Пьер Сувестр - Ночной извозчик
Пантере снова пришлось действовать под угрозой револьвера.
— Бог ты мой пресвятой! — застонала она, поворачивая ключ в замке. — Что теперь мой парень-то скажет?
Раймонда не дала ей договорить.
— Твой парень? — засмеялась она и с довольным вздохом выпрямилась, когда Пантера отомкнула замок. — Твой парень? Ты ему скажи, Пантера, что он болван! Что такую пленницу, как я, надо было самому сторожить… и что я вскоре к нему наведаюсь. Прощай!
Пантера на миг окаменела, но тут же сообразила, что произошло, и, словно обезумевшая, бросилась наперерез Раймонде, решительно направлявшейся к откидному лазу; теперь Пантера, казалось, расхрабрилась и была готова на все.
— Не пройдешь! — крикнула она. — Не пущу!
Но и эта попытка сопротивления так же не удалась ей, как и предыдущая. Раймонда, продолжая целиться и отнюдь не испугавшаяся крика злобной девки, двинулась ей навстречу.
— Не пройду? — спросила она. — Вот еще! Да ты совсем сдурела, душа моя! Отойди в сторону… или я стреляю!
Прелестная рука девушки напряглась, грозя револьвером; решительность Раймонды, уверенность ее вынудили Пантеру сдаться и отступить.
Прошел час, а Пантера, все еще дрожа всем телом, возилась на чердаке, прибирая вещи, среди которых недавно находилась связанная узница, бежавшая теперь на свободу…
Пантера представляла себе, что скажет ее любовник. В то же время она со страхом предполагала, что в ее грязное жилье могут ворваться полицейские, а за ними толпа, требующая отмщения!
Внезапно она вздрогнула: дверь комнаты под ней, комнаты, через которую убежала Раймонда, открылась, потом с силой захлопнулась; послышались шаги, и Пантера, внимательно прислушиваясь, тотчас же их узнала.
— Дьявол! — прошептала она. — Ну и нагорит же мне! Ясно, это Фонарь явился… Вот как я погорела — он же увидит, что я спускалась с чердака, а птичка-то улетела! Вот невезуха-то!
Снизу раздался требовательный крик:
— Эй, Пантера, сыпь сюда, покажи морду, мы с Глазком вернулись и у обоих глотки пересохли!
— Потерпи минуточку, Фонарь! Бегу бегом!
Но Фонарь ждать не любил, и первая ступенька лестницы уже заскрипела под его тяжелым башмаком.
Глава 5
ПОДПИСЬ ФАНТОМАСА
Даниэль, хорошо вышколенный слуга г-на Шаплара, осторожно приоткрыл дверь рабочего кабинета хозяина.
Обычно г-н Шаплар никогда не приходил в магазин по утрам, но на этот раз он, в виде исключения, явился спозаранку и к тому же велел слуге никого не принимать, кроме некоего господина Жюва, который, видимо, придет в половине одиннадцатого.
Жюв?
Слуга и бровью не повел, но тем не менее был весьма удивлен. Жюв?
Жюв! О, черт возьми, это имя было ему хорошо знакомо, оно тотчас же вызвало в памяти облик короля сыщиков — ведь не раз этот слуга приходил в восторг, встречая в газетах имя знаменитого инспектора Сюртэ и неудивительно, что его потрясло известие о том, что хозяин прибегнул к его услугам.
Итак, Жюв явился ровно в половине одиннадцатого, как и рассчитывал г-н Шаплар. Слуга тихим голосом доложил о нем.
— Просить подождать, сударь?
— Конечно нет, сейчас же проводите его сюда.
Несколько мгновений спустя в кабинет вошел Жюв, а слуга закрыл за ним дверь, весьма сожалея, что не может присутствовать при предстоящем разговоре или хотя бы подслушать его. Жюв был очень бледен и едва раскланялся с хозяином кабинета.
— Какие новости? — спросил он.
Г-н Шаплар рассыпался в приветствиях.
— Как любезно с вашей стороны, — сказал он, — так быстро откликнуться на мою просьбу. Конечно, я понимаю, когда звонил вам вчера, чтобы сообщить об украденных у меня пятистах тысячах франков, что вы сочтете это дело достаточно серьезным, но тем не менее..
Жюв быстро прервал эти излияния; он взволнованно повторил:
— Какие новости?
Г-н Шаплар удивленно взглянул на инспектора.
— Никаких, а в чем дело?
— Никаких известий о Раймонде?
— Нет, никаких, кроме того, что я вам рассказал вчера, когда мне дали знать, что эта девушка исчезла из дому…
Жюв, усевшийся было по приглашению г-на Шаплара в глубокое кресло, вскочил одним прыжком с такой быстротой и ловкостью, которые трудно было ожидать от человека его возраста, если не знать, что его тело по-прежнему обладало удивительной гибкостью.
— Ах вот как, значит, никаких известий, — сказал он, — никаких известий.
— Никаких, уверяю вас.
— Вы можете поклясться?
На этот раз г-н Шаплар тоже поднялся: поведение полицейского озадачило его. Почему Жюв требовал от него какой-то клятвы? О чем он думал?
Г-н Шаплар волновался и поэтому сказал с некоторым раздражением:
— Конечно, клянусь вам. Что я могу знать о ней, если она исчезла?
Несколько мгновений Жюв молчал. Чувствуя себя совершенно свободно, ничуть не робея в присутствии архимиллионера — нашему Жюву и не с такими важными особами доводилось беседовать — полицейский прохаживался по роскошно обставленному кабинету, засунув руки в карманы.
— Ну что ж, — сказал он минуту спустя, — если у вас нет ничего нового, господин Шаплар, это становится просто непостижимым. — И отчеканил по слогам с расстроенным и в то же время сердитым видом, — Не-по-сти-жи-мая история!
Затем он опять заговорил:
— Что вы делали с самого утра, господин Шаплар? Что видели?
— С утра?
— Да, с утра? Как вы пришли сюда, через какой вход?
— Да как всегда, через вход в магазин.
— И поднялись прямо сюда?
— Сюда, в кабинет? Да, конечно.
— И прошли через главный зал?
— Да, прошел через главный зал.
— Не взглянув вверх?
— Нет, не взглянув вверх.
— Словом, вы ничего не видели?
По мере того как Жюв задавал эти вопросы, г-н Шаплар волновался и беспокоился все больше и больше. Наконец он спросил:
— Но что вы имеете в виду, в конце концов? Что означают все эти вопросы? Зачем вы спросили, взглянул ли я вверх?
— Чтобы знать, видели вы или нет…
Непонятный ответ полицейского, произнесенный едва слышным шепотом, окончательно расстроил Шаплара. Богач-директор «Пари-Галери» вскочил с места и воскликнул:
— Да что такое? Что вы хотите сказать? Что я должен был увидеть? Говорите же яснее, дьявол вас побери!
Но этот взрыв возмущения ничуть не тронул Жюва; он очень просто ответил:
— В этом надо разобраться любой ценой; надо любой ценой найти ключ к этой загадке.
С этими словами Жюв, казалось, погрузился в такое глубокое размышление, что г-н Шаплар не решился нарушить тишину.
Впрочем, бездействовал Жюв недолго. Со свойственной ему резкостью он схватил за руку г-на Шаплара и увлек его в глубину кабинета, к большой двери, выходившей в магазин.
— Она открывается? — спросил он, указывая на закрытые створки. Г-н Шаплар в недоумении кивнул головой.
— Так вот, прикажите открыть.
Г-н Шаплар нажал на кнопку звонка и велел вбежавшему швейцару:
— Откройте дверь.
Не успели створки распахнуться, как Жюв, вовсе отбросив всякую вежливость, вытащил г-на Шаплара на галерею, опоясывающую зал.
— Вот! — заявил ок. — Смотрите же и объясните мне, что это значит.
Г-н Шаплар онемел от изумления. Что означало странное поведение Жюва? Уж не спятил ли полицейский? Г-н Шаплар внимательно осмотрелся по сторонам, как требовал Жюв, но не увидел ничего, достойного внимания.
— Итак? — сказал он вопросительным тоном. — На что прикажете смотреть? Внизу — отдел обуви, напротив нас — читальный зал, слева…
— Да поднимите же голову!
Голос Жюва был полок ярости.
Г-н Шаплар посмотрел вверх. Но как только взгляд его коснулся застекленного купола главного зала, он пошатнулся и еле удержался на ногах.
Лицо его залила мертвенная бледность, из груди вырвалось глухое «Ах!»
— Что вы на это скажете? — спросил Жюв.
Но г-н Шаплар был не в состоянии ответить. Он только машинально повторил то, что Жюв произнес несколько мгновений тому назад: «Непостижимо! Совершенно непостижимо!»
Он не мог отвести глаз от стеклянного купола. Жюв, казалось, едва мог устоять на месте.
— Вы прочитали? Вы поняли? — спросил он.
Г-н Шаплар только покачивал головой, в знак отрицания.
То, что так поразило полицейского и директора «Пари-Галери», и впрямь должно было любого повергнуть в изумление.
На самой середине стеклянного свода красовалась надпись, начертанная, безусловно, в ночные часы, и ее крупные, отчетливые буквы гласили следующее: «Немедленно освободите Раймонду, не то вам не миновать страшных бед!»
Что это означало? Кто был автором надписи? К кому она была обращена? Что за угроза содержалась в ней?
Но главное, главное — кому хватило смелости написать такой приказ прямо на стеклянном своде главного зала?
