Анри Шадрилье - Тайна Медонского леса
Такой оборот дела, конечно, не входил в расчеты Жана, потому он и поспешил удалиться.
Он поступил весьма благоразумно, так как Викарио вернулся очень скоро, и вернулся в самом скверном настроении.
Жан, уже пользовавшийся некоторым расположением своего господина, позволил себе сделать на этот счет маленькое замечание.
– Вы чем-то недовольны, сударь? – вкрадчиво спросил он.
– Действительно, нечем быть довольным! – ответил Пильвейра.
– Особа-то, значит, не пришла на рандеву?
– Какая особа? – резко спросил испанец.
– Да, мадама эта… Та самая, для которой мосье Пильвейра беспокоился два раза в неделю.
Викарио сейчас же успокоился.
– Мадама… – улыбнулся он. – Ты уж успел, однако, подметить… Так ты думаешь, что эта мадама?
– Да, я так подумал…
– Ты угадал, она не пришла.
– Значит, вам придется ждать до понедельника?
– О! Ты, я вижу, хороший наблюдатель.
– Извините, сударь, я, право, попросту. И сам не знаю, как… Но ведь это бывает аккуратно: каждую среду и каждый понедельник.
– Ну, хорошо. Только не болтай никому об этом.
– О! В скромности Жана можете быть уверены, мосье, – с гордостью проговорил слуга.
Всем известно, что дурные наклонности прививаются гораздо скорее добрых, потому неудивительно, что молодой лакей Викарио, не узнав точно, куда именно ходит господин его, дал себе слово выследить фактора.
В следующий же понедельник, отправившись по обыкновению в «Гранд-отель», Жан стал поджидать посыльного. Честный овернец, ничего не подозревая, спокойно вышел от Викарио и зашагал по бульвару к улице Обер, затем он повернул на Гаварскую площадь.
– Он, кажется, идет на железную дорогу, – смекнул Жан.
Догадливый парень не ошибся: посыльный вошел во двор дебаркадера. Жану это было и на руку, потому что в густой толпе, несомненно, безопаснее следить. Обойдя и внимательно оглядев зал второго класса, фактор пошел опять назад до улицы Амстердам. Все время он внимательно глядел по сторонам, как бы отыскивая кого-то. Не встретив, вероятно, того, кто ему был нужен, овернец опять пошел к дебаркадеру и, придя на станцию, спокойно уселся у колонны. Просидев не более двух минут, фактор встал и направился спокойно к бульвару, уже не оглядываясь по сторонам.
Неужели миссия фактора была исполнена? Жан успел только заметить, что мимо овернца прошел какой-то невзрачный старичок из приезжих, что-то вроде деревенского работника. Но овернец, кажется, не передавал ему никакого письма, по крайней мере, Жан ничего не заметил, так как старичок прошел очень скоро.
Надо, однако, полагать, что письмо все же было передано, ибо фактор ушел совсем и занял свое обычное место на углу улицы Святого Августина.
Итак, вторая экскурсия Жана была не удачнее первой: он вернулся домой опять ни с чем.
Обе эти неудачи так обескуражили его, что он решил бросить свои исследования, и в среду остался дома.
В понедельник, в обычный час раздался обычный звонок овернца. Отворив дверь и увидев перед собой другого фактора, Жан был очень удивлен и счел нужным доложить об этом своему господину.
– Сударь! Вас спрашивает какой-то человек, – сказал он испанцу.
– Ах, это, верно, дядя Теофиль? Впусти его скорее!
– Нет, это не тот. Какой-то новый.
– Спроси, что ему нужно. А лучше веди его сюда! Фактор вошел в комнату, держа шапку в руках.
Он был одет в такую же плисовую куртку, как и тот посыльный, говорил с тем же особым акцентом, так что сомневаться в его овернском происхождении не приходилось.
– Мошье, – начал он, – я пришлан вмешто Киофиля… Он выдает шегодня жамуж швою племянничу жа угольщика из Менильмонтана. Швадьбу пражднуют в Веншене, и потому он пошлал меня к вам шегодня…
Викарио внимательно и недоверчиво разглядывал физиономию нового фактора, но не мог найти в ней ничего подозрительного: то же загорелое лицо, те же коротко подстриженные баки, такой же яркий, бьющий в глаза галстук…
– Вы знаете, что нужно сделать?
– Как же, как же, мой добрый гошподин! Киофиль шкажал: ты пойдешь к мошье Викарио Пойвера.
Заметив, что Жан улыбается, овернец поспешил поправиться:
– Может, я не так шкажал? Викер Пивера… тебе дадут там бумагу беж вшякой надпиши. Ты шейчаш же пойдешь к Шен-Лажару и там встретишь штаричка, который вожьмет у тебя эту бумагу – вот и вше. Денег не шпрашивай, потому что мне уже жаплачено. Киофиль уж шам ражочтет меня жа вешь день.
– Ваше имя?
– Меня жовут Пьер Ларфульо. Да вот, шударь, ижвольте мою бляху, тут штоит номер. Больше ничего не прикажете?
– Нет… Вот вам письмо, а этот франк возьмите себе за работу.
– Но, шударь, Киофиль же шкажал мне…
– Это уж возьмите себе.
– О! Благодарю, благодарю ваш, добрый мошье. Чешть имею кланяться!
И Пьер Ларфульо ушел, вполне довольный, и долго смеялись Викарио и его слуга над ужимками и забавным выговором смешного овернца.
XII
Нападают на след
У дебаркадера все обошлось благополучно. Овернец встретил невзрачного старичка и, внимательно оглядев его, передал ему письмо.
Увидев нового фактора, старик был настолько удивлен, что решился заговорить.
– А тот? – спросил он.
– Дядя Киофиль… – начал фактор, – да я уж объяшнил мошье, почему Киофиль пошлал меня шегодня. Жавтра он опять будет работать, а шегодня он выдает жамуж швою племянницу. И потому…
– Хорошо, хорошо! – резко прервал его старик. Он был не из болтливых.
А Пьеру Ларфульо, кажется, хотелось поболтать, но вести разговор с предметом неодушевленным очень трудно.
– Жначит, больше нечего делать? – спросил посыльный.
– Нечего.
– Я могу уйти?
– Да.
– И отлично! Мне дана одна комишия жа город, я и поеду вмеште ш вами… Вы шоглашны?
– Нет.
– Почему же нет? Не хотите ли выпить штаканчик-другой до отхода поежда?
– Нет, благодарю.
– Ха-ха-ха! Вы, однако, не иж болтливых… – расхохотался фактор. – Однако пора брать билеты… Хотите, я вожьму и для ваш билет? Куда вы едете?
И предупредительный малый уже спешил занять место в длинном хвосте перед форточкой кассы.
Но старик, ничего даже не ответив на любезное предложение фактора, повернулся к нему спиной и пошел в верхнее отделение.
– Куда же это он идет? – подумал Пьер. – Он или хочет выйти на улицу Ром, или ему надо ехать по Версальской дороге.
Но ловкий овернец не показал и виду, что следит за стариком. Заручившись билетом в Аржантейль, он тоже поднялся в верхнее зало. Напрасно старался он отыскать в густой толпе угрюмого старика – его нигде не было видно.
Поезд отходит и увозит Пьера Ларфульо по Аржантейльской линии.
Он сходит в Аньере и возвращается в Париж пешком. Придя в Париж, фактор сейчас же направляется в винный погребок по улице Святого Августина. Через несколько минут оттуда выходит прилично одетый господин, а Пьер Ларфульо исчезает бесследно. Через четверть часа из погребка выходит, действительно, овернец в плисовой куртке и ярком галстуке, но это не Пьер, а сам дядя Теофиль, которого земляки называют Киофилем. Если бы вам когда-нибудь пришлось у него спросить, хорошо ли он устроил свою племянницу, то он ответил бы на этот вопрос только лукавой усмешкой.
Эти овернцы вообще странный, очень странный народ. Возьмите для примера хотя бы этого болтуна, Пьера Ларфульо. Земляки его очень расчетливы и бережливы, не любят попусту бросать деньги. Он же, напротив, берет билет до Аржантейля, а сам едет только до первой станции.
Ужасно расточительный овернец! И что за странность: вошел в виноторговлю и точно провалился сквозь землю. Отправясь к Сен-Лазару, вы ни в понедельник, ни в среду не встретили бы больше Пьера Ларфульо.
Неразговорчивый старик и дядя Теофиль сходились там по-прежнему, но болтуна Ларфульо больше никто не встречал нигде и никогда. Молодой лакей Викарио тоже перестал бегать по пятам Теофиля, ему это, верно, надоело, и он, конечно, пришел к убеждению, что вмешиваться в чужие дела гадко и стыдно. А между тем, приди Жан теперь к дебаркадеру, он увидел бы опять этого необщительного старика; человек этот спокойно ждал прихода поезда и не спешил запастись билетом. Он не подходил к форточке кассира, у него был, вероятно, ретур-билет.
И если бы Жан полюбопытствовал, куда едет неизвестный, он мог бы взять билет до самой дальней станции – Версаля, и таким образом не потерял бы его из вида.
Но пока мы рассуждаем об этом неловком ротозее, об этом недогадливом Жане, в вокзал входят торопливым шагом два запоздавших пассажира. Один – военный, в форме гвардейского зуава, в руках у него небольшой пакет, завернутый в клетчатый носовой платок. Другой – юноша, в форме воспитанника училища Сент-Барб. Оба спешат к платформе, оба беспокойно вглядываются в пеструю толпу, отыскивая в ней кого-то; но они не говорят друг другу ни слова. Зуав входит в вагон второго класса, барбист помещается в первом. Поезд отходит, увозя с собой этих трех, немножко знакомых нам субъектов: загадочного старика, зуава и молодого воспитанника училища Сент-Барб.
