Жорж Сименон - Тётя Жанна
– Ну вот! – вздохнула Дезире. – Теперь мы спокойны.
Было забавно наблюдать, как Дезире, учившаяся в той же монастырской школе, что и Жанна, легко приняла манеру поведения, больше того – склад ума служанки. Даже по отношению к старой подруге ее манеры мало-помалу всего за три дня – изменились. Она больше не держалась с прежней фамильярностью и – особенно – откровенностью. Ей, конечно, случалось, скажем, за спиной Луизы посылать Жанне раздраженные или ироничные знаки или пожимать плечами, когда Алиса проходила мимо. Но, будучи вынужденной работать на других, она вошла, так сказать, в этот образ; и хотя Жанна с утра до вечера ходила в переднике и бралась за любую самую грязную работу, для Дезире она так и оставалась до конца непонятной.
Мелькнувшая у Дезире мысль во время недавнего разговора о малыше не отпускала и беспокоила ее. Они остались в кухне вдвоем и, по локти опустив руки в мыльную воду, сражались с целой горой посуды, словно в каком-нибудь ресторане. Дезире явно обдумывала, как бы ей половчей перейти к тому, что ее волновало.
– ТЫ любишь детей?
– Очень. Особенно маленьких.
– Забавно. У тебя никогда детей не было, а обращаешься ты с ними очень ловко; есть, знаешь ли, матери семейств, которым далеко до твоего умения. Кажется, что у тебя в этом деле опыт.
– Да.
– А-а! У твоего мужа были семейные братья или сестры? Я-то думала, что вы провели всю свою жизнь в жарких странах.
– Примерно так и есть. Но детей там делают точно так же, как и в других местах. Я нянчилась с ними три года. Я работала гувернанткой в одной семье, где было пятеро детей, самому старшему из них было десять лет.
– Я не знала. Я всегда думала, что Лоэ был богат и оставил тебе солидное состояние.
– Нет.
– Это было в Южной Америке?
– В Египте. Недалеко от Каира. Я работала в семье бельгийцев. Муж был инженером на сахарном производстве.
– Они хорошо к тебе относились.
Жанна не ответила. Через ее руки с привычным звяканьем проходили тарелка за тарелкой; время от времени Жанна вытирала о плечо оседающий на глаза пар от горячей воды.
– Почему ты уехала от них?
– Это они уехали.
– Они вернулись в Бельгию? А тебя с собой не взяли?
– Они не могли себе позволить такие расходы. Это случилось в начале войны.
– А что ты делала потом? Извини, пожалуйста, я, наверное, не должна задавать подобные вопросы. Мне, видишь ли, не стыдно, хотя все вокруг знают, что моего мужа расстреляли за то, что он торговал с немцами, и все его имущество конфисковали. Долгое время меня никуда не брали, я не могла найти никакой работы. Ты – это дело другое.
– Другое, да. Я этого хотела.
– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
– Что я уехала потому, что хотела уехать.
– Уехать отсюда? Ты это имеешь в виду? Когда ты была молоденькой девушкой?
– Когда мне исполнился двадцать один год. Ровно двадцать один. День моего совершеннолетия.
– Я не знала этого. Говорили, что ты покинула дом потому, что отец не разрешал тебе выйти замуж за Лоэ.
– Это тоже более или менее верно.
– Ты так никогда и не помирилась с отцом?
– Мы больше с ним не виделись.
– Тебе было трудно так далеко и без связи с семьей?
– Одно время я переписывалась с Робером, и он сообщал мне новости.
– Думаешь, он был несчастен с женой?
– Не знаю.
– Сегодня, признаюсь, я ее пожалела. Неважно, в каком состоянии она оказалась, но ее дочь не имела права так поступать, особенно при людях, а главное, в такой день, как сегодня. Кстати, я снова нашла бутылку. Ты знаешь, где была твоя невестка, когда мы ее искали? В чулане на антресолях; я ни разу не видела, чтобы туда кто-нибудь заходил. Там за дверью есть что-то вроде встроенного шкафа, точнее, даже люк, неизвестно для чего.
Жанна вспомнила этот уголок, происхождения которого она тоже не знала, но ей доводилось прятать там разные вещицы, когда она играла с братьями.
– Она, должно быть, давно прячет там свои запасы.
Одна бутылка, пустая, стояла снаружи, но в самом шкафу я обнаружила еще две пустые бутылки и три полные. Но это было не то вино, которое она пьет, а коньяк и арманьяк. У моей свекрови тоже были такие тайники. Но она-то от мужа и детей прятала там деньги.
Еще добрый час или два работы – и первый этаж приобрел первозданный вид.
– Уж не собираешься ли ты мыть сейчас пол?
– Да.
– Чего ради?
– Чтобы завтра утром, когда они спустятся, дом был в обычном состоянии. Может быть, это мания, но я думаю, что это очень важно. Отчасти из подобных соображений англичане переодеваются к обеду даже в пустыне.
– Откуда ты знаешь?
– Я видела это в Египте. И в Аргентине тоже.
Она произносила эти слова просто, но они не выражали ее к ним отношения, и Дезире не имела никакого представления о тех образах, которые эти слова вызывали в сознании Жанны.
Наверху, на лестнице, послышался легкий шум, и обе они отреагировали на него одинаково, подняв голову к потолку, словно могли сквозь него что-нибудь разглядеть. Потом они повернулись к двери и убедились в том, что это спустился Анри – в пижаме и халате, со всклокоченными как у только что проснувшегося человека, волосами. Но сна в его чрезмерно возбужденном лице не ощущалось.
– Тетя Жанна! Мад собирает свои вещи.
– С чего ты взял?
– Уходя от Алисы, я хотел заглянуть к ней и пожелать спокойной ночи. Из-под двери был виден свет, но она отказалась мне открыть. Я не придал этому значения и лег спать. Через стенку я слышал, как она ходит взад-вперед, и это мешало мне уснуть. Она один за другим открывала шкафы, потом проволокла по полу что-то тяжелое, и я догадался, что это дорожный сундук, который она, должно быть, отыскала наверху сегодня днем, когда никто не обращал на нее внимания. Я встал и снова постучался к ней, а потом сказал, что, если она не разрешит мне войти, я пойду предупрежу вас. В конце концов она отперла дверь. Она была уже почти готова. Ее дорожный плащ лежал на кровати. Я спросил, куда она собирается идти, но она ответила, что это не мое дело.
– Ты пытался уговорить ее остаться?
– Я сказал, что она сошла с ума, что она не имеет права так поступать, что она идет неизвестно куда и к тому же у нее нет денег.
– Что она тебе ответила?
– Что это меня не касается.
– Она никак тебе это не объяснила?
Он покраснел, и Жанна поняла, что нельзя требовать, чтобы он предал сестру.
– Не нужно, чтобы она уходила, тетя. Есть какие-то вещи, о которых вы не знаете, но знаю я. Если она уедет, это будет ужасно, а я буду чувствовать ответственность за это.
– Ты был очень дружен с ней?
– Какое-то время – да.
– Вы бывали вместе на людях?
Он повернул голову, словно пытаясь угадать ее мысли:
– Да.
– Сколько времени прошло с тех пор?
– Два года. Почти два года.
– Пойдем со мной, Анри.
Она отвела его в маленькую гостиную, откуда можно было видеть часть коридора. Это была гостиная в стиле Людовика XVI, освещенная настенными лампами в форме свечей. Анри пошел за Жанной неохотно и остался стоять, держа руки в карманах халата, уставившись взглядом в пол, с побагровевшим лицом, словно в преддверии давно ожидаемого неприятного испытания.
– Я хочу всего лишь задать тебе вопрос-другой, с глазу на глаз, потому что, если мы хотим помешать Мад уехать, необходимо, чтобы я во всем разобралась. Или нет: полагаю, ты предпочел бы, чтобы я тебя ни о чем не спрашивала. Я тебе лучше сама скажу, что думаю, а если ошибусь, ты поправишь меня.
– Она сейчас спустится.
– Она не сможет уйти из дома, не пройдя через коридор, и мы ее увидим. Когда два года назад Мадлен начала ходить с тобой, тебе было семнадцать лет. Ей, стало быть, пятнадцать. Мне кажется, что в то время ты еще не брал машину своего отца.
– Нет.
– Куда же идете.
– В кино или ездили на машине с моими друзьями.
– Значит, эти друзья старше тебя?
– Да.
– В ту ночь вы ехали вчетвером – двое парней, две девушки. Должно быть, все происходило почти так же, как и два года назад. Вероятно, твоя сестра хотела держать себя с парнями свободно, как девушки, которых ты катаешь, держатся с тобой?
– Я этого не хотел.
– Не сомневаюсь. И, поскольку она чувствовала, что тебе это не нравится, она стала выходить из дома без тебя.
– Уже около года.
– Ты знаешь ее друзей?
– Не всех.
– Держу пари, что они не твои ровесники.
– Нет.
Уши его стали пунцовыми, ему предстояло пройти через самый мучительный в жизни момент; момент, который он часто переживал в кошмарах.
– Они более взрослые мужчины, верно ведь? Может быть, даже женатые? И безусловно в ящиках шкафа твоей сестры лежат какие-то вещи, которые она скрывает, подарки, которые ей делали и которые она предпочла бы не показывать родителям?
– Как вы это узнали?
– Это все, Анри. Ты можешь подняться в свою комнату, Или лучше, если ты боишься, что Мад станет упрекать тебя за то, что ты предупредил меня, подожди внизу. Только когда она спустится, оставь нас одних.
