Ночь Бармаглота - Фредерик Браун
— Нет, звонок не помешает нашим планам, — сказал я, — разве что на несколько минут. Мне нужно оставить сообщение соседу. Простите и выпейте ещё виски.
Я отправился в кухню, а оттуда в черноту ночи. По обеим сторонам от меня в домах горели огни, и я задумался, кого из соседей побеспокоить. А затем задумался, зачем я вообще так спешу беспокоить кого-то из них.
Конечно, подумалось мне, человек, именующий себя Иегуди Смитом, не опасен. И, безумен он или нет, но это самый интересный человек, встреченный мной за многие годы. Похоже, он знал что-то про Льюиса Кэрролла. И я снова вспомнил, что он знал о моей забытой брошюре и столь же забытой журнальной статье. Как?
Итак, если пораскинуть мозгами, почему бы мне не отложить звонок еще на час-другой, а пока расслабиться и развлечься? Теперь, пережив первое разочарование от известия, что он безумен, почему бы не счесть обсуждение его бреда почти столь же интересным, как если бы всё это существовало на самом деле.
По-другому интересным, само собой. Мне часто думалось, что хорошо бы как-нибудь поговорить с параноиком о его заблуждениях, ни споря с ним, ни соглашаясь, а просто пытаясь выяснить, что им движет.
А вечер только начинался; было не раньше половины девятого, так что соседи не лягут спать, по меньшей мере, ещё часа два.
Так зачем так торопиться звонить? И я не стал торопиться.
Конечно, мне пришлось убить снаружи кучу времени, чтобы можно было поверить, что я действительно сходил к соседу оставить сообщение, так что я стоял там у чёрного хода, глядя в чёрное бархатное небо, усеянное звёздами, но безлунное, и задаваясь вопросом, что за всем этим стоит и почему безумцы безумны. И как странно вышло бы, если бы один из них был прав, а все мы, остальные, сошли с ума.
Затем я вернулся в дом и оказался достаточно труслив, чтобы сделать нелепый поступок. Из кухни я прошёл в спальню и открыл шкаф. В обувной коробке на верхней полке лежал короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра, одна из тех компактных, лёгких моделей, которые называют «специально для банкира». Я никогда из него ни во что не стрелял и надеялся, что и не буду этого делать, и я не был уверен, что смогу попасть в нечто меньшее, чем слон, или на расстоянии дальше пары ярдов. Мне и вообще не нравится оружие. Я его не покупал; один знакомый занял у меня двадцать баксов и настоял на том, чтобы я для безопасности взял пистолет. А потом он захотел ещё пять и сказал, что если я их дам ему, то могу забрать оружие. Мне не хотелось, но ему очень нужна была та пятёрка, и я дал ему её.
Он был всё ещё заряжен теми же пулями, что и четыре-пять лет назад, когда мы совершили эту сделку, и я не знал, будут они ещё стрелять или нет, но положил его в карман брюк. Конечно, я бы не использовал его, разве что в самом крайнем случае, и не попал бы ни во что, куда целился, но думал, что просто ощущать в кармане пистолет сделает предстоящий разговор более опасным и захватывающим, нежели в ином случае.
Я прошёл в гостиную, и он был всё ещё там. Он не налил себе выпить, так что я плеснул нам обоим и снова уселся на диван.
Я поднял свой стакан и поверх его края наблюдал, как он вновь проделывает тот чудесный трюк, просто подбросив стакан к губам. Опустошив свой менее эффектно, я сказал:
— Хотел бы, чтоб у меня была кинокамера. Я бы снял, как вы это делаете, а потом изучил на замедленной перемотке.
Он засмеялся.
— Боюсь, это мой единственный повод похвастаться. Когда-то я был жонглёром.
— А кто вы теперь? Если позволите спросить.
— Исследователь, — сказал он. — Исследователь Льюиса Кэрролла и математики.
— И этого хватает на жизнь? — спросил я.
Он немного поколебался.
— Вы не возражаете, если я отложу ответ, пока вы не узнаете то, что узнаете на сегодняшнем собрании?
Конечно, никакого собрания сегодня вечером не будет; теперь я знал это. Но я сказал:
— Вовсе нет. Но, надеюсь, вы не имеете в виду, что мы не можем до собрания говорить о Кэрролле в целом.
Я надеялся, что он даст на это должный ответ; это значило бы, что я смогу разговорить его о предмете его помешательства.
— Конечно, нет, — сказал он. — Собственно говоря, я хочу говорить о нём. Есть факты, которые я хотел бы вам сообщить, чтобы вы смогли понимать вещи лучше. Некоторые из фактов вам уже известны, но я всё равно их освежу. Например, даты. Даты его рождения и смерти вы привели точно, по крайней мере, почти. Но знаете ли вы даты создания книг об Алисе либо иных его работ? Последовательность важна.
— Не вполне, — ответил я. — Думаю, он написал первую книгу об Алисе, когда был сравнительно молод, лет в тридцать.
— Близко. В тридцать два. «Алису в Стране Чудес» напечатали в восемьсот шестьдесят третьем, но он шёл по следу и до того. Вам известно, что он опубликовал перед этим?
Я покачал головой.
— Две книги. Он написал и издал «Конспекты по плоской алгебраической геометрии» в восемьсот шестидесятом, а годом позже — «Формулы плоской тригонометрии». Читали ли вы что-то из них?
Мне вновь пришлось покачать головой.
— Математика — не моя сильная сторона, — сказал я. — Я читал лишь не узконаучные работы.
Он улыбнулся.
— Таких нет. Вы просто не смогли опознать математику, скрытую в книгах об «Алисе» и его поэзии. Уверен, вам известно, что многие из его стихотворений — акростихи.
— Конечно.
— Все они — акростихи, но более тонким образом. Впрочем, я понимаю, почему вы не смогли отыскать ключи, если не читали его математические трактаты. Полагаю, вы не читали его «Элементарное руководство по теории детерминантов». Но как насчёт его «Математических курьёзов»?
Очень не хотелось его снова разочаровывать, но пришлось.
Он нахмурился.
— Их-то вы, по крайней мере, должны были прочесть. Книга совсем не узконаучная и содержит большинство ключей к фантазиям. Дальнейшие и окончательные ссылки на них помещены в его «Символической логике», опубликованной в восемьсот девяносто шестом, всего за два года до его кончины, но они менее прямолинейны.
