Найо Марш - Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти (сборник)
– Но с какой стати ей вместе с мисс Харден наказывать еще и сэра Филиппса?
– Одному Богу известно. Разве женщин поймешь?
– Я не пытался.
– Наверное, вы подумаете, что с моей стороны это большая дерзость, но… знаете… я считал сэра Дерека, как бы сказать, замечательным человеком, и мне невыносима мысль, что все это выплывет наружу и станет достоянием гласности. Отвратительно.
В этих сбивчивых словах чувствовался тот же душок уклончивости, что и в его покоряющей тактичности. Он почтительно посмотрел в насмешливое лицо полицейского. Тот удивленно изогнул бровь.
– Подумайте, а если сэра Дерека действительно убили, неужели вам бы хотелось, чтобы преступник избежал наказания?
– Нет. Но, видите ли, я уверен, что его не убивали. Те два письма ничего не означают. Я сразу так решил, когда… – Секретарь запнулся.
– Вы собирались сказать, когда вы так решили, – строго посмотрел на него Аллейн.
– Когда леди О’Каллаган их обнаружила.
– Где хранились письма, мистер Джеймсон?
– В его личном ящике. – Рональд густо покраснел.
– А ключи?
– Обычно в столе.
– Хорошо. И не будем дальше вдаваться в подробности, пока не выясним, что сэр Дерек в самом деле убит.
– Абсолютно уверен, что это невозможно сэр.
– Надеюсь, вы правы. Доброй ночи.
– Огромное спасибо, сэр, – с готовностью подхватил Рональд, вкладывая в слова все свое обаяние. – И вам доброй ночи.
Аллейн взмахнул тростью, круто повернулся и стал удаляться. Секретарь, теребя галстук, еще долго смотрел вслед высокому элегантному мужчине. Затем взглянул на окна дома, пожал плечами и быстро взбежал по ступеням ко входу.
Аллейн услышал, как хлопнула дверь. Сворачивая с Кэтрин-стрит к Букингемским воротам, он стал насвистывать песенку Офелии:
Ах, он умер, госпожа,
Он – холодный прах;
В головах зеленый дерн,
Камешек в ногах.
Post-Mortem [4]
Понедельник, пятнадцатое. День
– Все толкуют мне о пээмах, – пожаловался Аллейн в понедельник инспектору Фоксу, – а я не могу понять, то ли они имеют в виду премьер-министра, то ли пост-мортем. Не сразу сообразишь, если имеешь дело и с тем и с другим.
– А что вы хотели? – сухо заметил Фокс. – Как продвигается дело?
– Пока есть лишь подозрение. Леди О’Каллаган настаивает на расследовании и в случае отказа грозит обратиться к премьер-министру. Коронер дал указание о расследовании, и оно началось в субботу до полудня, за чем последовало другое, которое продолжалось в выходной и до полудня, и после. Видишь, как все запутано.
– Вы встревожены, шеф.
– Когда вы называете меня шефом, я чувствую себя какой-то помесью индейского воина с персонажами из гангстерских фильмов, у которых тяжелые подбородки и сигары в зубах.
– Ладно, шеф, – невозмутимо произнес Фокс и мрачно добавил: – Здесь есть над чем попотеть.
– Что верно, то верно. Признаюсь, я поволновался во время дознания. Выглядел бы отменно глупо, если бы все пошло по-иному и вскрытия бы не назначили.
– Филиппс вовсю постарался, чтобы не допустить вскрытия.
– Вы так думаете?
– А вы нет?
– Пожалуй… да, похоже на то.
– Невиновный человек в его положении, наоборот, добивался бы вскрытия, – заметил Фокс.
– Нет, если бы считал, что это совершил кое-кто другой.
– Светлая мысль.
– Пока лишь мысль. И не исключено, что глупая. Что скажете о роли старшей сестры Мэриголд?
– Складывается впечатление, что она рада дознанию, но отвергает любой намек на критику сэра Джона Филиппса.
– Бросила пару едких замечаний о другой медсестре – Бэнкс.
– Вот и мне она показалась какой-то странной. Об этой девице Харден молчала, а как только речь зашла о Бэнкс…
– Взвилась как пантера, – заметил Аллейн. – Да, «странная» – подходящее слово.
– С медиками в таких случаях всегда непросто: держат оборону, если можно так выразиться, – рассуждал Фокс.
– Этого-то я как раз и не наблюдаю. Прочитал стенограмму дознания, и меня поразило вот что: вся эта компания играет во что-то вроде салок в темноте. Или в перетягивание каната в темноте. Хотят действовать сообща, но не могут сообразить, в какую сторону тянуть. Вот стенограмма. Давайте-ка просмотрим вместе. Где ваша трубка?
Полицейские закурили, и Аллейн протянул через стол подчиненному сделанную под копирку копию стенограммы дознания.
– Сначала о непосредственных показаниях к операции. Филиппс заявил, что сэр Дерек страдал прободным абсцессом аппендикса и был принят в клинике на Брук-стрит. Он обследовал больного и посоветовал срочное хирургическое вмешательство, которое по просьбе леди О’Каллаган взялся выполнить сам. В брюшной полости был обнаружен перитонит. Анестезиологом выступил доктор Робертс – его привлекли к операции, поскольку штатный анестезиолог отсутствовал. Филиппс утверждает, что Робертс принял все меры предосторожности и к анестезиологу у него нет претензий. Ассистент хирурга Томс с этим соглашается, как и старшая медицинская сестра Мэриголд и две другие медсестры. Перед началом операции Филиппс ввел гиосцин, что в подобных случаях является обычной процедурой. Для инъекции он использовал принесенные с собой таблетки, поскольку предпочитает их имеющемуся в операционной раствору, так как гиосцин в выс-шей мере коварное средство. Так и тянет сказать, что все было предусмотрено и ответственность ни на ком не лежит. Шприц для инъекции он готовил сам. В конце операции был введен состав с красивым названием «концентрированный антитоксин газовой гангрены», применяющийся в случае перитонита. Сыворотку и большой шприц подготовила сестра Бэнкс до операции. Сыворотка представляла собой готовый продукт в ампуле, из нее сестра и наполнила шприц. Сестра Харден принесла шприц и передала Томсу. Тот и ввел состав. В это время анестезиолог Робертс забеспокоился из-за сердца пациента и попросил сделать инъекцию камфары. Состав подготовила и укол сделала старшая по возрасту сестра. Дырку в животе заштопали, и больного увезли из операционной. Он умер через час, предположительно от острой сердечной недостаточности. Но один из моих друзей-медиков выражается иначе: «Человек умирает от смерти». Итак, мы скромно констатируем: пациент умер в результате операции, которая, за исключением одного небольшого обстоятельства, а именно смерти больного, была проведена успешно.
– Что ж, – заметил Фокс, – до этого момента они все согласны друг с другом.
– А вы заметили, что они начали осторожничать, когда речь зашла о том, как Джейн Харден взяла шприц с антигангренной сывороткой? Ей самой стало не по себе, когда коронер задал об этом вопрос. Вот это место:
...« Коронер. Вы передали доктору Томсу шприц с антигангренозной сывороткой?
Медсестра Харден ( после паузы ). Да.
Коронер. Вы при этом не замешкались или не произошло ли чего-нибудь иного?
Медсестра Харден. Да, я помедлила. Шприц был уже наполнен, и я хотела убедиться, что это тот, который требуется.
Коронер. Вы не ожидали, что он уже приготовлен?
Медсестра Харден. Я неважно себя чувствовала и секунду колебалась, а затем сестра Бэнкс подсказала мне, что надо взять большой шприц и передать его док-тору Томсу».
Вызванный повторно Филиппс заявил, что задержка не имела существенного значения. Медсестра Харден плохо себя почувствовала и потеряла сознание.
...« Коронер. Мне стало известно, что вы были лично знакомы с усопшим.
Медсестра Харден. Да».
Аллейн положил стенографический отчет.
– Вот это обстоятельство. Все выглядит совершенно естественно. Но я чувствую, как возрастает напряжение, когда о нем заходит речь. – Он немного помедлил и с расстановкой добавил: – Если бы не Томс, никто бы не узнал об инциденте.
– Я заметил, сэр. Мистер Томс, давая показания, проговорился, а потом как будто пожалел, что сказал лишнее.
– Именно.
Фокс внимательно посмотрел на него.
– Судя по тому, что нам известно, эта девушка испытывала сильное душевное волнение. Был мужчина, которому она писала и с которым, как мы понимаем, у нее имелась связь. Она рассчитывала на постоянное взаимопонимание – это вытекает из ее письма, – но ничего не получилось, и девушка пригрозила убить его. А он – тут как тут, на столе.
– Очень драматично, – усмехнулся Аллейн. – То же самое с небольшими поправками можно отнести к сэру Джону Филиппсу.
– Да, – согласился Фокс. – Не исключено, что они в сговоре.
– Нет-нет, до тех пор пока мы не получим отчет экспертов, я категорически против всяких догадок. Я никого из этих людей не допрашивал. Вы же знаете, я считаю, что до завершения дознания нельзя выдвигать никаких суждений. Пусть дознание проводится непредвзято. Вскрытие может ничего не показать, и в таком случае нам лучше незаметно исчезнуть.
