Эллен Макклой - Макклой Э. Убийство по подсказке. Уэстлейк Д. «361». Макдональд Д. Д. «Я буду одевать ее в индиго»
Ну что ж, все приготовления закончены. Теперь оставалось только молиться на мягкое приземление, опущенные шторы и незапертую дверь.
Уцепившись руками за карниз, я немного повисел, еще раз просчитывая все свои действия, и разжал пальцы. Я удачно приземлился прямо на ограждение и через мгновение растянулся на полу балкона. Между шторами оставалась щель дюймов восемь в ширину, сквозь которую пробивалась полоска света, куда более яркого, чем мне казалось сверху. В спальне горела только одна лампа, отбрасывая на потолок неясные блики света. За ней царил полумрак, в котором я сумел разглядеть только открытую дверь в ванную. Слева стояло низкое кресло, стул и кофейный столик, справа в поле зрения выступал какой-то угол, по-видимому, кровати, стоявшей у стены.
Похоже, слишком яркий свет для ночного освещения. Впрочем, мне-то это как раз на руку. Хотя, скорее всего, комната просто пуста.
Встав на колени, я нащупал край скользящего экрана, закрывавшего балкон, и очень мягко и осторожно потянул его. Он беззвучно отошел на целый дюйм. Потом еще на один, еще… И тут в полной тишине послышался тяжелый и какой-то стонущий вздох. Я чуть не подпрыгнул от испуга, но в этот момент кто-то произнес вполголоса короткую фразу, и я поспешно пригнулся.
Отодвинув экран до приоткрытой двери, я понял, что даже для того, чтобы протиснуться в спальню боком, мне понадобится еще как минимум несколько дюймов. Я уже взялся за косяк двери, как вдруг застыл, услышав дыхание — не глубокое «вдох-выдох» спящего, а клокочущий хрип выбившегося из сил бегуна-марафонца. Судорожные всхлипы и повизгивания, становясь все глубже и чаще, перешли в сдавленное рычание и внезапно оборвались безошибочно узнаваемым тихим протяжным стоном женщины, испытывающей высший момент наслаждения. После короткой паузы — шепот и бормотание, слишком тихое, чтобы можно было разобрать слова. Потом — тишина. Все ясно. Играть придется по новым правилам.
Скрипнули постельные пружины, и чья-то бледная тень, неожиданно промелькнув мимо угла кровати, остановилась на свету, глядя в сторону балкона. Я быстро отпрянул назад, но то, что я увидел, запечатлелось в моей памяти навсегда.
Обнаженная, с такой ослепительно-белой кожей, что, казалось, ее тело сверкает и переливается в падавшем с потолка луче света. Безупречная фигура, роскошная и в то же время стройная. Соски нежно-розового цвета, мягкий рыжеватый кустик на лобке. Именно эта картина, а не фотография помогла мне мысленно перенестись почти на год назад. Именно она стояла с тем же мягким задумчиво-мечтательным выражением лица на носу яхты в белых шортах и красном топе, любуясь игрой света на поверхности воды озера Уорт. С возвращением на свет божий из вашей флоридской могилы, мисс Бикс.
— Любимая? — произнес грудной голос француженки. — Ты слишком вспотела, чтобы стоять на таком сквозняке. Ты простудишься.
— Эва, а можно мы выйдем на балкон и посмотрим на звезды? — Это был голос маленькой девочки, скромной и послушной.
— Конечно, милое дитя. Только давай сначала что-нибудь накинем на себя.
Интересно, нет ли зазора между шторами в дальнем конце балкона, чтобы можно было наблюдать за ними из темноты? Тихо прокравшись туда, я обнаружил достаточно широкую щель и увидел, как Эва накинула девушке на плечи длиннополый фиолетово-синий халат. Я отчетливо слышал, как она спросила:
— Тебе хорошо со мной?
Девушка быстро обернулась и порывисто и нежно обняла Эву. Ласковые перешептывания, тихий торжествующий смех, долгие поцелуи. Потом Бикс скрылась в тени, а Эва, слегка улыбаясь, осталась стоять на краю круга света. По сравнению с Бикс ее тело было более худощавым и угловатым и, несмотря на женственность, создавалось впечатление некой функциональности, что еще больше подчеркивало ее наготу. Смугловатая кожа, острые груди с широкими темно-янтарными сосками, плоский упругий живот, низ которого был покрыт треугольником темных курчавых волос, сильные мускулистые бедра…
Появилась Бикс с серым халатом, явно сшитым на заказ, и держала его, пока Эва не оделась.
Эва Витрье затягивала пояс халата, когда я распахнул дверь балкона и шагнул в комнату.
— Терпеть не могу врываться подобным образом.
Эва Витрье в ярости подалась ко мне, напоминая разгневанную домохозяйку — тыльные стороны ладоней уперты в бока, локти выставлены вперед. Думаю, если бы я знал французский, то ее слова в этот момент вырывали бы из меня клочья кожи, оставляя дымящиеся кратеры. Резко повернувшись, она метнулась к телефону на ночном столике, но, едва сняла трубку, я опустил ладонь на рычажки аппарата. Тогда она ударила меня трубкой по лбу. В ответ я закатил ей увесистую пощечину, от которой она рухнула на четвереньки. Медленно поднявшись, она сказала:
— Бикси, милочка, пойди в ванную и закрой за собой дверь.
— Но, Эва, я хочу посмотреть.
— Делай, что тебе говорят. А то завтра не будет ни сюрприза, ни конфет.
Девушка молча повернулась, вошла в ванную и закрыла дверь. И тогда Эва рванулась ко мне, целясь мне в глаза десятью длинными ногтями.
Рыцарство — качество замечательное, но порой оно совсем не к месту.
Поэтому, подпустив ее поближе, я встретил ее мощным хуком снизу в живот. Ноги француженки оторвались от пола и, мелькнув пятками, она приземлилась в дальнем конце комнаты на свою «пятую точку», которой с давних пор так восторгался Энелио. По инерции она проехала еще пару футов и, перевернувшись, оказалась на коленях. Медленно распрямившись, она дотянулась до стула, с трудом вскарабкалась на него и оправила халат, хрипло хватая ртом воздух.
Вся ее ярость и энергия испарились на глазах. Я прошелся по комнате, включил верхний, свет и все лампы. Закрыл стеклянную дверь балкона, задернул полосатые шторы.
Наконец она выпрямилась и с ненавистью посмотрела на меня.
— Вы знаете, за это я могу вас убить.
— А я могу затащить вас в ванную и попробовать научить дышать под водой.
— Что вы ищете?
— Что-нибудь, чем вас связать. Потом мы проверим, сколько бумажных салфеток влезет вам в рот, после чего я затолкаю вас под кровать, одену мисс Боуи, отвезу ее в посольство и оттуда позвоню ее отцу.
— Подождите! Сядьте и послушайте меня хотя бы минуту. Мистер Макги, я фактически вернула ее с того света. Вы не представляете, на кого она была похожа. Даже я не догадывалась, как она на самом деле хороша.
— И на чем же она сидит в последнее время? Ведь сейчас она явно «не в фокусе».
— Совсем без ничего она не может обойтись. И не думаю, что ей это вообще когда-нибудь удастся. Она принимает чарас. Мой агент привозит его из Калькутты. По действию он похож на марихуану, но гораздо сильнее, потому что используют только вытяжку в виде смолы. Я позволяю ей выкуривать всего три тоненькие сигары в день. Мы делаем из этого настоящую церемонию. Неужели вы не понимаете? Ее психике был нанесен слишком большой ущерб. Она не может существовать в реальном мире.
— А, значит, ваш мир — это просто волшебная сказка, да? Лучшего для нее и быть не может?
— Здесь ее любят и защищают. Я всячески забочусь о ее здоровье. У нас есть глупые маленькие игры. Я заставляю ее следить за собой, вовремя менять одежду…
— …и делаете ей уколы от чумки, и чистите шерстку, чтобы блестела, а в один прекрасный день похороните ее в ямке у себя в саду, а сверху положите маленький покрытый мхом камень.
— Какой же вы, однако, циничный подонок! Ну хорошо. Что, если я просто устала от всех этих унизительных взаимоотношений?
— Это после четырех престарелых мужей?
— Знаете, я сама заработала все, что у меня есть, и заплатила за это хорошую цену. Все они используют вас как помойное ведро, мусорный бак удобной формы, точно так же, как эти самцы использовали Бикс. Но теннис, яхты, активные постельные забавы — и старики долго не выдерживают. Я честно заработала эти деньги. Право на уединение. Свободу…
— Стало быть, она получает любовь. От вас.
— Я увидела ее и Минду на городской площади и пошла за ними. У каждой скамейки им приходилось останавливаться, чтобы Бикс могла отдохнуть. Я должна была с ней познакомиться, ведь им была нужна помощь. А вы знаете, что до встречи со мной она так и не пробудилась в сексуальном плане? Представляете, сколько мне для этого понадобилось сдержанности и терпения? Но сейчас она с каждым днем возбуждается все быстрее. Она очень чувственная. И она навсегда поселилась на Лесбосе, потому что это единственный остров, где она может познать любовь.
— Да, француженка, там довольно поэтичная атмосфера. И чего вы добиваетесь? Хотите оставить ее при себе, в своем доме?
— Она не в состоянии вынести ни малейшего соприкосновения со своей прошлой жизнью, иначе все труды пойдут насмарку и она станет тем же, чем была до этого. Я устроила так, что ей выдали новую туристическую карточку на имя Минды Маклин. Это обошлось мне в круглую сумму. Я увезу ее… в другую страну, где ничего не стоит купить ей новую личность.