Лилиан Браун - Кот, который разговаривал с привидениями
– Так мы между собой называем Мемориальный фонд Клингеншоенов.
Ларри Ланспик добавил:
– В округе есть несколько строительных компаний, занимающихся промышленным строительством, но нам нужна организация, которая бы строила жилые дома. Думаю, вам стоит над этим подумать.
После завтрака, когда Квиллер и Деннис ехали в Норд-Миддл-Хаммок, молодой человек спросил:
– Чем занимается Фонд Клингеншоенов?
– Он распоряжается состоянием Клингеншоенов, делает инвестиции и пускает доходы на нужды города – на дотации, стипендии, ссуды под небольшой процент и так далее.
– Если я начну здесь дело, я смогу получить ссуду?
– Не сомневаюсь, если вы обратитесь в Фонд и представите обоснования.
– Мама говорила мне, что всё состояние Клингеншоенов принадлежит вам.
– Я получил его в наследство, но слишком большие деньги – тяжёлая обуза, – пояснил Квиллер. – И я решил проблему, передав всё Фонду. Пусть теперь у них голова болит.
– Это очень щедро.
– Не щедро. Просто ловкий способ избавиться от проблем. У меня есть всё, что мне нужно. Я был вполне доволен, когда имел два чемодана вещей и снимал меблированную комнату. Мне и сейчас не много надо.
Когда они проезжали мимо огороженного поля, Квиллер сказал:
– Когда-то давно здесь проезжал один человек, и вдруг из кустов поднялась стая чёрных дроздов и испугала лошадь. Она сбросила седока, он упал и разбился насмерть. В определённое время года чёрные дрозды начинают партизанскую войну против людей.
– Кто был этот человек?
– Самсон Гудвинтер. Это случилось более семидесяти пяти лет назад, но здесь об этом говорят так, как будто прошло не больше недели.
– Мама в письмах рассказывала, что все Гудвинтеры погибали насильственной смертью.
– Я расскажу вам, что из себя представляет семья Гудвинтеров, – сказал Квиллер. – В последнем телефонном справочнике Пикакса их сорок девять, все они потомки четырёх братьев. Есть всеми уважаемые Гудвинтеры, такие, как доктор Галифакс, есть эксцентричные Гудвинтеры, такие, как Аманда, приятельница Арчи Райкера. Ещё в одной ветви этой семьи были одни неудачники, так, по крайней мере, казалось. Но те несчастные Гудвинтеры, о которых говорила ваша мать, – все они происходят от старшего брата, Эфраима. Он принёс несчастье всем своим потомкам.
– Как это получилось?
– Он был жадным. Владел шахтой Гудвинтер, местной газетой и несколькими банками в округе, но пожалел денег, чтобы обеспечить безопасность работы на шахте. В результате произошёл взрыв и погибли тридцать два шахтера.
– Давно это было?
– В тысяча девятьсот четвёртом году. И его люто возненавидели. Для тридцати с лишним семей и их родственников он был дьяволом во плоти. Он попытался загладить вину, внёс пожертвования в пользу Публичной библиотеки, но семьи погибших так и не простили его. Камни ему в окна бросали, пытались сжечь амбар. Его сыновья и наёмный работник ночью по очереди дежурили с дробовиками.
– Как он выглядел, вы знаете?
В музее есть его портрет – мрачного вида злодей с бакенбардами, впалые щеки, недовольный рот. – Они ехали по холмистой местности, называвшейся Хаммокс – Холмы. – За тем поворотом, – показал Квиллер, – вы увидите на холме причудливое дерево. Его называют Деревом повешенных. Тридцатого октября тысяча девятьсот четвертого года там нашли в петле Эфраима Гудвинтера.
– Что же там произошло?
– Его семья утверждала, что он покончил с собой, но по городу ходили слухи, что его линчевали.
– А были доказательства того или другого?
– Как вам сказать… Семья предъявила записку, которую он написал перед смертью, – сказал Квиллер, – поэтому не проводилось никакого расследования и не выдвигали никаких обвинений. Но если история с линчеванием верна, то тогда любопытно, что линчевателей никто так и не выдал и никто не признался на смертном одре. Сегодня существует братство Благородных Сыновей Петли. Полагают, что это прямые потомки линчевателей.
– Чем же они занимаются? Вы когда-нибудь встречались с кем-нибудь из них?
– Никому не известно, кто принадлежит к братству; не знают даже их жены. Одним из Благородных Сыновей может оказаться мэр Пикакса. Или молодые Динглбери. Или Ларри Ланспик. Это тайна, которую передают от отца к сыну на протяжении уже трёх или четырёх поколений, а в Мускаунти, уж поверьте мне, сохранить тайну нелегко. Тут такая система передачи сплетен, что спутниковая связь кажется пони-экспрессом8. Конечно, они называют это не сплетнями, а обменом информацией.
– Фантастика! – сказал Деннис, удивленно покачав головой. – Интересные места!
Когда они выехали на улицу Чёрного Ручья. Квиллер поехал медленнее, чтобы его пассажир мог полюбоваться красотой листвы и аллеей, ведущей к необычному дому. Со двора выезжал ржавый фургон.
– Приготовьтесь, – сказал Квиллер. – К нам приближается та иерихонская труба, которая вчера вечером распугала всех в Траурном зале.
Фургон остановился, и из него высунулся Винс Бозвел.
– Не смог я приехать на похороны, – сказал он. – Хочу закончить работу над прессами, пока снег не выпал. Много машин ехало на кладбище?
– Я их не считал, – отрезал Квиллер, но потом, вспомнив, что Бозвел, как-никак, помог ему завести машину, добавил более приветливо, чтобы сгладить впечатление от своего резкого ответа: – Процессию сопровождал оркестр, очень впечатляюще. Церковь была полна народу.
– Да, наверное, было на что посмотреть. Жаль, что я не смог быть там, попрощаться со старушкой. – Он вгляделся в лицо Денниса. – По-моему, меня ещё не представили вашему другу.
Квиллер коротко представил их друг другу.
– Наверное, что-нибудь из маминых вещичек приехали забрать, – сказал Бозвел. – У неё кулинарная книга была, моя жена очень её хотела, если вам не надо. Просто так, на память. Она всегда ищет, что бы такого новенького приготовить. Если вы не против, господа, то приходите, поужинайте с нами сегодня, мы вам будем очень рады. Ничего такого особенного не обещаю, но всё своё, домашнее.
– Вы очень любезны, – ответил Квиллер, – но у мистера Гафа мало времени. Он просто хочет осмотреть дом.
– С удовольствием покажу вам в амбаре печатные станки, сэр.
– Спасибо, как-нибудь в другой раз.
– Ну, если чего помочь – дайте знать, – сказал Бозвел.
Когда фургон проехал мимо, Деннис сказал:
– Как вы считаете, он состоит в братстве Благородных Сыновей Петли?
– Благородный он или нет не знаю, – пожал плечами Квиллер, – но сегодня утром он выручил меня из неприятной ситуации, и я должен быть ему благодарен. Может быть, поэтому он намекал о кулинарной книге вашей мамы.
– Вчера вечером в Траурном зале он просил у Ларри предоставить ему должность смотрителя, должность, которую занимала мама. Не слишком ли быстро?
– Винс Бозвел тактичностью не отличается.
Сначала они обошли вокруг дома. Квиллер обращал внимание гостя на архитектурные детали. Самая старая часть была построена из брусьев четырнадцать на четырнадцать дюймов, щели заделаны раствором из глины, соломы и свиной крови. Восточное и западное крыло пристроили позже, и всю постройку покрыли кедровыми досками, которые от дождя и ветра приобрели серебристо-серый оттенок.
Когда они вошли в квартиру миссис Кобб, Деннис не выразил особых чувств. Он расхаживал по комнатам, сунув руки в карманы, говорил, что доски паркета очень широкие, что чересчур много резных деревянных украшений, обратил внимание на окна шесть на шесть футов, во многих из которых сохранилось рифленое стекло. Он ничего не сказал ни о кровати генерала Гранта, ни о пенсильванском шифоньере, ни о коллекции оловянной посуды на кухне – о всем, что Айрис Кобб считала редкостными сокровищами.
Когда они вошли в кухню, Коко прервал свои размышления на подоконнике, изогнувшись дугой, потянулся всем своим длинным телом и в один прыжок перелетел шесть футов, отделявшие подоконник от верха холодильника.
– Обедать ещё рано, – заметил ему Квиллер. – Это Коко? – спросил Деннис – Мама рассказывала мне о нём. Она говорила, что он очень умный.
Коко был уже на полу и вычерчивал носом какие-то сложные кривые, наклоняя голову то вправо, то влево и не пропуская ни одного уголка.
– По следу идёт, – пояснил Квиллер.
Проходя мимо телефона, кот заволновался, вспрыгнул на сиденье старой школьной парты и стал, пофыркивая, обнюхивать стол.
– Что в этой парте? – спросил Деннис. Квиллер поднял крышку.
– Бумаги, – сказал он.
Там лежали записи, небрежно нацарапанные неразборчивым почерком Айрис Кобб, вырезки из газет, библиотечные карточки, увеличительное стекло и потертый блокнот с отрывными листами. Его черная обложка стала серой от пятен воды и муки и от долгого использования.
– Похоже, это её личная поваренная книга, – сказал Деннис. – Она рассказывала мне, что это единственное, что она уберегла от пожара в провалом году. По счастливой случайности она тогда лежала в чемодане. Мама брала её на медовый месяц с собой, можете себе представить?
