Агата Кристи - Миссис Макгинти с жизнью рассталась
Крейга арестовали и предали суду. Еву Кейн поначалу обвинили в соучастии, но потом обвинение сняли, потому что со всей очевидностью открылось: о случившемся она не имела ни малейшего представления. Крейг в конце концов признал свою вину целиком и полностью, был приговорен к смерти и казнен.
Ева Кейн, ждавшая тогда ребенка, уехала из Парминстера, а в дальнейшем, если верить «Санди компэниэн», «добрые родственники в Новом Свете согласились приютить ее. Несчастная девушка, по молодости лет уступившая домогательствам хладнокровного убийцы, поменяла фамилию и навсегда покинула эти берега, чтобы начать новую жизнь и заточить в своем сердце, навеки сокрыть от дочери имя отца.
„Моя дочь вырастет в счастливом неведении. Я не позволю, чтобы жестокое прошлое бросило тень на ее жизнь. В этом я себе поклялась. Мои трагические воспоминания навсегда останутся при мне“.
Бедная, хрупкая, доверчивая Ева Кейн. Познать на заре молодости, сколь низменны, сколь коварны бывают мужчины. Где-то она теперь? Может, обитает где-то на Среднем Западе женщина на склоне лет, милая и спокойная, уважаемая соседями, женщина с грустными глазами… А к ней вместе с детишками, веселая и жизнерадостная, приезжает „повидать мамочку“ женщина много моложе и рассказывает ей о своих каждодневных заботах и хлопотах – и не подозревает она, какие страдания выпали на долю ее матери?»
– О-ля-ля! – только и вымолвил Эркюль Пуаро. И перешел к жертве следующей трагедии.
Джейнис Кортленд, «несчастная жена», с выбором мужа явно опростоволосилась. Восемь лет она терпела его странные выходки… Что это за «странные выходки»? Любопытно. Восемь лет мучений, так категорически утверждает «Санди компэниэн». В конце концов Джейнис завела себе друга. Этот молодой человек, со слегка идеалистическими представлениями о бренном мире, эдакий небожитель, стал случайным свидетелем сцены между мужем и женой и пришел в неописуемый ужас. Он накинулся на мужа с такой яростью, что последний проломил себе череп, ударившись об острый край мраморной каминной облицовки. Суд присяжных решил, что обстоятельства, побудившие молодого человека к действию, были чрезвычайными, что у этого идеалиста не было намерения убивать, и приговорил его к пяти годам за неумышленное убийство.
Страдающая Джейнис, приведенная в ужас «популярностью», которую она приобрела в ходе этого дела, уехала за границу, чтобы «обо всем забыть».
«Но удалось ли ей забыть? – вопрошала „Санди компэниэн“. – Надеемся, что да. Наверное, живет где-то в подлунном мире счастливая жена и мать, и те страшные годы безмолвных страданий кажутся ей всего лишь кошмарным сном…»
– Ясно, ясно, – пробурчал себе под нос Эркюль Пуаро и перешел к Лили Гэмбол, «трагическому порождению нашего перенаселенного мира».
Семья Лили Гэмбол, как выяснилось, жила в такой чудовищной тесноте, что девочку решили отдать. Заботы о ней взяла на себя ее тетка. Однажды Лили захотела пойти в кино, а тетка ей не разрешила. Тогда Лили Гэмбол схватила со стола подвернувшийся под руку секач и кинулась с ним на свою обидчицу. Та хоть и была женщина властная, но при этом маленькая и хрупкая. От удара она скончалась. Для своих двенадцати лет Лили была вполне развитой и крепкой девочкой. Исправительная школа для малолетних преступников распахнула свои двери, и Лили скрылась с горизонта.
«Сейчас она – женщина во цвете лет, имеющая право занять свое место в цивилизованном мире. Все годы, проведенные в заключении и под надзором, она вела себя образцово. Не значит ли это, что винить в происшедшей трагедии надо не ребенка, а систему? Невежество, нужда, трущобы – вот что окружало маленькую Лили, и она стала жертвой среды, в которой выросла. Трагедия произошла.
Лили искупила свою вину перед обществом, и мы надеемся, что она живет где-нибудь спокойно и счастливо, добропорядочной гражданкой, хорошей женой и матерью. Бедная маленькая Лили Гэмбол».
Пуаро покачал головой. Двенадцатилетняя девочка набрасывается на тетку с секачом и наносит ей смертельный удар – нет, милой такую девочку не назовешь. В данном случае его симпатии на стороне тетки.
Он занялся Верой Блейк.
Вера Блейк со всей очевидностью была из числа женщин, о которых говорят: все у нее не слава богу. Сначала она завела себе кавалера, а тот оказался гангстером, которого разыскивала полиция за убийство охранника в банке. Потом она вышла замуж за респектабельного коммерсанта, а он возьми и окажись скупщиком краденого. И двое ее детей, когда подросли, не остались без внимания полиции. Они ходили с мамочкой по магазинам и воровали вещички. Но вот и на ее улице наступил праздник – появился «хороший человек». Он предложил страдалице Вере перебраться в один из доминионов, вместе с детьми уехать из этой свихнувшейся страны.
«Впереди ее ждала новая жизнь. Судьба столько раз была немилостива к Вере, но наконец ее беды закончились».
Это еще неизвестно, скептически подумал Пуаро. Вполне возможно, она вышла замуж за мошенника, который орудует на океанских лайнерах!
Он откинулся назад и пристально вгляделся в четыре фотографии. Ева Кейн, взъерошенные кудри спадают на уши, огромная шляпа, букет роз доходит до самого уха, будто она держит телефонную трубку. На Джейнис Кортленд шляпа-колпак, нахлобученная на уши, талия подхвачена поясом. Лили Гэмбол – внешностью бог не наградил, похоже, больные аденоиды; рот приоткрыт, дышит тяжело, очки с сильными стеклами. Вера Блейк одета в черно-белые тона, эта трагедийность затмевает все остальное.
Миссис Макгинти зачем-то понадобилось вырезать эту статью со всеми фотографиями. Зачем? Просто сохранить, потому что ее заинтересовали описанные в ней истории? Едва ли. За свои шестьдесят с лишним лет она не обзавелась привычкой хранить что ни попадя. Пуаро знал это наверняка – видел перечень ее вещей, составленный в полиции.
Она вырезала эту статью в воскресенье, а в понедельник купила бутылочку чернил, из чего подразумевалось, что она, никогда не писавшая писем, вдруг собралась написать письмо. Будь письмо деловым, она, скорее всего, обратилась бы за помощью к Джо Берчу. Значит, речь шла не о делах. Тогда о чем же?
Пуаро еще раз вгляделся в фотографии.
Где, задавалась вопросом «Санди компэниэн», эти женщины сейчас?
Вполне возможно, подумал Пуаро, в ноябре одна из них была в Бродхинни.
3Поговорить с мисс Памелой Хорсфолл с глазу на глаз Пуаро удалось только на следующий день.
Мисс Хорсфолл заранее извинилась – не могу уделить вам много времени, очень тороплюсь в Шеффилд.
Мисс Хорсфолл была высокой, мужеподобной, пьющей и курящей женщиной, и казалось совершенно невероятным, что именно из-под ее пера вышли слащаво-сентиментальные строки, опубликованные в «Санди компэниэн». Тем не менее это было так.
– Только покороче, покороче, – нетерпеливо бросила она Эркюлю Пуаро. – Времени совсем в обрез.
– Я насчет вашей статьи в «Санди компэниэн». В ноябре. Из серии о женщинах с трагической судьбой.
– Ах, вон вы про что. Серия-то, между прочим, барахло, а?
Пуаро не стал высказываться на эту тему. Он продолжал:
– Конкретно меня интересует статья от девятнадцатого ноября, о женщинах, в жизни каждой из которых произошло преступление. Там речь идет о Еве Кейн, Вере Блейк, Джейнис Кортленд и Лили Гэмбол.
Мисс Хорсфолл ухмыльнулась.
– «Где эти женщины сейчас?» Как же, как же.
– После таких статей к вам, наверное, приходят письма?
– Еще как приходят. Иногда думаешь: у людей других дел нет, вот они и строчат. Кто-то «своими глазами видел, как убийца Крейг шел по улице». Кто-то хочет поведать мне «историю своей жизни, такую трагическую, что и представить невозможно».
– После этой статьи вам не приходило письмо от некой миссис Макгинти из Бродхинни?
– Дорогой вы мой, разве все в голове удержишь? Я получаю горы писем. Поди-ка запомни всех по фамилиям.
– Эту могли бы и запомнить, – заметил Пуаро, – потому что через несколько дней миссис Макгинти убили.
– Ну, это уже интереснее. – Мисс Хорсфолл сразу забыла, что она торопится в Шеффилд, и уселась верхом на стул. – Макгинти… Макгинти… Да, эту фамилию я помню. Жилец чем-то шмякнул ее по голове. Как материал для статьи преступление не особо захватывающее. Сексуальной подоплеки никакой. Значит, она мне писала?
– Я предполагаю, что она писала в «Санди компэниэн».
– Это одно и то же. Передать должны были мне. Значит, убийство… и ее имя в газетах… конечно, я должна помнить… – Она задумалась. – Было письмо, только не из Бродхинни. Из Бродвея.
– Вы вспомнили?
– Ну, не на все сто… Но фамилия… Смешная, из детской игры, да? Макгинти! Да – жуткий почерк и полная безграмотность. Если бы я знала… но оно было из Бродвея.
Пуаро сказал:
– Вы же говорите, почерк был неразборчивый. Бродвей и Бродхинни – очень похоже.
– Возможно. У этих деревушек названия – одно чуднее другого, откуда мне их знать? Макгинти – да. Вспомнила, и совершенно четко. Наверное, фамилия застряла в памяти из-за убийства.
