Агата Кристи - Смерть приходит в конце
Ее мутило и трясло от какого-то непонятного страха. Она твердила про себя одни и те же слова:
«Я должна предупредить Нофрет… Я должна предупредить ее…»
За ее спиной еще слышались мужские голоса:
Хори и Яхмос убеждали в чем-то друг друга, их слова были почти неразличимы, зато звенел по-мальчишески высокий голос Ипи:
— Сатипи и Кайт правы; у нас в семье нет мужчин! Но я мужчина. Если не возрастом, то сердцем. Нофрет смеется и глумится надо мной, она обращается со мной, как с ребенком. Я докажу ей, что давно уже не ребенок. Мне нечего опасаться отцовского гнева. Я знаю отца. Он околдован, эта женщина заворожила его. Если ее не будет, его сердце снова обратится ко мне, да, ко мне! Я его любимый сын. Вы все смотрите на меня как на ребенка, но я докажу вам, чего стою. Увидите!
Выбежав из дому, он столкнулся с Ренисенб и чуть не сбил ее с ног. Она схватила его за рукав.
— Ипи! Ипи, куда ты!
— К Нофрет. Она узнает, каково смеяться надо мной!
— Подожди! Успокойся. Нельзя действовать необдуманно.
— Необдуманно? — Ипи презрительно расхохотался. — Ты похожа на Яхмоса. Благоразумие! Осторожность! Ничего нельзя делать, не подумав! Яхмос — древняя старуха, а не мужчина. Да и Себек — только на словах молодец. Пусти меня, Ренисенб!
И выдернул у нее из рук свой рукав.
— Где Нофрет?
Хенет, только что появившаяся в дверях дома, промурлыкала:
— Дурное дело вы затеяли, дурное. Что станется со всеми нами? Что скажет моя любимая госпожа?
— Где Нофрет, Хенет?
— Не говори ему, — выкрикнула Ренисенб. Но Хенет уже отвечала:
— Она пошла задним двором. Туда, на поля, где растет лен.
Ипи бросился обратно в дом.
— Зачем ты ему сказала, Хенет? — укорила ее Ренисенб.
— Ты не доверяешь старой Хенет. Ты всегда отказывала мне в доверии. — Обида явственно зазвучала в ее ноющем голосе. — А бедная старая Хенет знает, что делает. Надо, чтобы мальчишка остыл,. Ему не найти Нофрет возле тех полей. — Она усмехнулась. — Нофрет здесь, в беседке.., с Камени. — И она кивнула в сторону водоема, повторив с явным удовольствием:
— С Камени…
Но Ренисенб уже шла через двор.
От водоема навстречу матери бежала Тети. Она тянула за веревочку своего деревянного льва. Ренисенб схватила ее на руки и, когда прижала к себе, поняла, какая сила движет поступками Сатипи и Кайт. Эти женщины защищали своих детей.
— Мне больно, пусти меня, — закапризничала Тети.
Ренисенб опустила девочку на землю. И медленно двинулась в сторону беседки. У дальней стены ее стояли Нофрет и Камени. Когда Ренисенб приблизилась, они повернулись к ней.
— Нофрет, я пришла предостеречь тебя, — быстро проговорила Ренисенб. — Будь осмотрительна. Береги себя.
По лицу Нофрет скользнула презрительная улыбка.
— Собаки, значит, завыли?
— Они очень рассердились и могут причинить тебе зло.
Нофрет покачала головой.
— Никто из них не способен причинить мне зла, — с уверенностью изрекла она. — А если попытаются, я тотчас же сообщу Имхотепу, и он найдет способ, как их наказать. Что они и сами поймут, если как следует призадумаются. — Она рассмеялась. — Как глупо они себя вели, оскорбляя и обижая меня разными пустяками! Ведь они только играли мне на руку!
— Значит, ты все это предусмотрела? — спросила Ренисенб. — А я-то жалела тебя — мне казалось, что мы поступаем плохо. Больше мне тебя не жаль… По-моему, ты дурная женщина. Когда в судный час тебе придется каяться в грехах перед сорока двумя богами — Владыками справедливости[20], ты не сможешь сказать: «Я не творила дурного», как не сможешь сказать: «Я не вожделела чужого богатства». И когда твое сердце положат на чашу весов, она перетянет другую чашу — кусочек правды, чаша с сердцем резко пойдет вниз.
— Ты что-то вдруг стала чересчур благочестивой, Ренисенб, — угрюмо отозвалась Нофрет. — А ведь я на тебя не жаловалась. Про тебя я ничего не писала. Спроси у Камени, он подтвердит.
И она, пройдя через двор, поднялась по ступенькам вверх на галерею. Навстречу ей вышла Хенет, и они обе исчезли в недрах дома.
Ренисенб повернулась к Камени.
— Значит, это ты, Камени, помогал ей против нас?
— Ты очень сердишься на меня, Ренисенб? — с отчаянием в голосе спросил Камени. — Но что мне оставалось делать? Перед отъездом Имхотеп поручил мне по первому же требованию Нофрет написать ему все, что она прикажет. Скажи, что ты не сердишься, Ренисенб. Что я мог сделать?
— У меня нет права сердиться на тебя, — ответила Ренисенб. — Я понимаю, ты был обязан выполнить волю моего отца.
— Я не хотел писать, говорил, что мне это не по душе… И, между прочим, Ренисенб, клянусь, в письме не было ни слова против тебя.
— Мне это безразлично.
— А мне нет. Невзирая ни на какие приказы Нофрет, я бы никогда не написал ничего такого, что могло бы быть тебе во вред. Прошу тебя, Ренисенб, верь мне.
Ренисенб с сомнением покачала головой. Попытки Камени оправдаться звучали для нее неубедительно. Она чувствовала себя оскорбленной и сердилась на Камени: ей казалось, что он в какой-то степени предал ее. Хотя что с него спросить? Ведь он ей чужой, хоть и родственник по крови, но чужой человек, приехавший к ее отцу из далеких краев. Он был всего лишь младшим писцом, получившим распоряжение от своего господина и безропотно выполнившим его.
— Я писал только правду, — настаивал Камени. — В письме не было ни слова лжи, клянусь тебе.
— Конечно, — согласилась Ренисенб, — лжи там и быть не могло. Нофрет слишком умна для этого.
Значит, старая Иза оказалась права. Эти мелкие гадости, которым так радовались Сатипи и Кайт, лишь сослужили службу Нофрет. Нечего удивляться, что с ее лица не сходила злорадная ухмылка.
— Она плохая, — сказала Ренисенб, отвечая своим мыслям. — Очень плохая.
— Да, — согласился и Камени, — она дурная женщина.
Ренисенб повернулась и с любопытством посмотрела на него.
— Ты знал ее и до приезда сюда, верно? Ты был знаком с ней там, в Мемфисе?
Камени смутился.
— Я знал ее совсем немного… Но слышал про нее. Говорили, что она гордая, заносчивая и безжалостная, из тех, кто не умеет прощать.
Ренисенб вдруг сердито вскинула голову.
— Я не верю тому, что написал отец, заявила она. — Он не выполнит своих угроз. Сейчас он сердится, но по натуре он человек справедливый, и, когда вернется домой, он нас простит.
— Когда он вернется, — сказал Камени, — Нофрет постарается сделать так, чтобы он не изменил своего решения. Она умна и своего добьется, к тому же, не забудь, она очень красивая.
— Да, — согласилась Ренисенб, — она красивая. — И двинулась в сторону дома. Почему-то слова Камени о том, что Нофрет очень красивая, показались ей обидными…
2Всю вторую половину дня Ренисенб провела с детьми. Пока она с ними играла, неясное чувство боли, сжимавшей ее сердце, исчезло. Уже почти село солнце, когда она поднялась на ноги, пригладила волосы и расправила складки на мятой и перепачканной одежде. Интересно, почему это ни Сатипи, ни Кайт ни разу не вышли во двор?
Камени давно ушел. Ренисенб направилась к дому. В главном зале никого не было, и она прошла вглубь, на женскую половину. В своих покоях дремала Иза, а ее маленькая рабыня ставила метки на куски полотна. В кухне пекли трехугольные караваи хлеба. Дом словно опустел.
Ренисенб вдруг стало одиноко. Куда все подевались?
Хори, наверное, поднялся к себе наверх. Может, и Яхмос с ним или он пошел на поля? Себек и Ипи, скорее всего, при стаде или приглядывают за тем, как засыпают в закрома зерно. Но где Сатипи с Кайт, и где, да, где Нофрет?
В просторных покоях, которые облюбовала для себя Нофрет, терпко пахло ее притираниями. Ренисенб остановилась в дверном проеме и обвела взглядом деревянный подголовник кровати, шкатулку с украшениями, кучку браслетов из бусинок и кольцо с лазуритовым скарабеем. Душистые притирания, масла, одежды, белье, сандалии — все говорило о том, что их владелица Нофрет была чужой в этом доме и даже врагом.
«Где, интересно, сама Нофрет», — подумала Ренисенб.
Она пошла к дверям, ведущим на задний двор, и столкнулась с Хенет.
— Куда все подевались, Хенет? В доме никого нет, кроме бабушки.
— Откуда мне знать, Ренисенб? Я занята работой, помогаю ткать, приглядываю за тысячью и одним делом. Мне некогда гулять.
Это означает, решила Ренисенб, что кто-то отправился на прогулку. Может, Сатипи поднялась вслед за Яхмосом к гробнице, чтобы и там досаждать ему упреками? Но где тогда Кайт? Как не похоже на Кайт так надолго оставлять своих детей!
И снова, словно подводным течением, пронеслась мысль: «А где Нофрет?»
И Хенет, будто прочитав ее мысль, тотчас откликнулась:
— Что касается Нофрет, то она уже давно пошла наверх, к Хори. — И Хенет язвительно рассмеялась. — Вот Хори ей ровня. Он тоже человек умный. — Она придвинулась к Ренисенб совсем близко. — Ты даже не представляешь себе, Ренисенб, как я переживаю из-за всей этой истории. В тот день — помнишь? — она явилась ко мне с отпечатком пощечины Кайт, и кровь текла у нее по лицу. Она позвала Камени, чтобы он писал, а меня заставила подтвердить, что я все видела собственными глазами. И разве я могла сказать, что ничего не видела? О, она очень умная. А я, вспоминая все это время твою дорогую мать…
