Джеймс Чейз - Что лучше денег?
Я снова лег в кровать и зажег сигарету. Мне пришлось ждать ее полчаса, и за это время нервы мои окончательно сдали. Затем я услышал, как она опять тяжело поднимается по лестнице.
Я соскочил с кровати и подошел к двери.
Она протянула мне газету и чашку кофе.
— Спасибо, Кэрри.
— Хозяйка ее читала.
— Ничего, спасибо.
Я закрыл дверь, поставил кофе и взглянул на первую страницу газеты.
Как обычно, под самыми броскими заголовками шла информация о войне. Было 5 августа 1945 года. Газета сообщала, что американские бомбардировщики «Суперфортресс» постоянно летают над Японией и забрасывают одиннадцать японских городов листовками с предупреждением о предстоящей интенсивной бомбардировке.
Угроза японским городам меня не интересовала. Я хотел знать, что грозит мне самому.
Наконец я отыскал нужную заметку на последней странице. В ней сообщалось, что в киностудии «Пасифик» взломщик, застигнутый на месте преступления, выстрелил в охранника и скрылся. Охранник, бывший полицейский с безупречным послужным списком, находится в больнице «Лос-Анджелес стейт хоспитал». Перед тем как впасть в бессознательное состояние, он дал полиции описание преступника. Полиция разыскивает человека со шрамом на лице.
Это было все, но дело оборачивалось достаточно скверно. Я чувствовал себя настолько разбитым, что меня ноги не держали, и я вынужден был присесть на кровать.
Не исключено, что этот охранник в конце концов умрет.
Через некоторое время я оделся. У меня было такое чувство, что придется уносить ноги, поэтому я упаковал чемодан и пересчитал деньги. Десять долларов и пятьдесят центов — это все, что у меня было за душой.
Затем я устроился у окна и начал сверху наблюдать за улицей.
Вскоре после полудня я увидел, как в дальнем конце улицы затормозил полицейский автомобиль, из которого вывалилось четверо в штатском. При виде сыщиков у меня оборвалось сердце и перехватило дыхание.
На улице было четыре дома с меблированными комнатами. Сыщики разделились и быстро двинулись к этим домам.
Тот, что направился к моему, был дюжий малый в шляпе с плоской тульей, сдвинутой на затылок, и с потухшим окурком сигары в зубах.
Я видел, как он поднимается по ступенькам, и я услышал звонок, когда он нажал кнопку.
Я вышел на лестничную площадку, перегнулся через перила и заглянул вниз. Отсюда через три пролета не было видно, как Кэрри прошла по холлу, потом я услышал звук открываемой двери и лающий полицейский голос:
— Городская полиция. Мы разыскиваем мужчину, молодого, со шрамом на лице. Кто-нибудь похожий здесь не живет?
Я вцепился в поручень с такой силой, что лакировка под моими горячими ладонями сделалась вязкой.
— Со шрамом? — озадаченно переспросила Кэрри. — Нет, сэр. Никто со шрамом здесь не живет.
Я прислонился к перилам, благословляя Кэрри.
— Вы в этом уверены?
— Да, сэр, уверена. Будь здесь кто-нибудь со шрамом, я бы знала. Нету здесь таких.
— Этот парень разыскивается как убийца. Вы все еще уверены?
— Здесь нет жильца со шрамом, сэр.
РАЗЫСКИВАЕТСЯ КАК УБИЙЦА!
Значит, он умер!
Я вернулся к себе в комнату и прилег на кровать, весь в холодном поту. Меня била дрожь.
Время тянулось бесконечно долго.
Минут через десять, а может быть, и двадцать я услышал робкий стук в дверь.
— Войдите.
Дверь открылась, и я увидел оплывшее морщинистое лицо Кэрри, которая озабоченно смотрела на меня.
— Тут полицейский приходил…
— Я все слышал. Входите, Кэрри, и закройте дверь.
Она вошла, прикрыв за собой дверь.
Я приподнялся и сел в кровати.
— Спасибо вам. Ко мне это не имеет отношения, но вы избавили меня от лишних хлопот.
Я пошел к туалетному столику за бумажником.
— Этот полицейский мог бы ко мне прицепиться, — продолжал я, вынимая пятерку. — Возьмите, Кэрри, прошу вас.
Она не стала брать деньги.
— Не надо, мистер Джефф. Я взяла грех на душу, потому что мы друзья.
У меня комок подкатил к горлу. Я быстро сел на кровать, с трудом сдерживая слезы.
— Вы попали в беду, верно? — спросила она, пытливо взглянув на меня.
— Да. Я ни в кого не стрелял, Кэрри. Я никогда не стал бы этого делать.
— Да будет вам, успокойтесь. Хотите, я принесу вам чашку кофе?
— Спасибо, мне ничего не хочется.
— Не волнуйтесь. Попозже я принесу вам газету. — Выходя, она задержалась в дверях и кивнула на Римину комнату: — Она уехала.
— Знаю, она мне сказала.
— Скатертью дорога. Не принимайте близко к сердцу. — Она закрыла за собой дверь.
В начале шестого она вошла ко мне в комнату и бросила на кровать вечернюю газету. Лицо у нее было бледное и озабоченное; перед тем, как выйти, она посмотрела на меня долгим тревожным взглядом.
Как только она закрыла за собой дверь, я схватил газету.
Охранник умер, не приходя в сознание.
Эта маленькая заметка, затерявшаяся среди сообщений с войны, ударила меня как обухом по голове.
Полиция все еще разыскивала молодого мужчину со шрамом на лице; арест ожидался с минуты на минуту.
Как только стемнеет, сказал я себе, надо сматываться. Мысль о том, что еще какое-то время придется сидеть в этой конуре, была невыносима, но я знал, что нельзя выходить на улицу, пока не стемнеет.
Я спустился в холл и позвонил Расти. Когда я услышал его грубый резкий голос, у меня отлегло от сердца.
— Я попал в беду, Расти. Не зайдешь ли ко мне, когда стемнеет?
— А кто, по-твоему, останется за меня в баре? — проворчал Расти.
Я об этом не подумал.
— Тогда, может быть, я приду к тебе…
— Как велика беда?
— Хуже не бывает.
Должно быть, он уловил нотки паники в моем голосе, потому что тон его смягчился.
— Успокойся, не горячись. Я оставлю за себя Сэма. Значит, когда стемнеет?
— Не раньше.
— Ладно, я приду. — Он повесил трубку.
Я вернулся в свою комнату и приготовился ждать. Это было долгое ожидание, и к тому времени, когда солнце спряталось за морским горизонтом, а в портовых кабаках и в плавучих игорных домах засветились огни, я места себе не находил. По крайней мере, сгущавшийся за окнами мрак теперь казался спасительным.
В начале десятого, увидев выкативший из-за угла знакомый «олдсмобиль», я спустился вниз и открыл парадную дверь. Расти был уже на ступеньках. Мы молча поднялись в мою комнату. Только заперев дверь, я немного успокоился.
— Спасибо, Расти, что пришел.
Он присел на кровать. Взгляд у него был встревоженный, тяжелый иссиня-бритый подбородок блестел от пота.
— Что случилось? Та девушка?
— Да.
Я протянул ему вечернюю газету и указал дрожащим пальцем на нужное место.
Он прочитал заметку с непроницаемым лицом, затем пристально посмотрел на меня.
— Вот оно что! Но ты ведь не сделал этого, а?
— Я-то нет, а вот она сделала. Должно быть, я просто спятил. Нужно было достать пять тысяч долларов на ее лечение. Она сказала мне, что деньги можно взять в кабинете начальника актерского отдела, и я на это клюнул. Мы взломали дверь, но денег там не оказалось. Меня поймал охранник. Ее он не видел, она спрягалась за столом. Она застрелила его. — Я опустился на стул и спрятал лицо в ладонях. — Я стоял в этот момент лицом к стене, а к нему спиной. Клянусь, Расти, я не делал этого.
Он отложил газету, вытащил из кармана смятую пачку сигарет, вытряхнул одну на свою широкую ладонь и щелкнул зажигалкой.
— Стало быть, ты попал в беду. А ведь я тебя предупреждал, не так ли? Разве я не говорил, что она принесет тебе только горе?
— Говорил.
— Ну и что ты собираешься делать?
— Убраться отсюда. Я хочу уехать домой.
— Это, пожалуй, первые разумные слова, которые я от тебя слышу. — Он вытащил из внутреннего кармана пиджака потрепанный бумажник. — Вот. Как только я почувствовал, в каком ты состоянии, я выгреб всю свою кассу.
Он протянул мне пять двадцатидолларовых бумажек.
— Мне столько не нужно, Расти.
— Бери и помалкивай.
— Нет, я возьму только на билет до дому, а он стоит десять долларов. Это все, что мне нужно.
Он поднялся на ноги и запихнул деньги в бумажник.
— Тебе не следует отправляться из Лос-Анджелеса. Возможно, вокзал под наблюдением. Я отвезу тебя в Сан-Франциско, а там ты сядешь в поезд.
— Если нас остановят и обнаружат меня рядом с тобой…
— Хватит рассуждать! Собирайся, поехали!
Он вышел из комнаты и начал спускаться по лестнице. Подхватив чемодан, я последовал за ним.
Внизу меня ждала Кэрри.
— Я уезжаю домой, Кэрри.
Расти вышел на улицу, оставив нас вдвоем.
— Вот, это вам. — Я протянул ей свои последние деньги — две бумажки по пять долларов. — Возьмите, прошу вас!
