Морис Леблан - Восемь ударов стенных часов
Она остановилась. Рыдания не давали ей говорить.
Ренин кончил за нее:
— Вы ничего не знали до той минуты, когда пришли вас предупредить.
Тереза прошептала:
— Да… Только тогда я поняла, что именно сделала… Я почувствовала, что схожу с ума и готова кричать: «Это я! Не ищите! Вот кинжал! Я убийца!» Я готова была кричать о моей вине, как вдруг моего бедного Жака принесли домой… У него было очень спокойное и доброе лицо… Я тогда поняла свой долг, как он выполнил свой… Он меня не выдал, промолчал ради детей. Я тоже решила молчать. В этом убийстве мы оба были виновны, и оба мы были обязаны сделать все, чтобы оно не отразилось на наших детях. Во время своей агонии он ясно понял это… он имел необыкновенное мужество и силу воли после смертельного ранения двигаться, отвечать на вопросы и запереться, чтобы умереть. Этим поступком он искупил всю свою вину передо мной и одновременно простил меня, так как не выдал меня… Это он приказывал мне молчать и защищаться против всех и особенно против тебя, Жермена.
Последние слова она произнесла с большей твердостью. Она начинала приходить в себя и, думая о поступке мужа, в этом черпала энергию свою для дальнейшей борьбы. В присутствии интриганки, ненависть которой довела их до преступления и смерти, она готова была на борьбу, воля ее укрепилась.
Но Жермена Астэнг не признавала себя побежденной. Она выслушала свою соперницу с искаженным от злобы лицом. Казалось, что ничто не могло смягчить ее сердца, и угрызения совести ее не мучили. Под конец ее тонкие губы сложились в улыбку, точно она радовалась тому, что события приняли такой оборот. Ее жертва находилась в ее власти.
Она медленно поправила шляпу, посмотрела в зеркало, подпудрилась и направилась к дверям.
Тереза бросилась за ней.
— Куда ты идешь?
— Это мое дело.
— К следователю?
— Возможно.
— Ты не пойдешь.
— Хорошо, я его подожду здесь.
— И ты ему скажешь?
— Конечно. Все то, что ты сейчас сказала по своей наивности. Все теперь ясно! Ты дала все необходимые разъяснения.
Тереза схватила ее за плечо.
— Да, но я ему еще кое-что разъясню. Если я погибну, погибнешь и ты.
— Ты мне ничего не можешь сделать.
— Я выдам тебя, покажу твои письма.
— Какие письма?
— Те, в которых говорится о намерении убить меня.
— Ложь! Это были просто дружеские письма.
— Это были письма любовников и соучастников.
— Докажи.
— Они здесь, в бумажнике Жака.
— Нет.
— Что ты говоришь?
— Я говорю, что эти письма принадлежат мне. Я их взяла обратно… Вернее, мой брат.
— Ты их похитила, негодяйка, — воскликнула Тереза, — и ты мне их отдашь.
— У меня их уже нет. Они у брата.
— Он мне их вернет.
— Он уехал.
— Его найдут.
— Его — да, но не письма. Подобные письма уничтожаются.
Тереза пошатнулась и с отчаянием протянула руки к Ренину.
Ренин проговорил:
— Она говорит правду. Я следил за братом. Он вытащил письма из бумажника и ушел с ними.
Князь сделал паузу и добавил:
— Он захватил, во всяком случае, пять писем.
Хотя эта фраза была произнесена небрежно, но все поняли ее серьезное значение. Обе женщины подошли к нему поближе. Что он хотел сказать? Если Фредерик унес всего пять писем, то где же находится шестое?
— Я думаю, — продолжал Ренин, — что, когда бумажник выпал у него на берегу моря, из него выпало это шестое письмо, а также и фотография. Д'Имбреваль поднял и письмо, и фотографию.
— Откуда вы это знаете? — изменившимся голосом спросила Жермена Астэнг.
— Я нашел их в его фланелевой куртке, которую повесили около его кровати. Вот это письмо. Оно подписано Жерменой Астэнг. Из него видно, что она советовала своему любовнику убить жену. Я даже удивляюсь, что такая ловкая женщина написала столь неосторожное письмо.
Госпожа Астэнг позеленела и так смутилась, что даже не пыталась защищаться. Ренин продолжал, обращаясь исключительно к ней:
— По моему мнению, вы виноваты во всем том, что произошло. Вы, очевидно, разорены и, пользуясь слабостью господина д'Имбреваля, хотели заставить его на вас жениться, несмотря на все препятствия. Таким путем вы хотели получить его состояние. У меня есть доказательства всех этих ваших низменных расчетов. Несколько минут после меня вы стали рыться в карманах куртки убитого. Я вынул оттуда шестое письмо, но оставил в кармане клочок бумаги, который вы жадно искали; он тоже, видимо, выпал из бумажника. Этот клочок бумаги был чек, подписанный д'Имбревалем, в 100000 франков на имя вашего брата… Свадебный подарок, очевидно… На булавки!.. По вашим инструкциям ваш брат, вероятно, отправился в Гавр, чтобы в банке до четырех часов получить эти деньги. Но предупреждаю вас, я сообщил по телефону в банк, чтобы, ввиду убийства господина д'Имбреваля, этих денег не выдавали. Таким образом, если вы будете упорствовать, то о всех махинациях ваших и вашего брата я поставлю в известность судебную власть. Я еще расскажу о перехваченном мной неделю назад телефонном разговоре между вами и вашим братом по-испански. Но надеюсь, что до такой крайности вы меня не доведете. Мы ведь с вами придем к соглашению? Не так ли?
Ренин говорил свободно и властно, как бы не допуская никаких возражений; казалось, что все его слова были сама истина, сама логика. Оставалось только подчиниться ему.
Госпожа Астэнг это поняла. Подобные натуры, неукротимые во время борьбы, пока эта борьба возможна, в случае поражения легко сдаются. Жермена была слишком умна, чтобы не понять, что малейшая попытка сопротивления лишь ухудшит ее положение. Она находилась всецело в его власти. В подобных случаях подчиняются.
Она не пыталась разыграть комедию или впасть в истерику. Она подчинилась.
— Я с вами согласна, — проговорила она, — что же вы требуете?
— Уезжайте.
— Но если потребуют моего свидетельства?
— Вашего показания не потребуется.
— Однако…
— Вы ответите, что решительно ничего по этому делу не знаете.
Она направилась к выходу. У порога дверей остановилась и сквозь зубы прошептала:
— А чек?
Ренин посмотрел на госпожу д'Имбреваль, которая объявила:
— Пусть чек останется у нее. Мне этих денег не надо.
Объяснив Терезе д'Имбреваль подробно, что именно она должна показать следователю, Ренин и Гортензия покинули дачу.
На берегу и прокурор и следователь продолжали следствие, опрашивали свидетелей и совещались между собой.
— Когда я подумаю только, — заметила Гортензия, — что у вас находятся кинжал и бумажник д'Имбреваля!..
— Это вам кажется очень опасным? — ответил он со смехом. — Мне же это кажется бесконечно смешным.
— Вы не боитесь?
— Чего?
— Что вас могут заподозрить?
— Господи! Никто никогда ни о чем не догадается. Мы сейчас расскажем о том, что видели. Это увеличит смущение, так как мы ведь ничего не видели. Из осторожности мы пробудем здесь дня два, следя за событиями. Но дело кончено! Ни о чем никто не догадается.
— А вы, однако, все разгадали с первого же мгновения. Каким образом?
— Потому что, вместо того чтобы прибегать ко всяким хитросплетениям, как это обыкновенно делают, я сразу правильно ставлю вопрос, и ответ приходит сам собой. Господин входит в кабинку и там запирается. Через полчаса его находят мертвым. Никто не входил. Что же произошло? Для меня ответ ясен. Не стоит даже голову ломать. Так как преступление совершено не в кабинке, то, следовательно, оно совершено раньше: господин перед входом в кабинку был смертельно ранен. И вот все для меня ясно! Госпожа д'Имбреваль, которая должна была быть убита сегодня вечером, предупредила это событие. Когда муж ее наклонился, она в припадке аффекта убила его. Оставалось искать лишь мотив этого преступления. Когда я познакомился с этими мотивами, я решил защищать ее. Вот и вся история!
Наступал вечер. Синева небес делалась темнее, море еще более спокойным.
— О чем вы думаете? — спросил Ренин.
— Я думаю о том, — сказала она, — что если бы я вдруг сделалась жертвой какой-нибудь интриги, то я всегда сохранила бы в вас веру, в то, что вы меня всегда спасете, невзирая ни на какие препятствия. Нет границ вашему могуществу.
Он тихо прошептал:
— Я безгранично хотел бы вам нравиться.
Фильм-разоблачитель
— Обратите внимание на того, который играет дворецкого, — сказал Сергей Ренин.
— В чем же дело? — спросила Гортензия.
Они сидели в кино на бульварах. Молодая женщина увлекла туда Ренина, чтобы посмотреть одну артистку, которая имела к ней близкое отношение. Роза-Андрэ, значившаяся в афише жирным шрифтом, приходилась ей сводной сестрой, так как их отец был женат два раза. Несколько лет уже они находились в ссоре и даже не переписывались. Очень красивая и гибкая, Роза-Андрэ сначала без успеха пробовала свои силы на драматической сцене, но затем сделалась известной киноактрисой. В этот вечер она оживляла своим талантом и жгучей красотой довольно посредственный фильм «Счастливая принцесса».
