Рекс Стаут - Красная шкатулка
Закончив, Кремер облегченно вздохнул и, повернувшись к полицейским, сказал:
— Порядок, Роуклифф! Можно начинать — давай с переднего ряда.
— Господин инспектор, минуточку!..
Кремер повернулся. Из самой середины поднялась особа с такой большой головой, что казалось, будто у нее нет плеч, и, вздернув нос, заявила:
— Господин инспектор, я хочу сказать, что мы не потерпим никакого принуждения и не будем отвечать на неподобающие вопросы. Я — член лиги «За гражданское достоинство» и специально пришла сюда, чтобы убедиться…
— Что вы, мадам. — Кремер протестующе поднял руку. — Никакого принуждения…
— Прекрасно! Помните, что, помимо обязанностей, у каждого гражданина есть неотъемлемые права…
Среди присутствующих раздались смешки. Кремер кивнул мне, и мы прошли в примерочную. Капитан Диксон не потрудился даже поднять глаза. Вероятно, он вполне довольствовался тем, что попадало в поле его зрения. Кремер, хмыкнув, опустился на стульчик с шелковой обивкой, стоящий у перегородки кабины.
— Ну что, начнем? — проворчал он. — Хотя все это хреновина.
Капитан Диксон то ли проворковал, как влюбленный голубок, то ли хрюкнул, точно опоросившаяся свинья. Я подсел к нему. Потом положил четыре коробки «Королевского набора» под стол, а пятую взял в руки.
— Готово? — спросил я у Кремера. — Хотите, чтобы я говорил?
Он кивнул. Дверь отворилась, и в сопровождении одного из полицейских вошла женщина средних лет в модной шляпке блином, словно приклеенной к уху, а губы и ногти у нее были немыслимого ржавого цвета. Она оглядела комнату без особого интереса. Я протянул руку:
— Будьте добры…
Она подала мне два листка. Один я передал капитану Диксону, другой оставил себе.
— Теперь, миссис Бэллин, сделайте то, о чем я вас попрошу, причем, пожалуйста, как можно спокойнее, не раздумывая и не нервничая.
— Я не нервничаю, — улыбнулась она.
— Ну и прекрасно! — Я снял крышку и поднес ей коробку. — Возьмите конфету.
Она пожала плечами.
— Я очень редко ем конфеты.
— Нам не нужно, чтобы вы ели. Просто возьмите конфету. Пожалуйста.
Она протянула руку и, взяв первую попавшуюся конфету, показала мне.
— С шоколадной начинкой.
— Хорошо. Положите ее назад. Вот и все. Благодарю вас, миссис Бэллин, всего вам доброго.
Она оглядела нас и произнесла удивленно с оттенком дружеского сочувствия:
— Ну и ну!
Я подошел к столу и пометил крестиком уголок ее листка, а под именем написал цифру 6.
— Вулф сказал, чтобы три штуки брали, — проскрипел Кремер.
— Верно, сказал. Но, кроме того, он велел действовать по обстоятельствам, что я и делаю. Если эта дамочка в чем-то и замешана, то никакой Ниро Вулф не отгадает, в чем именно. А как по-вашему, капитан?
Диксон издал звук, напоминающий нечто среднее между мычанием антилопы-гну и урчанием трехпалого ленивца. В этот момент отворилась дверь и вошла высокая стройная женщина в длинном, плотно облегающем черном пальто с серебристой лисой таких размеров, что казалось, будто бедное животное страдало гигантизмом. Губы у нее были плотно сжаты, взгляд устремлен вперед. Я взял у нее оба листка и один отдал Диксону.
— А теперь, мисс Глеймор, сделайте то, о чем я вас попрошу, только, пожалуйста, как можно спокойнее, не раздумывая и не нервничая, хорошо?
Бедняжка было отпрянула, но взяла себя в руки и кивнула. Я протянул ей коробку.
— Возьмите конфету, любую.
Она охнула, глаза ее округлились.
— Ведь это же… — Она зажала кулаком рот и завизжала.
— Достаточно, благодарю вас, — произнес я ледяным тоном. — Всего доброго. Пожалуйста, проводите мадам.
Полицейский взял ее под локоток и легонько повернул к двери.
— Душераздирающие вопли — это ее специальность, — сказал я, делая пометки на ее листке. — Это же Бет Глеймор, не узнали? На сцене она так же переигрывает, как и в жизни. Посмотрите на нее в «Плате за безрассудство».
— Все равно зряшная это затея, — равнодушно заметил Кремер. Диксон хрюкнул. Опять открылась дверь, и вошла еще одна женщина.
Так и шел наш эксперимент, отнявший почти два часа. Служащих проверяли под самый конец.
Все вели себя по-разному, кто-то брал три конфеты, кто-то две или одну, а некоторые ни одной. Когда конфеты замусолились, я достал из-под стола вторую коробку. Диксон время от времени урчал и крякал, однако старательно заполнял листки пометками. То же самое делал и я со своими бумажками.
Несколько раз возникали трения, правда, не особо серьезные. Елена Фрост вошла бледная как полотно и не пожелала брать конфету. Тельма Митчелл хотела, казалось, сразить меня презрением и, прикусив нижнюю губу, вытащила три фруктовые в сахаре. Дадли Фрост объявил, что все это чепуха, затеял с Кремером перебранку, и его пришлось вежливо удалить с помощью одного из полицейских. Луэллин не проронил ни слова и спокойно взял три разные конфеты. Мать Елены методично выбрала тонкую длинную шоколадку, «миндальный орех» и леденец. Положив их назад, она аккуратно вытерла пальцы платком. Один тип интересовал меня особо, поскольку о нем я кое-что слышал, — пижон в визитке с подложенными плечами. Выглядел он лет на сорок, хотя мог быть и несколько старше. У него были тонкий нос, жиденькие волосы и бегающие глаза. Перрен Джебер — так было написано на бумажках. Он поколебался немного, потом улыбнулся, словно показывая, что не собирается противиться нашим прихотям, и взял наугад пару конфет.
Самым последним был хозяин — Бойден Макнейр. Как только я разделался с ним, инспектор Кремер поднялся и сказал:
— Благодарю, мистер Макнейр. Вы оказали нам большую услугу, через пару минут мы уходим, и вы можете открывать ателье.
— Вам что-нибудь удалось выяснить? — осведомился Макнейр, вытирая лицо платком. — Боюсь даже думать, как это скажется на моем деле. Все это ужасно! — Он сунул платок в карман и тут же вытащил его снова. — Голова прямо раскалывается. Поднимусь к себе, приму аспирин. Вообще-то, лучше бы домой, а то и в больницу… В чем же все-таки идея вашего эксперимента?
— Идея? — Кремер достал сигару. — Да так, психологическая проверка. Если она даст результаты, я вам сообщу.
— Понятно. Я пойду посмотрю, как там наши дамы. Да-да, сообщите, пожалуйста.
С этими словами он вышел.
Мы тоже двинулись к выходу, я с Кремером и за нами капитан Диксон. Пока мы шли по залу, где полицейские собирали разбредшихся покупателей и вообще помогали восстановить порядок, инспектор держался спокойно и уверенно, но едва мы вышли на улицу, бросился на меня как цепной пес. Меня даже удивило — с чего он так злится? Только потом я сообразил, что эта горячность — лишь свидетельство его высокого мнения о Ниро Вулфе. Когда Кремер малость приутих, я возразил:
— Бросьте, инспектор. Вы что, думаете, Вулф — волшебник? Ну, велел он там проделать эту штуковину, но это вовсе не значит, что кто-то должен тут же бухнуться на колени и хватать вас за штаны — виноват, мол, раскаиваюсь. Наберитесь терпения! Дома я доложу все Вулфу, а вы поговорите с капитаном Диксоном — если он вообще способен разговаривать.
— Нет, но я-то, я-то хорош! — рычал Кремер. — Если этот толстомясый носорог решил меня разыграть, я заставлю его сожрать его собственную лицензию. А другой ему вовек не видать!
Я уже сидел в родстере.
— Да не разыгрывает он вас, сами увидите. Только дайте ему срок. — Я отпустил сцепление и укатил, не подозревая, что ждет меня на Тридцать пятой Западной улице.
Я прибыл туда в половине двенадцатого, рассчитывая, что Вулф вот уже полчаса как спустился из оранжереи и, смакуя третью бутылку пива, находится в хорошем расположении духа, что было бы весьма кстати, поскольку никаких добрых вестей я, строго говоря, не принес. Поставив машину у дома, я положил в холле шляпу и прошел в кабинет, который, к моему удивлению, был пуст. Заглянул в ванную, но и там никого не было. Пошел на кухню, чтобы расспросить Фрица, однако только пересек порог, сердце у меня упало и покатилось по полу.
Вулф сидел за кухонным столом с карандашом в руке, вокруг были разбросаны бумаги. Фриц стоял перед ним, и в глазах его светился хорошо знакомый мне огонек. Ни тот ни другой не обращали на меня ни малейшего внимания. Вулф говорил:
— …Да, но настоящего павлина мы не достанем. Конечно, Арчи мог бы снова потрясти ту ферму в Лонг-Айленде, только боюсь, это безнадежно. Чтобы получить хорошую павлинью грудку, надо, чтобы птица не нервничала, не подвергалась никаким шумовым воздействиям, особенно с воздуха, а в окрестностях Лонг-Айленда полно самолетов. Итак, сегодня довольствуемся гусем, разумеется, с начинкой, как договорились. Но завтра самое лучшее — молодая козлятина. Мы, не откладывая, звоним мистеру Зальценбаху, чтобы он заколол отборнейший экземпляр. Утром Арчи сгоняет за ним в Гарфилд, а вы уже сейчас начинайте готовить все для соуса. Но что в пятницу? Вот в чем вопрос! Если попытаемся найти хорошего павлина, накличем беду. Конечно, можно обойтись специально откормленными голубями, хороший голубь — в общем, тоже недурственно, но разве это настоящая еда?.. Знаете, Фриц, что я вам скажу? Давайте попробуем нечто совершенно иное! Вы слышали, что такое шашлык? Я пробовал в Турции. Берут молодого барашка и тонкие кусочки мяса вымачивают в красном вине со специями. Я вот запишу тут: тимьян, немного мускатного ореха, сушеный перец, конечно, чеснок…
