вот в той комнате.
Ему удалось найти в ставнях щель, через которую пробивался свет. При помощи ножа он открыл ставни. Тяжелая драпировка закрывала окно, но вверху она не соединялась.
— Поднимитесь на подоконник, — прошептала Гортензия.
— Да! Если потребуется, я наведу свой револьвер на человека, а вы свистнете, чтобы они атаковали дом с другой стороны. Вот вам свисток.
Он поднялся очень осторожно до того места, где драпировка не была затянута. В одной руке он держал револьвер, в другой — алмаз для разрезания стекла.
— Вы ее видите? — прошептала Гортензия.
Он прильнул к стеклу и издал тотчас же звук удивления.
— А, — сказал он, — это невероятно!
— Стреляйте, стреляйте! — требовала Гортензия.
— Да нет же.
— Нет, нет, напротив!
Вся дрожа, она при помощи Ренина взобралась на подоконник.
— Смотрите!
Она приблизила свое лицо к стеклу.
— А! — отозвалась она, пораженная.
— Что вы скажете? Я подозревал нечто, но не это!
Две лампы и множество свечей освещали роскошную гостиную, украшенную коврами. На низком диване полулежала Роза-Андрэ. На ней было затканное серебром платье, которое она носила, когда участвовала в фильме «Счастливая принцесса». Ее дивные плечи были обнажены, в волосах сияли бриллианты и жемчуга.
Дальбрек стоял перед ней на коленях. Он был одет в охотничий костюм и смотрел на нее с восхищением. Роза улыбалась, счастливая, довольная, и водила своими белоснежными руками по его волосам. Два раза она поцеловала его в лоб, а затем впилась в его рот жадным поцелуем. Глаза ее выражали истому и страсть.
Полная сладострастия сцена! Они как бы слились взорами, губами, руками. Их соединяло непреодолимое желание молодости, чувство исключительной и горячей взаимной любви. Ясно было, что в мирной и уединенной обстановке этой комнаты для них, помимо их страсти, их взаимного влечения, их поцелуев и ласк, ничего не существовало.
Гортензия не могла отвести глаз от этого неожиданного зрелища. Эти ли люди несколько минут назад играли со смертью? Была ли это действительно ее сестра? Она ее не узнавала. Они видели совсем другую женщину, обновленную, преображенную силой своей любви, всю глубину которой Гортензия ощущала всем существом своим.
— Боже, — прошептала она, — как она любит его! И такое чудовище! Возможно ли это!
— Надо ее предупредить, — сказал Ренин, — и с ней сговориться.
— Да, да, — согласилась Гортензия, — нельзя, чтобы она была замешана в скандале и аресте… Пусть она уйдет… Надо, чтобы об этом никто ничего не знал.
К несчастью, Гортензия была так возбуждена, что поторопилась. Вместо того чтобы тихо постучать в окно, она с силой ударила по раме. Оба влюбленных с испугом вскочили, прислушиваясь. Ренин попытался вырезать стекло, чтобы объяснить им положение, но на это у него не хватило времени. Роза-Андрэ, зная, что полиция ищет ее возлюбленного, и думая, что она в опасности, толкнула его к дверям.
Дальбрек подчинился. Роза, видимо, хотела, чтобы он спасся бегством через кухню. Оба они исчезли.
Ренин ясно предвидел, что должно было произойти. Беглец должен был попасть в засаду, которую Ренин же ему устроил. Вероятна борьба, быть может, даже смерть кого-нибудь.
Он соскочил на землю и бросился вокруг дома. Но путь был длинен, дорога темная, с препятствиями. События развивались стремительно. Не успел он добежать, как услыхал звук выстрела и крик.
На пороге кухни при свете двух электрических фонариков Ренин нашел Дальбрека с перебитой пулей ногой. Он стонал, и его держали трое полицейских.
Роза-Андрэ в страшном волнении пыталась что-то объяснить.
Гортензия привлекла ее к себе и прошептала ей на ухо:
— Это я… твоя сестра… Я хотела тебя спасти… Ты узнаешь меня?
Казалось, что Роза ничего не понимала. Ее глаза блуждали, как у безумной.
Она подошла неровными шагами к полицейским и начала:
— Это отвратительно… Ведь этот человек ничего не совершил…
Ренин не колеблясь подхватил ее и, обращаясь с ней, как с больной, увлек ее в соседнюю гостиную, куда прошла и Гортензия.
Она яростно отбивалась и прерывающимся голосом протестовала:
— Это же преступление… По какому праву?.. Зачем его арестовывают? Да, я читала об убийстве ювелира Бургэ, но это ложь… Он может доказать свою невиновность.
Ренин уложил ее на диван и твердо сказал:
— Будьте спокойны. Не говорите ничего такого, что может вас скомпрометировать… Что вы хотите? Этот человек все же похитил автомобиль и 25000 франков.
— Мой предполагаемый отъезд в Америку заставил его потерять голову… Но автомобиль ведь нашли… Деньги же будут возвращены… Он их не тронул. Нет, нет, никто не имеет права с ним так поступать. Я здесь по доброй воле. Я люблю его… больше жизни… Так любят лишь раз… Я люблю, люблю его…
Несчастная не имела сил продолжать. Она говорила, как во сне. Наконец она не выдержала, упала и потеряла сознание.
Час спустя Дальбрек лежал в отдельной комнате с крепко связанными руками. Доктор, приглашенный из соседнего города, перевязал раненую ногу и предписал своему пациенту полный покой до следующего утра. Морисо и его люди сторожили пленника.
Ренин же ходил по комнате, заложив руки за спину. У него был веселый вид и временами он с улыбкой поглядывал на обеих сестер, как бы любуясь тем зрелищем, которое они представляли.
— Что такое? — спросила Гортензия, заметив его настроение.
Он проговорил, потирая руки:
— Это смешно!
— Что именно вам кажется смешным? — с упреком спросила его Гортензия.
