Жорж Сименон - Мегрэ ищет голову
– Верно. Эти поездки были еще при мне.
– Так вот, из канала Сен-Мартен вытащили мертвое тело. Возможно, это он.
– Никто его не опознал?
– Пока никто. Опознать его трудно, потому что мы не нашли голову.
Люсетта даже не вздрогнула при этих словах – возможно, потому, что работала в больнице.
– Что с ним могло произойти, по-вашему? – спросила она.
– Не знаю. Ищу. К жизни вашей матери имеют отношение некоторые мужчины. Извините, что говорю вам об этом.
– Уж не думаете ли вы, что для меня это новость?
– Не был ли ваш отец когда-то, мальчиком или подростком, ранен зарядом охотничьей дроби в живот? На лице ее появилось удивление:
– Я никогда об этом не слыхала.
– И, конечно, никогда не видели шрамов?
– Если они на животе… – она чуть улыбнулась.
– Когда вы последний раз были на набережной Вальми?
– Подождите… Должно быть, с месяц назад.
– Калас был там?
– Я всегда старалась приходить, когда его нет дома.
– После обеда?
– Да. В это время он обычно играет на бильярде где-то в районе Восточного вокзала.
– У вашей матери не было тогда какого-либо посетителя?
– В тот день – нет.
– Вам было что-нибудь нужно от матери?
– Нет.
– О чем вы говорили?
– Не помню. О разных вещах.
– О Каласе шла речь?
– Вряд ли.
– Может быть, вы приходили попросить у матери денег?
– Вы заблуждаетесь, господин комиссар. Было время, когда я сидела без гроша и даже голодала, но и тогда я не клянчила у их двери. А теперь я хорошо зарабатываю, и мне подавно незачем это делать.
– Вы не помните, о чем вы говорили во время вашего последнего визита на набережную Вальми?
– Точно не помню.
– Среди мужчин, посещавших бар, вы не встречали румяного молодого человека, который ездит на трехколесном велосипеде?
Она отрицательно покачала головой.
– А рыжего мужчину средних лет? На этот раз она задумалась.
– У него на лице следы ветряной оспы? – спросила она.
– Не знаю.
– Если да, то это господин Дьедонне.
– Кто он такой?
– Я ничего о нем не знаю. Друг моей матери. Очень давний клиент кафе.
– Послеобеденный клиент? Она поняла:
– Я, во всяком случае, видела его после обеда. Может быть, это и не то, что вы думаете. Я ничего не утверждаю. Он производил впечатление человека тихого, такого представляешь себе сидящим вечером у огня, в домашних туфлях. Впрочем, я почти всегда видела его сидящим у печки, напротив моей матери. Они так давно были знакомы, что им уже незачем было стараться развлекать друг друга. Вы понимаете? Их можно было принять за старых супругов.
– Вы не знаете, где он живет?
– Я слышала, он говорил, вставая: «Мне пора на работу». Наверно, работает в том же квартале, но не знаю кем. Одевается он лучше, чем рабочие. Я приняла бы его скорее за конторщика.
В коридоре послышался звонок, и собеседница Мегрэ разом поднялась.
– Меня вызывают, – сказала она. – Извините, я должна идти.
– Возможно, я зайду еще к вам на улицу Сен-Луи.
– Я бываю там только вечером. Не приходите слишком поздно, я рано ложусь.
Мегрэ видел, как она на ходу покачала головой, подобно человеку, еще не вполне осознавшему новость.
– Извините меня, мадмуазель. Будьте добры, где выход?
Мегрэ выглядел таким растерянным, что молоденькая девушка у стола улыбнулась и проводила его по коридору до лестницы.
– Отсюда доберетесь сами. Сейчас вниз, налево и еще раз налево.
– Благодарю вас.
Он не решился спросить у нее, что она думает о Люсетте Калас. Он и сам затруднился бы сказать, что он о ней думает.
На обратном пути Мегрэ зашел выпить глоток белого в бистро напротив Дворца правосудия. Когда он вновь очутился в своем кабинете, там его уже ожидал Лапуэнт.
– Как дела у святых сестер? – спросил Мегрэ.
– Они были очень приветливы. Я сначала боялся, что мне там будет не по себе, но они меня встретили так, что…
– Выяснил что-либо о шрамах?
Лапуэнт был не слишком удовлетворен результатом своего визита.
– Прежде всего, как и говорила нам госпожа Калас, врач, делавший операцию, умер три года назад. Монахиня в регистратуре нашла историю болезни Каласа. О шрамах там, естественно, не упоминается, зато я узнал, что Калас болел язвой желудка.
– Они оперировали ему язву?
– Нет. Перед операцией они делают полное обследование и результаты записывают.
– Об особых приметах там не упоминается.
– Ничего подходящего. Моя монашка расспрашивала других сестер, но никто из них уже толком не помнит о Каласе. Одна только вспомнила, что он молился перед наркозом.
– Он был католик?
– Нет, просто боялся. Таких подробностей святые сестрички не забывают, а шрамы у них в памяти не остаются.
Итак, дело не сдвинулось с места и безголовое тело по-прежнему оставалось неопознанным.
Может быть, следователь Комельо прав? Если труп, найденный в канале, и Омер Калас – одно и то же лицо, форсированный допрос его жены может дать очень ценные сведения. Очная ставка с Антуаном, парнем на велосипеде, тоже не прошла бы безрезультатно, прикажи Мегрэ вовремя его задержать.
– Что же нам делать? – тихонько спросил Лапуэнт, оробевший от мрачного вида Мегрэ.
– Пошли.
– Машину взять?
– Да.
– Куда поедем?
– На канал.
Мегрэ хотел по пути поручить инспекторам 10-го округа разыскать в квартале рыжеволосого человека со следами ветряной оспы по имени Дьедонне.
Машина с комиссаром и Лапуэнтом за рулем пробиралась в потоке автобусов и грузовиков и уже подъезжала к бульвару Ришар-Ленуар, где неподалеку жил Мегрэ, когда комиссар внезапно сказал:
– Сворачивай к Восточному вокзалу. Лапуэнт удивленно посмотрел на начальника.
– Может, это ничего и не даст, но я хочу проверить. Нам говорили – Калас уехал в пятницу после обеда и взял с собой чемодан. Предположим, он вернулся в субботу. Если его убили и разделили на части, надо было освободиться от чемодана. Уверен, что на набережной Вальми больше нет ни чемодана, ни одежды, которую он, надо думать, брал с собой в поездку.
Лапуэнт следил за мыслью Мегрэ, кивая головой.
– В канале ни чемодана, ни одежды не нашли, тогда как убитого предварительно раздели.
– И голову тоже не нашли, – уточнил Лапуэнт. Предположение Мегрэ не содержало ничего оригинального. Когда виновные в убийстве лица хотят отделаться от компрометирующих предметов, они, в шести случаях из десяти, сдают их в камеру хранения.
Восточный вокзал был в двух шагах от набережной Вальми. Лапуэнт с трудом отыскал для машины свободное местечко у тротуара, после чего они с комиссаром прошли в зал ожидания.
– В пятницу, во второй половине дня, вы дежурили? – спросил Мегрэ у служителя в камере хранения.
– Только до шести вечера.
– В тот день было много народу?
– Не больше, чем обычно.
– У вас есть еще невостребованные вещи из тех, что были сданы в пятницу?
Служащий повернулся к стеллажам, на которых вытянулись в ряд тюки и чемоданы.
– Два места, – ответил он.
– Они принадлежат одному и тому же лицу?
– Нет. Номера разные. К тому же я вспомнил, что эту корзину, закрытую полотном, сдавала толстая женщина, от нее еще пахло сыром.
– Корзина с сыром?
– Не знаю. Впрочем, нет, теперь уже не пахнет.
– А второе место?
– Коричневый чемодан.
Он указал пальцем на дешевый, потертый чемодан.
– На нем нет ни имени, ни адреса?
– Нет.
– Вы не помните, кто его сдавал?
– Я могу ошибиться, но мне вроде помнится, что это был деревенский парень.
– Почему деревенский?
– Да вид у него был такой.
– Может быть, потому, что у него было румяное лицо?
– Может быть.
– Как он был одет?
– На нем, кажется, были кожаная куртка и фуражка. Мегрэ и Лапуэнт переглянулись: оба подумали об Антуане Кристене.
– В котором часу это могло быть?
– Около пяти. Точнее, чуть позже, потому что в это время пришел скорый из Страсбурга.
– Если за этим чемоданом придут, немедленно позвоните в полицейский участок, что на набережной Жемап.
– А если этот тип испугается и удерет?
– В любом случае мы будем здесь через несколько минут.
Было только одно средство установить принадлежность чемодана – съездить за г-жой Калас и показать ей его. Она равнодушно посмотрела на входящих в кафе Мегрэ и Лапуэнта и пошла к стойке, чтобы принять от них заказ.
– Мы сейчас не будем пить, – сказал Мегрэ. – Мы пришли за вами, чтобы вы опознали один предмет, который находится недалеко отсюда. Мой инспектор поедет с вами.
– А кафе нужно закрыть?
– Не стоит, я останусь здесь, а вы вернетесь через несколько минут.
Она не взяла шляпу, только надела туфли вместо шлепанцев.
– Вы сами будете обслуживать клиентов?
– Надеюсь, мне не придется этим заниматься. Когда машина с Лапуэнтом и г-жой Калас уехала, Мегрэ еще с минуту постоял на пороге. На губах его появилась улыбка. Впервые за годы службы он остался один в маленьком кафе как бы в роли его владельца. Мысль эта так понравилась Мегрэ, что он забрался за стойку и принял традиционную позу хозяина парижского бистро.
