Джон Карр - Отравление в шутку
Огни в доме погасли, и темнота вступила в свои права. Я стоял в холле, испытывая озноб. Почему, я сам не мог понять — ведь вокруг все было знакомое. Или мне это лишь казалось знакомым? Когда сознание начинает разлагаться, возможно, происходит выделение продуктов распада, каковые в сочетании с прахом образуют плесень на окружающих оболочках. Так разлагающиеся тела усопших создают специфическую атмосферу в склепах. В голове каждого из обитателей дома Куэйлов бешено стучали молоточки ненависти, ярости, разочарованности — передо мной снова всплыли их лица, — и у кого-то одного этот молоточек пробил трещину. Они продолжали жить обыденной жизнью, но продукты распада невысказанных желаний и надежд отравляли атмосферу дома, обволакивали находящихся в нем липкой сыростью. Тайно стиснутый кулак, исподволь брошенный взгляд за чашкой кофе были всего-навсего внешними знаками — но то были знаки, подаваемые убийцей. Убийцей, который избрал самый кровавый путь — путь улыбающегося, но не знающего снисхождения отравителя. В холле было темно, и лишь на площадке второго этажа тускло горела желтая лампа, отбрасывая на нижнюю стену силуэт лестничных перил, зловеще высвечивая очертания шляп и пальто на вешалке внизу. Ступени лестницы заскрипели, но шагов не последовало. Желтый блик осветил портрет в золотой раме. Порыв ночного ветра заставил портрет шелохнуться. Холл снова наполнился скрипом. Я стоял спиной к входной двери и оглядывал холл. В библиотеке Твиллс ворочал что-то тяжелое, а потом, похоже, свалил его в камин. Наверное, он разводил огонь. За окном завывал ветер.
Внезапно за спиной я услышал быстрый раскатистый стук в парадную дверь.
Глава 7
ВТОРОЙ УДАР
Твиллс выскочил из библиотеки так, словно ожидал этого стука. Он отодвинул засовы и распахнул дверь. В холл ворвался ветер. В проеме мы увидели очень мрачного рассыльного, который держал в руке желтый конверт.
— В такую позднотищу, — ворчал рассыльный. — Распишитесь вот тут.
Твиллс расписался, вручил рассыльному доллар, запер снова дверь и, все еще читая телеграмму, жестом пригласил меня в библиотеку.
— Это для Джинни, — сообщил он и преспокойно разорвал конверт.
— Послушайте! — воскликнул я. — Что вы, собственно, делаете?!
— Имею на то основания. Хм. Вот что, значит, она устроила, когда якобы ездила в библиотеку. Она посылала телеграмму. Никакой книги она домой не привезла. Вот пришел и ответ. Глядите.
— Но ведь телеграмма не нам…
— Тогда я вам ее прочитаю, — спокойно отозвался доктор. — Значит, так. «Приеду тотчас же. Что значит: наши беды через несколько дней кончатся? Старик сдался? Целую, Пат».
— Кто такой Пат?
— Пат Росситер. Два сердца бьются в унисон. — Твиллс подмигнул мне и, запустив руку под пиджак, попытался изобразить, как бьется сердце.
— Вам не кажется, что вы могли бы убедительней сыграть роль Купидона, если бы…
— Я не играю роль Купидона, — возразил доктор, еще раз изобразив бьющиеся в унисон сердца. — Ладно, я сейчас с этим разберусь. Погодите минуту.
Я подождал, пока он разжигал под бревнами в камине маленькие щепочки, а затем стал раздувать огонь мехами, напоминая гнома в очках.
— То, что вы подумали, — не утерпел я, — просто абсурд!
— Откуда вы знаете, что я подумал?
— Просто я…
— Вы ничего не знаете. Вы просто пришли к поспешному заключению. Ха-ха! — воскликнул доктор, тыча в меня пальцем и злорадно улыбаясь. — А теперь глядите!
К этому времени поленья уже весело потрескивали в камине. Твиллс бросил туда желтый конверт.
— Ну вот. Я боялся именно этого. И я знал, что эта юная дурочка получит именно такой безумный ответ. Хороша была бы она в глазах этих гиен. Хорошо бы она выглядела в ваших глазах.
— Доктор, — признался я, — мне совершенно непонятны мыслительные процессы, происходящие в вашей голове. Но тем не менее продолжайте.
Загадочно улыбаясь, Твиллс сел, вынул трубку и начал набивать ее с неторопливостью человека, собирающегося кое-что рассказать.
— Есть моменты, которые мне хотелось бы с вами обсудить, — сказал он раздумчиво. — И прежде всего самый очевидный момент. Самый загадочный…
— Вы имеете в виду руку?
— Это ерунда. Театральщина, не более того. Неужели вам не бросилось в глаза одно странное обстоятельство? Вас не удивляет отношение ко всему происходящему членов семьи?
— То есть?
Все еще набивая трубку табаком, Твиллс нахмурился и спросил:
— У вас есть братья или сестры?
— Нет.
— Я так и подумал. Значит, вам этого не понять. Семьи бывают разные. В них нередко случаются размолвки, скандалы. Их члены могут быть на ножах. Но когда приходит беда, знаете, что они делают? Они объединяются. А вот Куэйлы как раз именно этого и не делают.
— И все же я вас не совсем понимаю…
— Черт возьми! Неужели непонятно! Неужели вас не удивляет та легкость, с которой они допустили, что один из них мог отравить мать или отца? Что бы сделали на их месте нормальные люди? Они бы обыскали дом, чтобы удостовериться, что в нем нет посторонних. Они бы перебрали в голове всех потенциальных недоброжелателей в городе. И первым делом они бы хорошенько допросили служанку, будучи уверенными, что она тут замешана. Они бы подозревали всех, кроме самих себя.
— Вы правы…
— Еще бы! Вместо этого они спокойно выслушивают наши обвинения. Они уже были готовы начать обвинять друг друга. Стоит понять, почему это так, и тайна окажется разгадана. — Он закурил трубку и торжествующе посмотрел на меня. — Господи, они даже не удосужились проверить, были ли заперты двери и закрыты окна. Враги? Разумеется, у судьи могут быть враги, и они вполне способны пробраться в дом и затаиться. Но это самое очевидное предположение не пришло ни одному из них в голову.
— Но гипотеза насчет того, что тут замешан кто-то посторонний, выглядит малоубедительной, — возразил я.
— Вы меня не понимаете. — Доктор беспомощно развел руками. — Конечно, это малоубедительно — для нас. Но не для них. Именно на этом они по идее должны были настаивать с самого начала. Им следовало бы встать спиной к спине, ополчиться против всех посторонних. Им следовало бы кричать, что злодей спрятался в шкафу и, когда все они не могли его видеть, сделал свое грязное дело. По крайней мере они должны были заподозрить служанку. Но никто из них и не подумал этого сделать.
— Мэтт говорил об этом, — напомнил я. — Но кажется, и сам в это не верил.
— Они выбрали неверный путь, — задумчиво сказал доктор. — Им следовало бы изготовить соломенное пугало — постороннего злодея и колошматить его что есть силы. Но им это и в голову не пришло. Они, похоже, понимали…
— Не забывайте, что долгое время они жили в ожидании катастрофы. Они знали, что за этим фокусом с белой рукой кто-то скрывается, и, когда наступил критический момент, семейные узы оказались натянуты до предела.
— Но учтите, речь ведь теперь идет об отравлении. Фокусы с рукой могут быть сколько угодно неприятны, но яд — это уже нечто совсем иное. Они имеют основания подозревать, что кто-то из них мог пугать старика мраморной рукой, но гиоскин! Нет-нет, мистер Марл, — сказал Твиллс, с любопытством глядя на меня. — Вы, я вижу, со мной не согласны. Но повторяю: когда вы поймете, почему они так странно себя ведут, вы получите разгадку. Всей тайны.
— А вы сейчас ее знаете?
Твиллс задумчиво затянулся и выпустил клуб дыма.
— Пожалуй, что да. Но черт возьми, я боюсь высказать вслух свою догадку. Попозже. А вдруг сегодня ночью…
— Что сегодня ночью?
— Вдруг сегодня ночью кто-то захочет добровольно рассказать мне правду? Моя дверь всегда открыта.
Огонь тем временем разгорелся вовсю — веселые блики падали на очки доктора. Он казался очень маленьким в большом кресле. Он улыбался и потирал свою кнопку носа черенком трубки.
— Вы дали этому человеку понять, что его подозреваете?
— Да.
— Но это же опасно…
— Вряд ли, — снова улыбнулся доктор. — Но так или иначе, я готов рискнуть. Поначалу, надо признать, я двигался не в том направлении. Но сегодня, когда я послушал их всех, то переменил точку зрения. — Он зевнул и встал. — Пора на боковую. А то они тут рано встают.
Погруженный в свои размышления, с тенью улыбки на губах, он подошел к столу и взял сифон. Трубка во рту торчала под причудливым углом. Твиллс взялся за ручку двери.
— Ну что ж, — сказал я. — Я сплю здесь. А вы будьте осторожны.
— А, ерунда! — отмахнулся он. — Знаете, о чем я думал? Я вспоминал Вену. О том, как я там по утрам просыпался. Меня будил шарманщик. Ровно в восемь он появлялся под моим окном. Я высовывал из окна голову, и мы говорили друг другу «гутен морген», затем он снимал шляпу и играл мелодию из «Розовой дамы» — он знал, что я люблю ее…
