Гари Ромен - Европейское воспитание
– Как здоровье пана Тадеуша?
– Он очень болен.
– Езус Марья, Езус Марья…
Он вытер слезы. Его голова с длинными седыми волосами затряслась.
– Он родился и вырос у меня на глазах… Я вырастил их обоих, отца и сына… Езус!
Старик немного распрямил свою сгорбленную спину.
– Нельзя ли мне прийти к нему?
– Посмотрим.
– Спроси его, малыш, скажи ему, что я, старый Валентий, хочу прийти к нему…
– Я скажу ему.
– Спасибо, большое спасибо, малыш. Ты хороший мальчик. Я сразу это увидел. Как только открыл дверь, тут же подумал: «Вот ангелочек с золотым сердцем…» Да, да… Хочешь пойти на кухню чего-нибудь поесть?
– Нет. Я хочу поговорить с паном Хмурой.
– Хорошо, хорошо, как тебе угодно, малыш… Не сердись, я уже иду, иду…
Он ушел, горбясь и приволакивая ногу. Янек огляделся. Богатое жилище. Мебель резная и золоченая - так же, как и рамы картин, ручки дверей и окон, а с потолка свисает великолепная люстра. Ковры толстые и мягкие, с радующими глаз рисунками. Янек подумал о норе в холодной земле и о студенте, дрожащем на груде тряпья… Дверь шумно открылась, и в приемную вошел пан Хмура. Это был дородный человек с багровым, холерическим лицом.
– Тебя прислал мой сын? Странно… Говори!
– Не кричите, пожалуйста, - сказал Янек. - Лично мне вы не нужны…
– А ты мне, выходит, нужен? Ну ладно, говори! Ты хочешь денег? Эта банда требует выкуп?
– Барин, - взмолился Валентий, - барин, следите за выражениями!
Хмура закусил губу.
– Ну, - хрипловато сказал он, - как он? Все такой же упрямый?
– Туберкулез - упрямая болезнь, - сказал Янек.
– Rany boskie1, что он говорит? - запричитал Валентий. - Как такое может быть?
– Он сам этого хотел, - сказал Хмура. - Он сделал все для того, чтобы это произошло. Он мог бы лечиться, как принц. Но не захотел. И ради чего, спрашивается?
– Езус Марья, - пролепетал Валентий. - Со to bedzie? Co to bedzie?2
- Я хочу увидеть его, - сказал Хмура.
– Я пришел за вами.
Хмура повернулся к Валентию.
– Принеси мне шубу.
– Ишь ты, какой скорый: «Принеси мне шубу», - проворчал старик. - А может, пану Тадеушу холодно? Может, он голоден?
– Довольно, - сказал Хмура. - Он сам
____________________
1 Страсти Господни! (польск.)
2 Что же будет? (польск.)
этого захотел. Мы с тобой ничего не можем тут поделать.
– Как сказать, как сказать! - брюзжал старик. - Ваш покойный отец, царство ему небесное, никогда не связывался с пруссаками!
– Принеси мне шубу.
Старик ушел, ворча себе под нос. Когда Валентий вернулся с шубой в руках, он сам уже был одет по-дорожному.
– Я поеду с тобой, - пробормотал он. - Знаю я вас обоих. Шагу без меня не ступите.
Когда они добрались до леса, уже стемнело. Янек повел их к пруду у Старой мельницы.
– Ждите здесь.
Он оставил их. В землянке студентов он нашел Тадека и Добранского, склонившихся над шахматами. В очаге догорал огонь. Где-то под грудой грязного тряпья храпел невидимый Пех.
– Пришел отец товарища, - сказал Янек. - Он хочет его видеть. Я оставил его у пруда.
– Мог бы и сюда привести, - сказал Тадек. - Если я сделаю рокировку, то потеряю коня. Но если я не рокируюсь… Нет, конечно, я рокируюсь.
– Твой конь может подождать. К тому же, он меня не интересует. Шах королю и ферзю.
– Psia noga!1- грустно выругался Тадек. - Не везет мне в шахматы.
Он посмотрел на Янека своим лихорадочным взглядом.
– Товарищ проявил неосторожность. В следующий раз мой отец приведет с собой немцев… Думаю, Адам, нам придется сменить лес!
– Сходи к нему, - сказал Добранский, расставляя шахматы. - В конце концов, это муж твоей матери… Пех! Эй, Пех!
– Чего? Пошел к черту!
– Иди сюда. Займись огнем.
Светила луна. Стояла синяя, ясная ночь. Издалека они увидели две фигуры на берегу пруда. Хмура подошел вплотную к сыну и посмотрел на него. Потом резким движением снял с себя шубу.
– Надень.
____________________
1 Песья нога (польск.)
– Оставь себе. Вместе со всем остальным. Мне ничего от вас не нужно. У вас руки грязные.
– Пане Тадку, - рискнул вмешаться Валентий, - так ведь можно…
– Послушай, сынок, - перебил его Хмура, - я пришел сюда не для того, чтобы оправдываться. Но я все-таки скажу: польский крестьянин не на твоей, а на моей стороне. Что вы для него сделали? Ничего. Ваши геройства стоят ему расстрелов, отобранных урожаев, стертых с лица земли деревень. И если ему удается сохранить немного зерна или картошки, это лишь благодаря мне, а не вам. Потому что я не взрываю мостов: я просто слежу за тем, чтобы мои крестьяне не умирали с голоду. Я встал между ними и немцами, я забочусь о том, чтобы они не голодали и чтобы их не угоняли на запад, как паршивый скот. У поляков не будет своего государства? Ну и что из этого! Это все же лучше, чем государство, населенное мертвецами, где любой гражданин кажется долгожителем. Безнадежная борьба - очень красиво, но задача нации в том, чтобы выжить, а не красиво умереть… - Он топнул ногой. - Если бы мне показали десять польских ребятишек, и для того, чтобы их спасти, мне нужно было бы облизать сапоги десяти немецким солдатам, я сказал бы: «К вашим услугам, господа!»
– Это все равно, что подружиться с туберкулезом, - сказал Тадек. - Ты словно говоришь мне: «Не борись с туберкулезом, Тадек! Будь хитрее! Договорись с ним! Попытайся завоевать его дружбу! Тебе нужны мои легкие, дорогой? Так возьми же их, они твои, дружище! Заходи, устраивайся поудобнее, чувствуй себя, как дома». Не сомневаюсь, что после этого я смогу спать спокойно: туберкулез будет так любезен, что пощадит меня.
– Rany boskie! - переспугался Валентий. - Экие речи…
Хмура повернулся к Добранскому.
– Вы погубили моего сына, - сказал он. - Вы прячетесь в лесу и ждете у моря погоды: вы никогда не смотрели немцу в лицо. Вам проще разыгрывать из себя робин-гудов. Но мой сын болен туберкулезом. Здесь он расстанется со своей жизнью, расстанется глупо и напрасно. Ему нужны горы и солнце. Вы упрекаете немцев в том, что они берут заложников, а сами взяли в заложники моего сына. Вы словно бы говорите: «Откажитесь помогать немцам, и мы вернем вам сына». Я хочу его спасти. Я хочу спасти своего сына. Но, наверно, уже слишком поздно…
– Барин! - испуганно закричал Валентий. - Что вы такое говорите… Тьфу! тьфу! тьфу! - сплюнул он. - Sila nieczysta!1
Хмура на мгновение задержал взгляд на сыне.
– Вернись, - сказал он.
– Сколько ты заработал на поставках зерна немецкой армии?
– Пане Тадек! - вздохнул Валентий.
– Если бы я не продал его немцам, они бы его отобрали, и мои крестьяне не получили бы ни гроша…
– Ты мог бы сжечь урожай!
– Тогда, - холодно сказал Хмура, - моих крестьян расстреляли бы, а их деревню сожгли… Да здравствует бунт, господин сын! - Он немного понизил голос: - Я больше не хочу, чтобы мои деревни стирали с лица земли, я не хочу больше горя. Ну, а ты поступай,
____________________
1 Нечистая сила! (польск.)
как знаешь. - Он продолжил с горечью: - Каков отец, таков и сын… Nie daleko pada jablko ed jabloni1. Если у тебя хватает мужества погибнуть во имя своих идей, я готов потерять сына во имя своих.
– Барин! - закричал Валентий. - А сердце, сердце-то что вам велит?
– Поступай, как считаешь нужным, Тадек. Но помни, что в наше время во всех странах Европы зрелые люди думают так же, как я, а их сыновья бросаются под пули, чтобы иметь удовольствие написать на стенах уборной: «Да здравствует свобода!» В каждой стране старики защищают свою нацию. Они умнее. Самое главное - это не флаг, не граница и не правительство, а плоть и кровь, пот и материнская грудь. Запомни, мертвецы не поют «Jeszcze Polska nie zginiela!»1. - Он сказал: - Я ухожу. Ты пойдешь со мной? Завтра я отправлю тебя в Швейцарию.
– Янек, проводи его!
Хмура повернулся к нему спиной и зашагал быстро, не оборачиваясь. Старик Вален-
____________________
1 Яблоко от яблони не далеко падает (польск.).
2 Польский национальный гимн.
тий семенил следом, поминутно останавливаясь, оглядываясь на Тадека и в отчаянии разводя руками.
– Барин, вы не можете его там оставить… Езус, мальчик болен. Просто сердце кровью обливается!
Хмура остановился.
– Довольно! - приказал он. - Ничего не поделаешь. Ты думаешь, что я изверг, что я ничего не чувствую? Что я могу тебе сказать? Ничего не поделаешь. Он узнал все, что хотел. Он упрям. Моя порода. Он будет идти до конца. И потом, я уже говорил тебе, лучше иметь мертвого сына, но своего, чем целый выводок живых ублюдков…
