Эрл Гарднер - Женщины не любят ждать
Я обернулся к Норме:
– Так вот чего на самом деле хотел Селма?
– Да. И этого тоже.
– А как так получилось, что вы покупали мышьяк?
– Вот в это как раз поверить труднее всего, но меня попросил сам Эзра, – ответила Мира.
– А зачем он ему был нужен?
– Он занимался таксидермией – такое у него было хобби. Он готовил какие-то препараты для сохранения кожи птиц, и в их состав входил мышьяк.
– Он что, сам их готовил?
– Сам. И попросил меня купить ему этот мышьяк.
– У вас были проблемы?
– Никаких. Поставщик лекарств прекрасно знал моего мужа, и больше ничего не требовалось.
– Вы расписывались в реестре ядовитых веществ?
Она покачала головой:
– Нет, тут я как раз проскочила.
– Каким образом?
– Мой муж покупал его оптовыми партиями, прямо со склада.
– Вы можете как-нибудь доказать, что это муж просил вас его купить?
– Нет.
– И сколько же вы купили?
– Достаточно, чтобы отравить тысячу мужей.
– Где этот мышьяк сейчас?
– Когда я поняла, что после смерти Эзры проводят какое-то расследование – ну, выясняют, умер ли он естественной смертью, я запаниковала и разыскала эту коробку. Я подумала, что мне стоит показать, что она не распечатана и находится в том же состоянии, в каком я ее привезла.
– И показали?
– Нет.
– А что случилось?
– Кто-то разрезал обертку и взял из коробки часть мышьяка.
– Много?
– Не могу сказать. Какую-то часть.
– И что вы сделали?
– Высыпала остальное в сточную канаву и сожгла коробку.
– Это неосмотрительно. Они ведь могут установить факт покупки.
– Я знаю. Теперь-то я знаю, а тогда не сообразила. Но когда я увидела, что часть мышьяка отсутствует, вы же понимаете, что я подумала!
– Ну ладно. А кто вас шантажирует?
– Его фамилия Бастион, Джером К. Бастион.
– Он сейчас здесь?
– Да, где-то здесь, на острове.
– Где именно?
– Не знаю. Ни в одной из гостиниц такого нет. И в туристическом бюро про него не знают.
– А Селму вы не знаете?
– Никогда про него не слыхала.
– Как с вами связывается Бастион?
– Называет мне место встречи.
– По телефону?
– Да.
– И давно он здесь?
– Наверно, около месяца.
– А вы давно приехали?
– Пару месяцев назад.
– Когда вы с ним встречались в последний раз?
– Около двух недель назад.
– И что вы ему сказали?
– Я дала ему понять, что со мной можно вести переговоры и что если он отдаст мне все улики, то я могла бы заплатить ему – может быть, не так много, как он просит, но вполне приличную сумму.
– А у него есть улики?
– Он утверждает, что есть.
– И теперь шантажист пытается заполучить письма, которые вы писали Норме?
– Да.
– Стало быть, вы обещали Бастиону деньги?
– Я сказала, что постараюсь найти некоторую сумму.
– И после этого он оставил вас в покое?
– Он знает, что я ищу эти деньги.
– И вы намерены ему заплатить?
Она вызывающе посмотрела на меня и ответила:
– Если не смогу избавиться от него другим способом.
– Так вы отравили своего мужа или нет?
– Вы мне не верите?
– Я бы не хотел отвечать на этот вопрос. Отравили или нет?
– Нет.
Я помолчал, потом сказал:
– Обещайте мне одну вещь.
– Какую?
– Что вы не заплатите шантажисту ни цента.
– Вы считаете, так лучше?
– Да.
– Хорошо. Обещаю.
– И никому не скажете, что беседовали со мной.
– Хорошо.
Я пригубил виски и обвел глазами комнату. Мне почему-то показалось, что одна из картин, висевших на стене, не вписывается в общий стиль интерьера. Я подошел и сдвинул ее в сторону. В стене за картиной была просверлена аккуратная круглая дырочка величиной с серебряный доллар, в глубине которой безошибочно угадывалась сетчатая головка микрофона.
Я подал знак Мире и Норме. Они подошли и, толкая друг друга, стали заглядывать мне через плечо, вытягивая шеи.
Мира, у которой от изумления перехватило дыхание, чуть не потеряла равновесие и схватила меня за руку. Я поддержал ее за талию; действительно, у нее под халатом ничего надето не было.
Норма налегла на меня всем телом, оперлась рукой о мое плечо и ошарашенно прошептала:
– Дональд!
Очень аккуратно, стараясь не издать ни малейшего звука, я вернул картину на место и сказал:
– Ну вот. Такие-то дела.
– Но… но откуда он может идти? – прошептала Мира.
Я приложил палец к губам, потом довольно громко спросил:
– Мира, где здесь комната для мальчиков?
Она прыснула.
– Вот сюда.
Я нарочито громко хлопнул дверью и, притянув Миру поближе, прошептал ей на ухо:
– Разговаривайте о чем-нибудь без остановки – о путешествии Нормы или о чем угодно. Разговаривайте обо мне, разберите меня по косточкам, задайте мне жару. Вообще, болтайте без умолку. Я должен выяснить, подслушивают нас или только записывают.
Я, конечно, дал маху, как самый наивный, легкомысленный любитель! Нужно было осмотреть комнату раньше, до того, как девицы разговорились.
Наличие микрофона говорило о многом. Ясно, что теперь мы в ловушке. Если его установила гавайская полиция, сотрудничающая с полицией Денвера, то мы погибли: они уже сегодня выдадут ордер на арест Мириам Вудфорд, и Эдгар Ларсон может готовиться к триумфальному возвращению на материк.
Если микрофон – дело рук шантажистов, то мы теперь оказываемся в их власти, конечно, при одном условии – что запись попадет к ним.
Я вышел в холл по соседству с гостиной, пододвинул стул и стал искать провода. Они оказались запрятаны очень тщательно: по простенку поднимались к лепному карнизу, а дальше шли поверх этого карниза. Двигаясь вдоль проводов, я в конце концов нашел-таки магнитофон, запрятанный под половицами на маленьком крыльце заднего служебного входа.
Я отсоединил микрофон, выключил магнитофон и вытащил его на свет, чтобы получше рассмотреть. Это был специальный магнитофон с большими бобинами, какими пользуются в профессиональных студиях звукозаписи. В обычных любительских магнитофонах скорость записи в два раза меньше, чем в студиях; если не требуется высокое качество звучания, то скорость можно снизить вдвое, а в некоторых небольших аппаратах – даже в четыре раза.
Этот же магнитофон был низкоскоростной с большими бобинами; мощные элементы питания обеспечивали длительную работу. По моим прикидкам, одной бобины должно было хватать часов на шесть работы.
Теперь обе девушки буквально повисли на мне и смотрели, что я делаю. Я довольно быстро сообразил, как работает магнитофон, включил обратную перемотку, дошел до начала пленки и сказал:
– Мне нужно ее послушать, чтобы понять, какой вред она может нам нанести.
– Вы имеете в виду наш разговор? На ней записан весь разговор?
– Думаю, что да. Весь ваш разговор со мной и…
– И все, о чем мы говорили до этого вдвоем?
Я кивнул.
– О господи! – в ужасе воскликнула Норма Радклиф.
А Мириам Вудфорд рассмеялась:
– Да, это хороший способ узнать, о чем болтают девушки в отсутствие старших!
Я кивнул и добавил:
– Вот я как раз и собираюсь сейчас это узнать, – и понес магнитофон в ванную.
– Нет, Дональд! Я запрещаю! Вам нельзя! Вы…
До нее вдруг дошло, что, собственно, я собираюсь делать, и она рванулась, чтобы остановить меня. Но я успел захлопнуть дверь в ванную перед ее носом и запер ее.
Найдя розетку для электробритвы, я включил магнитофон в сеть, нажал кнопку воспроизведения и устроился поудобнее.
Сначала мне пришлось на высокой скорости прокрутить часть пленки, на которой ничего не было записано; потом, услышав писклявые голоса, обозначавшие начало разговора, я переключил магнитофон на обычную скорость.
Вскоре я дошел до того места, когда Норма «сбросила эту ужасную одежду» и они с Мирой уселись поговорить по душам.
Разговор получился захватывающий.
Между дверью ванной и полом оставалась узкая полоска света. Я то и дело замечал, как на эту полоску набегала тень: это значило, что подружки, или хотя бы одна из них, стоят за дверью и слушают.
Вся беседа прослушивалась ясно и четко. Это был великолепный магнитофон.
Через тридцать минут после начала разговора я уже успел узнать много нового. Я понял, насколько эти девушки дружны; услышал парочку веселых историй; узнал некоторые интимные подробности, касавшиеся их туалетов и других мелочей личной жизни.
Потом Норма рассказала Мириам обо мне, о том, как я был любезен и как ей помог. Мириам спросила, не может ли она меня где-нибудь найти. Норма ответила, что я остановился в отеле «Моана».
Затем я услышал, как кто-то крутит телефонный диск; это оказалась Мириам. Вернувшись от телефона, она сказала Норме:
– Он… Портье говорит, что видел, как он вышел на пляж в плавках.
– Ну что ж, действуй, – предложила Норма. – Надевай свой банановый купальник, иди на пляж, и пусть он на тебя потаращится.
– Думаешь, сработает? – спросила Мириам.
– А то как же! – с восхищением произнесла Норма. – Милая моя, такими бедрами можно разбередить любого твердокаменного святошу.