Рекс Стаут - Чёрная гора

— Память меня подвела.

Он ориентировался по звездам, а я в это не верил. Тем не менее он, по-видимому, знал, где мы находимся. Спустившись со склона, после того как мы отмахали не меньше восьми миль, он резко свернул вправо, еле протиснувшись между двумя огромными валунами, прошел через россыпь зубчатых камней и, остановившись перед скалой, вертикально вздымавшейся вверх, вытянул руки вперёд и поднес их к лицу. Я догадался по звукам о том, что он делает. Он подставлял руки под струйку воды, падающей вниз, и пил. Я тоже попробовал эту воду и сделал вывод, что она значительно вкуснее той, что текла из крана в Бари. После этого я пришёл к заключению, что мы всё-таки не заблудились.

До рассвета было ещё далеко, когда на довольно ровном участке пути Вулф значительно замедлил темп, наконец остановился, повернулся ко мне и спросил, который час. Я посмотрел на часы и сказал, что четверть пятого.

— Давай фонарь, — сказал он.

Я вытащил фонарь из петли на ремне и зажёг его. Вулф сделал то же самое.

— Может быть, тебе придётся искать это место без меня, — сказал он. — Поэтому лучше тебе в это вникнуть. — Он направил луч света вниз по склону: — Похоже, вон тот камень с завитком, как петушиный хвост. Направь свет на него. Другого такого не найдешь нигде между Будвой и Подгорикой. Запомни его.

Камень находился в тридцати ярдах, и я подошёл, чтобы лучше его разглядеть. На высоте в три моих роста один из углов образовывал дугу и при большом воображении был похож на хвост петуха. Я поводил лучом фонаря вверх-вниз, из стороны в сторону и, вернувшись к Вулфу, увидел, что мы находимся на тропе.

— Хорошо, — сказал я. — Куда дальше, шеф?

— Сюда.

Он отошёл от тропы, и вскоре мы карабкались по круче. В пятидесяти ярдах от неё он остановился и направил луч вверх под острым углом.

— Ты можешь забраться на этот выступ?

Выступ находился на отвесной скале в двадцати футах над нашими головами.

— Могу попробовать, — опрометчиво пообещал я, — если вы будете стоять здесь, чтобы смягчить падение, когда я сорвусь.

— Начинай справа, — сказал он. — Вон там. Если, вскарабкавшись на выступ, ты встанешь на колени, то на уровне глаз увидишь горизонтальную расщелину. Мальчишкой я залезал туда, и тебе это будет по плечу. Через двенадцать дюймов она пойдёт слегка под уклон. Положи все как можно дальше и задвинь поглубже фонариком. Чтобы это вытащить, тебе придётся воспользоваться палкой. Палку принесешь с собой, потому что поблизости её не найти.

Пока он говорил, я расстегнул брюки и стащил свитер и рубашку, чтобы добраться до пояса с деньгами. Мы все заранее приготовили в Бари — восемь тысяч долларов были разложены в пять небольших упаковок, каждая обернута клеенкой и перевязана резиновой лентой. Я положил их в карманы куртки и снял рюкзак.

— Зовите меня Тенцингом[Тенцинг Норгэй — знаменитый шерп, совершивший первое восхождение на Джомолунгму в 1953 году вместе с Эдмундом Хиллари.], — сказал я, подошёл к указанному месту и полез. Вулф встал так, чтобы освещать мне путь фонариком. Я ухватился за узкий край трещины так высоко, как только мог дотянуться, поставил ногу на выступ на высоте двух футов, подтянулся, и на десять процентов дело было сделано. Дальше я легко переставил ногу на другой выступ, но вдруг она соскользнула, и я сорвался вниз.

— Сними ботинки, — сказал Вулф.

— Хорошо. И носки.

Так было легче. Выступ, на который я в конце концов залез, оказался в ширину меньше десяти дюймов. Я крикнул сверху:

— Вы сказали, что здесь можно встать на колени. Залезайте сами и встаньте, а я на вас посмотрю.

— Потише, — сказал он.

Уцепившись за расщелину одной рукой, я достал пакеты из карманов и засунул их в трещину так глубоко, как только смог, потом с помощью фонарика пропихнул их ещё глубже. Сунуть фонарь на место одной рукой было невозможно, я положил его в карман куртки и, посмотрев вниз, сказал:

— Мне никогда не спуститься. Найдите мне лестницу.

— Прижмись плотнее к скале, — приказал Вулф.

Конечно, спускаться было намного труднее, чем подниматься, но я справился. Когда я снова оказался на одном уровне с Вулфом, он пробурчал:

— Приемлемо.

Не удостоив его ответа, я сел на скалу и направил луч фонарика на ноги. Они не везде были порезаны до кости, всего несколько синяков и царапин, и кровь не лилась ручьем. На пальцах сохранились остатки кожи. Надев носки и ботинки, я почувствовал, что моё лицо покрыто потом, и достал платок.

— Пошли, — сказал Вулф.

— Послушайте, — заявил я, — вы хотели спрятать деньги до рассвета, и я это сделал. Но если существует возможность, что мне придётся доставать их одному, лучше дождаться, пока рассветет. Я узнаю петушиный хвост, но как я найду его, если мы подходили к нему в темноте?

— Найдешь, — заявил он. — Здесь всего две мили до Риеки, а идти все время по тропе.

Я бы сказал, что ты заслуживаешь оценки «удовлетворительно». Пошли.

Он двинулся вперёд. Я встал и пошёл следом. Было ещё совсем темно. Через полмили я почувствовал, что мы все время идем вниз. Ещё через полмили мы вышли на ровное место. Где-то недалеко залаяла собака. Вокруг нас теперь было открытое пространство, я это скорее чувствовал, чем видел, и под ногами у нас находились не скалы и гравий, а плотная земля.

Вскоре Вулф остановился и сказал:

— Мы вошли в долину Морачи. — Он зажёг фонарик и посветил вперёд. — Видишь, тропа разветвляется? Если пойти налево, она выходит на дорогу, ведущую в Риеку. Позже мы ею воспользуемся. А сейчас надо найти подходящее место, чтобы поспать. — Он выключил фонарик и зашагал вперёд.

Пока все шло по плану. В Риеке, которая была просто деревней, не оказалось даже гостиницы, поэтому мы стали искать стог сена. Ещё несколько минут назад нам пришлось бы зажечь фонарик, чтобы его найти, но теперь, когда тропинка перешла в дорогу, вдруг стало достаточно светло, чтобы разглядеть дорожные колеи, и где-то шагов через сто Вулф свернул в поле. Стог был странной формы, но времени искать другой у нас не было. Я зашёл со стороны, противоположной дороге, встал на колени и начал вытаскивать сено охапками. Вскоре образовалась ниша, достаточно глубокая для Вулфа. Я спросил:

— Не желаете ли поесть, прежде чем отправитесь в свои покои?

— Нет. — Он был мрачен. — Я слишком долго шёл.

— Кусок шоколада сделает вас человеком.

— Нет. Помоги мне.

Я выпрямился и помог ему снять рюкзак. Вулф снял куртку, натянул свитер, снова надел куртку, опустился сначала на одно колено, потом на другое и лег плашмя. Залезть в нишу было не так-то просто, но в конце концов ему это удалось.

— Я сниму с вас ботинки, — предложил я.

— Ни в коем случае. Я никогда не смогу их снова надеть.

— Хорошо. Если захотите есть, вызовите горничную.

Я начал готовить другую нишу и сделал её подлиннее, чтобы поместились рюкзаки. Устроившись в ней и высунув голову наружу, я сообщил Вулфу:

— Над албанскими Альпами, где-то в десяти милях за долиной на востоке, видно розовое зарево. Очень красиво.

Вулф не ответил. Я закрыл глаза. Пели птицы.

ГЛАВА 7

Впервые взглянув на Черногорию при дневном свете спустя восемь часов, когда я выкатился из ниши, я увидел много интересного. Где-то в десяти милях от места, где я находился, прямо по курсу виднелся острый пик, возвышающийся над другими. Очевидно, это и была гора Лофхен — Чёрная гора, — находившаяся на северо-западе; по солнцу так и выходило. На востоке простиралась широкая зелёная долина, за ней горы, уже на территории Албании. К югу, примерно в двадцати ярдах, виднелся дом, расположенный среди деревьев. А на юго-западе недвижимый и монолитный, как утес, возлежал Ниро Вулф.

— Доброе утро, — приветствовал я его.

— Который час? — спросил он. Голос его звучал хрипло.

Я взглянул на часы:

— Без двадцати два. Хочется есть и пить.

— Не сомневаюсь. — Он закрыл глаза и снова открыл их. — Арчи!

— Да, сэр.

— Конечно, у меня болят ноги и спина; у меня все болит, но я предполагал, что так и будет, и могу это вынести. Что меня волнует, так это ступни. Нагрузка на них в сто раз больше, чем на твои; они были изнежены за многие годы; боюсь, что я переоценил их возможности. Они, наверное, стерлись, но я пренебрег опасностью и не снял ботинки. Теперь я их не чувствую. Мои ноги кончаются у колена. Сомневаюсь, смогу ли я стоять, не то что идти. Ты что-нибудь знаешь о гангрене?

— Нет, сэр.

— Она развивается на конечностях при нарушении артериального и венозного кровообращения; правда, я думаю, что нарушение должно быть длительным.

— Конечно. Восьми часов явно недостаточно. Очень есть хочется.

Он закрыл глаза.

— Я проснулся от тупой боли, но теперь она просто невыносима. Я хотел пошевелить пальцами, но не уверен, что они у меня есть. Мысль о том, чтобы выкарабкаться отсюда и попробовать встать, полностью неприемлема. Я не вижу другой возможности, кроме как попросить тебя вытащить мои ноги наружу и снять с них ботинки и носки; и это ужасно, потому что я никогда не смогу их снова надеть.